ощущался не жар, а ласковое тепло, словно сидела не на камне, а на боку у
чего-то живого, полусонного и доброго.
горячее трепетало в левом боку. Слабо-слабо, словно птенец в кулаке.
разбудила!"
себе, от всего, что накопилось в душе за годы серой, натужной жизни, она
разревелась.
ладонью и лишь тогда открыла глаза. Луч поднявшегося над озером солнца ударил
прямо в лощину. Вспыхнули капли росы на темных листьях ольхи. И сразу же мир
взорвался пением птиц.
полной грудью чистый, как солнечный свет, воздух. По телу прошли мурашки,
показалось, что поток солнечных лучей проходит сквозь него и оно, каждой
клеточкой впитав свет, уже само способно излучать это ласковое и всепроникающее
свечение.
умный и добрый из всех, кто у нее был. - Врилль - священный огонь, энергия
жизни".
ней. Хотелось жить и дарить жизнь.
оказалось перемазанной бурой жижей. Ольга оглянулась на камень. Его гладкая
поверхность тоже была в жиже. Липкие студенистые комки собрались в раздвоенной
ложбинке, рассекавшей гладкую макушку камня.
отдернула перемазанную в темной жиже руку.
жижей. Это была не ее кровь. Не может из живого человека вытечь столько.
не казалась уже зловещей и страшной. Просто заболоченный ольховник с поляной и
камнем в центре ее.
стали ватными.
вздрогнула, взгляд сам собой упал на куст, росший прямо за камнем. Потом ниже.
блестела от еще не засохшей крови. На левой половине груди одежда была
распорота. В остром клинообразном разрезе белела кожа. И посреди этого белого
пятна чернел крест с кровавыми сгустками по краям.
конец лощины. Лишь выбравшись из нее, остановилась. Упала на колени, тяжело,
загнанно дыша. Слева поднимался склон Николиной горы. Там лагерь. Люди. Дорога
в поселок. Справа склон Чудова холма. На его вершине стоял монастырь. На фоне
неба ярко горели маковки куполов.
но она никак не могла сообразить - куда.
игумену. Убитый был монахом. Это только сейчас до нее дошло. Монахом.
руки о мокрую траву. Бежать было далеко. И не в силах больше терпеть она
закричала:
законсервированный двенадцать лет назад. Псевдоним источника - "Петр".
источником "Петр" разрешаю.
после ночного ливня, спутавшиеся зеленые пряди липли к сапогам, обвивали ноги.
Склон был пологий, кое-где вода собралась в лужи, отсвечивала мутным стеклом.
Высоко в небе залился песней жаворонок. Человек остановился и закинул вверх
голову.
складки в углах рта, голубые, с прищуром глаза. Он был одет в полувоенную
униформу российских дачников: камуфляжную куртку, темные брюки с накладными
карманами и высокие армейские бутсы.
вершины, только торчал белый шпиль звонницы. Луч солнца вспыхнул на золоченой
маковке, как язычок огня на кончике свечи. Человек наскоро перекрестился,
свернул с раскисшей тропинки и зигзагом стал подниматься вверх. Ноги ставил
"лесенкой", крепко вдавливая ребро бутс в мокрую землю.
куртку, незаметно поправил сбившуюся кобуру, наполовину застегнул "молнию".
Тропинка через десяток метров упиралась в ворота монастыря.
казался парящим над равниной. Здесь, вблизи, он неожиданно отяжелел, не хватало
взгляда, чтобы проследить весь изгиб стены, сложенной из тяжелых черных камней.
Монастырь, как кряжистый дуб, на века ушедший корнями в холм, властно довлел
над округой, только свеча звонницы легко устремлялась в небо и, как на кончике
свечи, на ее маковке горел золотой огонек. Человек уважительно покачал головой,
осмотрев мощную кладку стен, сработанную из больших валунов, подогнанных так,
что между ними не то что палец - спичку не просунешь. Монастырь, казалось, за
века сросся с холмом.
у ворот. Только теперь перед стариком стояла молодая женщина, одетая в легкое
летнее платье. Она что-то говорила игумену, нервно теребя кончики черного
платка, а тот слушал, положив подбородок на клюку. Человек решил не мешать им,
достал из нагрудного кармана пачку сигарет, отвернулся; закурил, блаженно
выпустив дым;
лесом, плавно спускался к озеру. Зеленое море травы припорошило желтым и
васильковым бисером, кое-где тускло отсвечивала застоявшаяся в лужах вода.
пробормотал:
строить. - Он бросил взгляд на холм справа, был он гораздо ниже, со словно
срезанной вершиной, густо поросшей кустарником. Судя по редким, скрюченным
деревцам и густой темной траве, подступы к холму были сильно заболочены.
Человек мысленно прикинул расстояние, траекторию огня, возможность скрытного
выдвижения к монастырю и недовольно поморщился. - Умели раньше строить, -
повторил он.
монастырь в бинокль. Человек снял с головы армейское кепи, трижды провел
ладонью по седым волосам. Блик еще раз вспыхнул и пропал.
модификации знаменитого АК-47, помповое ружье и арбалет, принятый на вооружение
американским спецназом. Все легально оформленное и хорошо пристрелянное. Запаса
патронов и квалификации стрелков хватило бы, чтобы организовать в окрестностях
малую партизанскую войну.
неотвратимости наказания, туризм по родным просторам превратился в занятие для
самоубийц. Да и в городах не лучше. В любой момент, как на войне, жизнь может
поставить тебя перед вопросом: либо - ты, либо - тебя. И не позавидуешь тому,
кому нечем будет ответить.
на которой выживают лишь трусы, сумевшие спрятаться за спинами других, и те,
кто, не раздумывая о высоких материях, успевает выхватить оружие первым и
решить вопрос "кто кого" в свою пользу. Остальных, не умеющих себя защитить,
жизнь затаптывает в грязь, превращает в тягловый скот или пушечное мясо. Ни
трусом, ни тягловым скотом человек себя никогда не считал. Несмотря на возраст,
в рукопашной схватке он мог дать фору тем-молодым ребятам, что остались на
катере, один на один или один против трех - без разницы; о других, менее
подготовленных, даже речи вести не стоило. Для более серьезных вариантов, когда
физической силы не хватит, в кобуре под курткой грелся короткоствольный кольт.
темно-зеленой раме. Лес, у дальнего берега подступавший к самой воде, по
пологим холмам уходил к самому горизонту.
человека в полувоенной форме, он отлично знал, что убивают везде: для смерти
нет ни святых, ни заповедных мест. Где есть жизнь, там - и смерть.
изучать местность. Справа правильной опрокинутой чашей темнел бок Николиной
Акунин Борис
Роллинс Джеймс
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Юрьев Сергей
Перумов Ник