Чтение 3–й страницы книги ~Темнее дня~

- Да, сэр. Просто заметки делала. Загогульки. В форме сжатых постнотаций.

- Которые при сохранении конвертируются в слова. Электромагнитным образом конвертируются. - Джек Бестон повернулся к женщине справа от Милли. - Зеттер? У вас включено?

- Да. - Она расстегнула куртку, пригляделась к чему-то внутри и сморщила тонкий носик. - У нее тоже. Я ловлю и записываю. Не интерпретирую, но обработать будет несложно. Когда мы не под экраном, радиус приема составляет по меньшей мере пять километров.

- Что с таким же успехом можно считать бесконечностью. Оглянитесь вокруг, Милли Ву. Видите вы, чтобы здесь кто-нибудь электронные заметки делал?

Милли огляделась. В ответ - нейтральные взоры, если не считать скорбно поджатых губ Ханны. "Извини, - словно бы говорила она. - Мне следовало тебя предупредить".

- Нет, сэр.

- И не увидите. Здесь объект максимальной секретности. Мы не позволяем никому получать сведения о нашей работе. Мы должны стать первыми, кто поймает и расшифрует сигнал со звезд, и ничто не должно нас остановить. Понимаете?

- Да, сэр. - Милли с великой опаской добавила: - Я хочу быть в составе группы, которая первой добьется цели. Вот почему я прибыла именно сюда.

- И чертовски правильно сделали. Умеете вы писать вручную, на бумаге?

- Да, сэр, умею. - Слава Всевышнему за дядюшку Эдгара и его настойчивость в связи с необходимостью для Милли старомодного образования.

- Тогда, если вы хотите делать заметки, вы будете делать их именно так. Передайте мне эту штуковину.

Он взял записную табличку и небрежным жестом стер оттуда все - включая то, что Милли записала для себя о географии и функционировании станции Л-4 "Аргус".

- Если хотите записывать, - повторил Бестон, - пишите на бумаге.

- Да, сэр. - Он уже отворачивался, когда Милли добавила: - Но на табличке запись непрерывная. А что мне делать с бумажными заметками?

Людоед резко к ней развернулся.

- Выучивайте их или переносите информацию в файл под экраном. В любом случае первоначальные заметки должны уничтожаться. Жгите их, жуйте, глотайте, суйте в задницу - мне безразлично. Просто избавляйтесь от них - и по-быстрому. Я даю вам только один шанс, Милли Ву. Второго вы не получите.

И он опять отвернулся.

- Польдиш. Вчера был крайний срок для анализа "перспективных паттернов". Ничего такого я у себя на столе не увидел.

Польдиш, жирный и краснолицый, сделался совсем пунцовым.

- Они не вполне закончены. Видите ли, из-за отвлечения ресурсов моей группы на защиту от Невода...

- За все ваши причины я левого яичка вонючей крысы не дам. Если какую-то часть работы не удается закончить вовремя, вы говорите мне об этом до, а не после, Польдиш. Жопа вы конская. Я с вами отдельно поговорю.

"Отдельно поговорю, - подумала Милли. - Но сперва я должен публично тебя унизить, да еще с такими животными метафорами". Тем временем Ханна повернулась к Милли и, когда никто не смотрел, быстро ей подмигнула. Похоже, она хотела сказать: "Вот видишь, не так все и страшно". Милли сомневалась, что она с этим согласна. Разве ради этого она покинула Ганимед? Ради этого она сдала свое трехлетнее чемпионство в Сети Головоломок и отказалась от шанса перейти с уровня Подмастерий на уровень Мастеров? Если так, то она как пить дать с ума сошла.

- Поговорим после, - одними губами шепнула ей Ханна.

Джек Бестон воистину был нанимателем равных возможностей. Милли точно не считала, но судя по всему, до конца собрания все присутствующие подверглись персональному разносу с обильным использованием животных метафор. С Ханны сняли стружку за то, что она не сумела устроить новому члену персонала надлежащий инструктаж. Даже Зеттер, которая, похоже, совсем не имела то ли имени, то ли фамилии, удостоилась сопоставления с безрогой козой за неспособность вовремя просканировать помещение на предмет электронных устройств и устранить записную табличку Милли еще до ее включения. На безрогую козу от Бестона женщина ничего не ответила, но ее острая мордочка побледнела, а темные глаза посулили Людоеду мучительную смерть.

- Ничего-ничего, - сказала Ханна, уводя Милли после собрания. - Вполне нормальный старт для недельной работы. Пойдем посмотрим, не цепляют ли чего-то нового наши датчики.

- Он просто ублюдок.

- Конечно, ублюдок. Но я бы не советовала тебе так говорить. Это слово здесь зарезервировано для знаменитого главы проекта "Цербер", что в юпитерианской точке Л-5.

- Сидя на собрании, я как раз думала, что лучше бы я туда, а не на станцию "Аргус" устроилась.

- Не слишком удачная мысль. Там было бы не лучше. Вообще-то Филип Ублюдок похитрей и пообходительней Джека Людоеда, но я слышала, что в совместной работе он еще худшее дерьмо.

- Тогда они друг друга стоят. Им бы вместе работать.

- Когда-то они работали вместе. Насколько я слышала, это было идеальное сочетание. Филип, предельно подлый и пронырливый, лучше в теории, а у Джека перевес, когда дело до разработки детекторной аппаратуры доходит. Но Джек на два года младше Филипа, а знаешь, как это у братьев бывает. Филип с малолетства привык Джеком командовать, но когда Джеку стукнуло девятнадцать, он такого уже потерпеть не смог.

- И решил все это удовольствие по тарелкам разлить?

- Возможно. Но ты сейчас возмущена из-за того, как он с тобой обошелся. Пусть это тебя не раздражает. Разве ты не слышала, как он со всеми разговаривает?

- Мне наплевать. Ни у кого нет права так разговаривать с людьми.

- Джек считает, что у него есть такое право.

Они уже входили в главный зал, где проводился прием сигнала и первоначальное сканирование. На пороге Ханна помедлила.

- Подожди, Милли. Там нас смогут услышать, а я хочу сказать тебе кое-что наедине. На вид ты достаточно молода, чтобы сойти за сущего ребенка со свежим личиком, но это тебя не спасет. Джек Бестон находит тебя привлекательной - да-да, это так, и не спорь. Я знаю все признаки. А насколько я могу судить, две главные страсти в его жизни - это поиск внеземного разума и обольщение новеньких сотрудниц. Ты, конечно, можешь запросто отказаться...

- Я дьявольски запросто откажусь!

- ...но Джек не очень легко принимает слово "нет" за ответ. Кроме того, если ты найдешь его привлекательным и с ним переспишь, ты вскоре выяснишь, что никаких дополнительных внепостельных привилегий это не дает. От Джека Бестона особых милостей не жди. Когда дело дойдет до работы, он опять будет Людоедом.

- Ты все это доподлинно знаешь?

Уголки сверхподвижного рта Ханны за долю секунды приподнялись и опустились.

- Поверь мне, Милли, я знаю. И не трудись говорить, что я поступала глупо. Потому что я так не считаю. Здесь особо нечем заняться помимо работы, а ДБ не держит обид, когда все кончается. И я тоже. Я просто советую тебе быть внимательнее. Ручаюсь, он сегодня же явится почву зондировать. Продолжай его ненавидеть, и все будет замечательно. А вот если ты почувствуешь симпатию к дьяволу, считай, что ты в беде.

Ханна не дала ей шанса на дальнейшие расспросы и быстро прошла в огромный куб главного зала. Поначалу Милли за ней не последовала, поскольку уже там бывала. Но затем ей снова захотелось ощутить священный трепет, покалывание благоговейных иголочек, поднимающееся вдоль позвоночника прямиком в задний мозг.

Ибо в этом зале было то самое, что так ее манило. Здесь сливались тридцать четыре миллиарда отдельных сигналов, отобранных из узких частей спектра нейтрино и электромагнитной энергии, из всех небесных секторов. Здесь эти мириады сигналов просеивались, сортировались и проверялись на предмет аномалий, что стояли особняком, отклонений, которые так и взывали: "Посмотри на меня, посмотри! Я послание со звезд!"

Шесть лет тому назад, когда ей стукнуло семнадцать, Милли столкнулась с другим посланием, тем, что возникло на самой заре СЕТИ. Полтора столетия тому назад Фрэнк Дрейк послал своим коллегам набор нулей и единиц, предлагая им этот набор расшифровать. Никому их них этого сделать не удалось.

А вот Милли удалось. От первичных факторов набора цифр она продвинулась сначала к картинке, затем к интерпретации. И ее нынешнее присутствие в главном зале станции "Аргус" имело прямую связь с эмоциональным порывом того дня. Там была развилка на ее личной дороге, момент, когда радостная перспектива стать Мастером Сети Головоломок померкла перед вызовом, таящемся в послании со звезд.

Правда, никакого гарантированного сигнала здесь не было, но на его месте оказалось почти бесконечное множество возможных. Распределительная система наблюдения вокруг станции Л-4 "Аргус" по-прежнему разрабатывала древнюю скважину ранних исследователей - участок между спектральными линиями нейтрального водорода и гидроксильного радикала, куда добавлялась зона резонансного захвата нейтрино, регион, о котором на заре СЕТИ никто даже и не мечтал.

Работа приобрела новую сложность, когда уже нельзя было сказать с уверенностью, что возможный сигнал действительно является сигналом, а детекторная аппаратура последовательно становилась все более изощренной. Есть ли там что-либо? Сейчас на этот вопрос было еще сложнее ответить. Милли задумалась о сравнении. Что было труднее расшифровать: сигнал, посланный людям людьми, намеренно запутанный и бросающий вызов их изобретательности, но с обещанием, что это именно сигнал? Или послание со звезд, задуманное как ясное, силящееся быть услышанным, желающее быть прозрачным по смыслу и отправленное любой иной форме жизни, которая сможет его принять?

Что бы Фрэнк Дрейк сказал сейчас, будь он здесь, чтобы оценить свое наследство? Первоначальное прослушивание производилось только для двух звезд, тау Кита и эпсилона Эридана, на самом минимуме радиочастот, в течение периода времени, который составлял всего лишь одно деление на великих небесных часах. Скорее всего, Дрейк бы просто покачал головой и улыбнулся себе под нос. Он был ученым и реалистом, но глубоко внутри у него сидела искорка чудачества, которая и сподвигла его дать своему проекту название "Озма" - название, в которая самая чуточка магии сочеталась с намеком на экзотическую загадку. Пожалуй, скорее чем удивиться, Дрейк испытал бы разочарование от того, что они так долго и так тщательно искали - и ничего не нашли.

"Пока ничего, - подумала Милли. - Где же они? Будь терпелив, Фрэнк, и ты, старина Энрико Ферми, тоже. Они там есть. И мы обязательно их найдем".

Меньшее помещение за главным залом, где теперь стояла Милли, было по контрасту с ним полностью заэкранировано от внешних сигналов. Именно туда отправлялись на анализ аномалии, десятки и сотни потенциальных посланий со звезд, ежедневно отбиравшихся из необработанных входных сигналов. Одним из самых любопытных результатов теории информации является то, что возможная информация, несомая внутри сигнала, прямо пропорциональна его случайности, его непредсказуемости. Если что-то полностью предсказуемо, вы по определению в точности знаете его содержание, и оно вам ничего нового не скажет. С другой стороны, если входящий сигнал полностью непредсказуем, то в принципе каждая отдельная частичка содержащихся в нем данных представляет собой потенциальное сообщение. Должна присутствовать четкая линия: достаточно закономерностей, чтобы объявить о разумной компоновке (последовательность простых чисел, теорема Пифагора, последовательность квадратов целых чисел, цифры числа "пи"), и в то же время достаточно вариаций, предлагающих более специфическую информацию. Но как мог внеземной разум эту линию провести?

Милли пересекла главный зал и встала на пороге внутреннего святилища. Ханна куда-то исчезла. Милли какое-то время ее не искала и теперь понятия не имела, куда она могла деться. Впрочем, это было неважно. На данный момент у Милли не было ни малейшей потребности в чьей-либо компании. Она находилась в самом узле, фокусе потока информации, что струилась сюда со всех космических направлений и расстояний, из пределов нашей галактики и извне. Здесь царила тишина, но внутреннее ухо Милли уловило шум могучей и стремительной реки данных, питаемой дождем со всей вселенной.

Что теперь Милли Людоед с его приступами паранойи и грубыми манерами? К черту Джека Бестона. Она не ради него сюда явилась. Ради вот этого.

Милли направилась было к одному из рабочих мест, где она смогла бы ухватить пучок аномалий и проанализировать их на предмет того, не указывает ли там что-нибудь на целенаправленный сигнал, и в этот самый момент она увидела Джека Бестона. Он стоял в самом центре помещения, метрах в десяти от Милли. Судя по всему, Людоед понятия не имел, что она тоже там. Слегка наклонив голову, он смотрел куда-то вверх. Зеленые глаза были полузакрыты, превратившись в узкие щелки. Выражение лица ничем не походило на то, которое Милли так возненавидела на отчетном собрании. На этом лице выражалась безумная увлеченность, предельная сосредоточенность и странная тоска.

А самое странное, Милли смогла это выражение прочесть. Джек Бестон слышал космический рев кружащейся галактики, что врывался отовсюду. Но он к этому реву не прислушивался. Всем сердцем и душой он пытался поймать нечто, чего он никак не мог услышать. "В самом сердце смерча - тонкий голосок".

Джек Бестон хотел услышать послание со звезд - то единственное и неповторимое, которое скажет ему, что вся его духовная посвященность и тяжкий труд были не напрасны.

Милли внезапно смогла увидеть Джека насквозь так же ясно, как если бы его изнутри молния подсвечивала. Она смотрела и понимала. Она и сама точно так же стремилась услышать тот тонкий голосок. Она чувствовала свою неразрывную связь с этим человеком.

И, нравилось ей это или нет, но Милли ощутила внутри себя первое, едва заметное шевеление симпатии к дьяволу.

ЗЕМЛЯ, ГОД 2097,

ДЕНЬ НЕВОДА МИНУС ОДИН

День Невода должен был стать колоссальным событием в системе Юпитера, пожалуй, еще более колоссальным в троянских точках Л-4 и Л-5, а самым главным было то объединяющее влияние, какое ему предстояло оказать на всю стремительно расширяющуюся Внешнюю систему.

Однако на Земле, расположившейся поближе к Солнцу и спустя тридцать лет все еще залечивающей старые военные раны, День Невода не мог соперничать с другими заботами.

Такими, к примеру, заботами, как тестирование для приема на работу во Внешней системе. Письменная его часть прошла тремя неделями раньше. Устное собеседование должно было состояться через час, и проводить его предстояло персоне, прибывшей на высокоскоростном корабле аж с самого Ганимеда. Янина Яннекс уставилась на восток в сторону восходящего солнца и задумалась, стоит ли ей вообще с этой персоной встречаться. Наверняка были десятки, даже сотни тысяч точно таких же претендентов. Менее одной тысячи пройдет испытание и покинет Землю ради курса обучения во Внешней системе. Причем подавляющее большинство этих счастливчиков составят юнцы лет двадцати с небольшим или еще моложе, тогда как Янине с Себастьяном было уже прилично за тридцать.

Янина сидела на восточном краю платформы "Глобальных минералов" - на самом-самом краешке, только чтобы оттуда не сверзиться. Ноги ее болтались в холодной соленой воде восточного шельфа Мальвинских островов. За спиной у Янины негромкое тумкал громадный экстрактор. Верхняя часть этого гиганта изгибалась, становясь метровой толщины магистралью, что стрелой уходила на юго-запад, мимо Фолклендских островов, до самого побережья у Пунта-Аренаса.

Хребет экстрактора нырял точно сквозь середину платформы "Глобальных минералов", доходя до самого океанского дна. Янина и Себастьян, согласно их должностным инструкциям, были "ответственными за функционирование экстрактора" в течение утренней смены, от которой теперь остался всего лишь час. На практике же получалось так, что о любой перемене в работе экстрактора, утечке газа или уменьшении потока метана объявляла сирена, достаточно громкая, чтобы пробудить мертвеца. А затем проблема по определению выходила из сферы ответственности Яны и Себастьяна. Им лишь требовалось немедленно бежать со всех ног и будить вышестоящего работника "Глобальных минералов" - если, конечно, он каким-то чудом весь этот тарарам проспал и уже на палубе не появился.

Солнце уже было достаточно высоко над горизонтом, но здесь, в месяце июле на пятидесяти градусах южной широты, ветер с зимнего океана Южной Атлантики оставался свежим весь день. Яна вынула босые ноги из ледяной воды, осмотрела чуть ли не как у обезьяны длинные пальцы, остудившиеся теперь до синевато-красного оттенка, и нижним краем свитера их вытерла. Она уже слишком долго здесь просидела, размышляя в предрассветной дымке. Ей предполагалось быть оптимисткой, активисткой, хозяйкой собственной судьбы типа "как захочу, так и будет". Только вот сложно было всем этим быть, когда ты чувствовала, что следующие несколько часов принесут тебе одни разочарования. И если так реагировала она, что же тогда испытывал Себастьян?

Яна обулась, не без труда распрямила конечности и по десятиметровой лесенке взобралась на главную палубу платформы. Найти Себастьяна было несложно. Лишенный вкуса Яны к легкому мазохизму, он всегда забивался в самую теплую и защищенную точку платформы, которая одновременно предлагала ему максимально широкий угол верхнего обзора.

Сегодня Яна нашла Себастьяна на западной стороне экстрактора, славно защищенной от ветра. Не желая себе никаких тягот, он валялся там на спине и глазел в небо.

- Ну что? - спросила Янина.

Не глядя на нее и даже словно бы не осознавая ее присутствия, Себастьян негромко произнес:

- Скопление к северо-востоку. Тройной слой, высококучевые над слоисто-кучевыми поверх дождевых, все движутся в разных направлениях. Направление ветра на каждой высоте иное. Через час будет дождь, могу спорить.

Яна не хотела ни спорить, ни глядеть на северо-восток или в любых других направлениях. Облака всегда оставались облаками - и дело с концом. Подойдя к Себастьяну, она тревожно над ним нависла.

- Я не про погоду, Себастьян. Про собеседование.

- А что с ним такое?

- Оно уже меньше, чем через час. Я нервничаю.

Он медленно сел. Себастьян все делал медленно, так что Янине порой страшно хотелось на него наорать. Иногда она так и делала. Но это ничего не меняло.

- Ты совершенно напрасно нервничаешь. - На его круглом как Луна лице сияла улыбка. - Если мы не пройдем, работа у нас все равно останется.

Да уж, работа. Работа, с которой вполне мог справиться какой-нибудь автомат. Работа, которая требовала так мало твоего умения и энергии, что человек вроде Себастьяна мог целыми днями валяться и радостно глазеть на вечно меняющиеся скопления облаков над Южной Атлантикой, и никто из начальства ни о чем его не спрашивал. Тупиковая работа для любого землянина, тогда как Внешняя Система отчаянно нуждалась в людях, пусть даже за пределами Пояса их подбирали с такой привередливостью, что кандидат с Земли чувствовал себя членом колонии прокаженных, пробующим в элитные массажисты устроиться.

Ничего этого Яна не сказала. Если по-честному, она просто не смогла. Ведь именно она настаивала, она подпихивала, умасливала и улещала, пока Себастьян не согласился с тем, что им двоим следует попробовать наняться на работу во Внешней системе, причем единой командой. Они были примерно одного возраста, но еще со времени их спасения из разгромленного северного полушария и переезда в лагерь для перемещенных лиц Яна чувствовала себя кем-то вроде его матери. Пожалуй, если бы она попробовала наняться одна, ее шансы бы увеличились, но на это она никак пойти не могла. Кто бы тогда присматривал за Себастьяном? Он был совсем неглупый, и наплевать, что по этому поводу говорили другие. Но он был странный, и этого нельзя было отрицать. Себастьяна спасли маленьким мальчиком, но даже теперь, в свои тридцать пять, он оставался во многом как ребенок.

- Нас будут расспрашивать как единую команду, - осторожно сказала Яна. - Пообещай мне одну вещь.

- Обещаю.

- Ты еще не знаешь, что это. Пообещай мне, что будешь говорить. А то, когда мы на эту работу устраивались, ты просто как большая дохлая рыба сидел.

- Но ведь мы получили эту работу. - Себастьян опять улыбался, нежно и беззаботно. - Ладно, я буду говорить. Или попытаюсь.

- Тогда хорошо. Давай хотя бы попытаемся выглядеть представительно. - Улыбаясь Себастьяну в ответ, Яна протянула руку, чтобы помочь ему встать. Она любила Себастьяна, и она всегда будет его любить. Не в сексуальном смысле, конечно - от этой мысли Яну аж передернуло, - но как самого близкого члена семьи, какого она когда-либо знала. Ее родители, как и родители Себастьяна, остались безликими и безымянными, входя в те семьдесят процентов одиннадцатимиллиардного населения Земли, что погибли в первые же несколько минут Великой войны. В принципе, Яна уже тогда была достаточно взрослой, чтобы помнить отца и мать, но первым ее воспоминанием был пугающий самолет, за которым последовала горячая еда в лагере для перемещенных лиц под Гусвиком. А до этого - совсем ничего.

Выяснилось, что собеседование будет проводить женщина, а не мужчина. Худая, рыжеволосая, с тонкими, напряженными губами. Она носила темно-зеленую форму гражданского чиновника Внешней системы и казалась настолько же смущенной, насколько Яна нервозной.

- Итак, Янина Яннекс и Себастьян Берч, - начала женщина. - Горнорабочие. - Этому слову она придала колоссальный акцент. Дальше чиновница хмуро взглянула на экран своего персонального компьютера, после чего внимательно изучила всю стометровую плавучую платформу "Глобальных минералов" и бесконечную водную гладь по ту ее сторону. Собеседование она решила проводить прямо на палубе, хотя небо становилось все темнее, и пророчество Себастьяна о дожде казалось все более правдоподобным. - Вы указали себя как горнорабочих?

- Да, все верно. - Янина бросила гневный взор на Себастьяна. Кроме через силу выдавленного приветствия, он пока еще ни слова не произнес.

Тогда женщина, которая представилась как доктор Вальния Блум - директор Вальния Блум, глава научно-исследовательского центра на Ганимеде, - спросила:

- Вам не трудно было бы пояснить?

- Нет, не трудно. - Яна в ожидании взглянула на Себастьяна. Тот опять молчал как рыба, и в конце концов ей пришлось продолжить: - Это займет несколько минут.

- Через несколько минут нешуточный дождь пойдет, - вдруг разродился Себастьян.

Вальния Блум, судя по всему, не особенно поверила и внимательно оглядела затянутое облаками небо. А Янина задумалась, видела ли эта женщина когда-нибудь дождь. Ни на Ганимеде, ни где бы то ни было еще во Внешней системе никаких водяных дождей не бывало. На Венере шел дождь серной кислоты, а на Титане падали капельки углеводородов. На Тритоне, читала Янина, имелись гейзеры жидкого азота, но их едва ли можно было причислить к дождю. Себастьян не сводил безучастного взора с Вальнии Блум, которая наконец сказала:

- Насчет дождя посмотрим. Пожалуйста, рассказывайте. И покороче.

Яна кинжальным взглядом впилась в Себастьяна. Этот взгляд откровенно приказывал: "Говори!" После долгого молчания она почувствовала, что говорить придется ей.

- Получилось так, что главные залежи материкового ископаемого горючего на Земле всегда находились в северном полушарии, которое по-прежнему необитаемо. Уголь под ледниковым покровом Антарктиды также недоступен. Однако южное полушарие сейчас переживает бум. Таким образом, существует громадная потребность в энергии и пластических материалах, но нет способа ее удовлетворить.

- Мне казалось, вашу энергетическую проблему своими термоядерными реакторами типа "мобиль-кроха" решил Сайрус Мобилиус.

- Да, он это сделал, но только для всего, что может управиться с восемью мегаваттами и выше. Однако быстро развивающиеся южные регионы испытывают потребность в небольших портативных блоках, генерирующих всего-навсего несколько киловатт. И вот эта конструкция данную потребность удовлетворяет.

Яна указала на экстрактор, торчащий из центра платформы "Глобальных минералов", и убегающий на юго-запад трубопровод. Доктор Блум непонимающим взором на все это дело уставилась.

- Метан, - произнес Себастьян за долю секунды до того, как Янина почувствовала, что снова должна взять на себя инициативу. "Слава Богу! - подумала она. - Наконец-то хоть слово!" Однако больше одного слова ожидать ей, похоже, не стоило. Наконец Яна продолжила:

- Внизу, на дне моря, есть метан. Триллионы и триллионы тонн.

- Но метан легче воды. А атмосфера Земли... - Вальния Блум хмурила брови, усиленно припоминая курс химии, - в основном состоит из азота и кислорода. И тот, и другой газ легче метана. Он просто не может находиться на дне океана.

- Да, не может. В смысле, он там есть, только он не хранится в газообразной форме. Он хранится в виде клатратов метана - структур, которые имеют четыре молекулы метана, сцепленные в стабильную форму тремя молекулами воды. При температуре глубокого океана, около четырех градусов Цельсия, клатраты метана - твердые вещества. И их плотность выше, чем у воды, так что если они образуются на океанском дне, они не всплывают на поверхность. А все, что тонет с поверхности, разлагается и производит метан.

Доктора Блум, похоже, не слишком вдохновила нарисованная Яной картина всеобщей порчи и разложения, уникальная для Земли. Другие, порядочные миры, говорило выражение ее лица, держат свое гниение и переработку отходов подальше от цивилизованной жизни. Однако она кивнула, и Яна продолжила:

- Таким образом, если учитывать весь метан, образовавшийся в результате разложения, плюс природный апвеллинг первичного метана, на морском дне содержатся колоссальные его количества. Хотя, конечно, часть массы составляет вода, входящая в состав клатратов. Итак, у нас есть эти громадные клатратные залежи, сотни километров в ширину и десятки метров в глубину. Все, что мы... вернее все, что вот эта конструкция делает, - она указала на экстрактор, - это доводит свой хребет до клатратных залежей и немного их разогревает. Высвобождающийся при более высоких температурах метан поднимается к поверхности, после чего уходит по магистрали.

Ганимедская чиновница явно была обрадована. Впервые она заулыбалась.

- Итак, вы горнорабочие, - сказала доктор Блум. - Пожалуй, можно вас так назвать.

- И знаете, что, - продолжила Яна. - Теперь, когда я об этом задумываюсь, мне кажется, что тот же самый метод может сработать в системе Юпитера для Европейского океана. Там есть жизнь, там происходит разложение, там масса воды.

Это замечание имело куда меньший успех. Улыбка Вальнии Блум сделалась застывшей, а затем сменилась откровенно нахмуренными бровями.

- Мне казалось, даже во Внутренней системе... - "примитивной" Внутренней системе, подразумевал тон чиновницы, - хорошо известно, что Европа представляет собой запретную зону. Аборигенная форма жизни была там обнаружена пять лет тому назад. Мы категорически не желаем, чтобы единственная известная на данный момент инопланетная форма жизни оказалась заражена в погоне за малой промышленной прибылью.

Себастьян открыл рот. Янина почти не сомневалась, что он выбрал этот наихудший момент, чтобы заспорить с директором научно-исследовательского центра. Это могло разом свести к нулю все то хорошее впечатление, которое им, может статься, удалось произвести. Она не сумела придумать никакого способа его заткнуть, но тут, точно дар с небес, две тяжелые дождевые капли ударили ее по левой щеке, а одна - прямиком по носу.

- Вот уже и дождь, - сказала Яна. - Как Себастьян и предсказывал. Давайте спустимся в каюту, пока мы все не промокли.

"И, - подумала она, - быть может, по пути у меня появится возможность отвести этого несчастного рохлю в сторону и объяснить ему, что говорить о том, о чем не следует, хуже, чем не говорить вовсе".

Эх, благие пожелания...

По дороге вниз доктор Вальния Блум липла к Себастьяну почище вакуумного насоса, пока они все трое не упаковались в крошечную комнатенку, служившую убежищем для младших членов бригады.

Очевидно, там чиновница достигла нового пункта своей программы, поскольку, словно бы молча прислушавшись к какой-то внутренней подсказке, раскрыла папку и подтолкнула ее вперед.

- Это ваши?

- Да. - Янина узнала документы своего письменного тестирования - как ответы на стандартный набор вопросов, так и сочинение на свободную тему. Она тогда рискнула рассмотреть экономический рост спутников Юпитера со времени первой колонизации, а затем использовала это для соответствующих проекций на развитие систем Сатурна и Урана.

Яна ожидала по меньшей мере комментария, но доктор Блум просто хмыкнула, взяла вторую папку и положила ее перед Себастьяном.

- А это ваши?

Себастьян кивнул. Янина вздрогнула - как ей хотелось надеяться, незаметно. Сверху лежал набор стандартных вопросов, и даже при беглом взгляде было заметно, что по меньшей мере половина его осталась незаполненной.

- И вот это тоже?

Под вопросником лежало с полдюжины листков. На них не было ни текста, ни цифр, а только черно-белые рисунки, явно незаконченные и сделанные второпях. Янина решила, что ей следовало чего-то такого ожидать. Там были скопления облаков - завитки, полоски и узоры "в елочку", перемешанные друг с другом без какой-либо очевидной логики.

Себастьян не торопился, долго глазел и наконец сказал:

- Угу. Вот этот я не успел закончить. - Он указал на завихрение наподобие движущегося урагана, которое отбрасывало от своего стелющегося края меньшие завитки.

- Они очень напоминают бури на поверхности планеты Сатурн. Когда вы рисовали, вы основывались на чем-то уже виденном?

- Угу. Есть регулярная видеопередача, там показывают картинки с Марса, Юпитера и Сатурна. Я ее смотрю. Уран тоже, только там особенно нечего смотреть.

- Вы хотите сказать, там нет облачных систем?

- Уран гладкий как бильярдный шар.

- Но вы не просто скопировали эти рисунки с последней видеопередачи.

Себастьян нахмурился.

- Нет. Не скопировал.

- Тогда откуда вы их взяли? Я полагаю, тестирование проходило в контролируемых условиях?

- Совершенно верно. - Яну не спрашивали, но она просто не могла сидеть молча. - Никто не мог прийти или уйти, никто не мог посмотреть, что делают остальные.

Вальния Блум ее проигнорировала.

- Так откуда вы взяли эти рисунки, мистер Берч?

Себастьян откашлялся.

- Ну, я видел картинки Сатурна в видеопередаче. А эти я просто вроде как вообразил. Ну, как обычно делают, когда по-настоящему, от души рисуют.

Янина опять вздрогнула, но на сей раз она уже не сомневалась, что это было заметно. На ее счастье доктор Вальния Блум, похоже, не проявляла ни малейшего интереса к любым ее действиям - пока не подняла голову и не пронзила одним-единственным взглядом и Янину, и Себастьяна.

- Ваша заявка достаточно необычна, - сказала чиновница. - Вам обоим за тридцать, что значительно выше нашей нормы. Кроме того, вы хотите, чтобы вас рассматривали как единую команду, а не поодиночке.

Яна кивнула.

- Да, мэм.

- И ваша позиция по-прежнему такова?

Яна снова кивнула и посмотрела на Себастьяна. Тот промычал:

- Угу.