Чтение 3–й страницы книги ~Левиафан~

- Сядьте-ка, дамы и господа, - необычайно внушительно пробасил Гош и поворотом ключа запер за собой дверь. - Раз уж так вышло, будем играть в открытую. Рассаживайтесь, рассаживайтесь, а то не ровен час под кем-нибудь ноги подкосятся.

- Что за шутки, мсье Гош? - недовольно произнес лейтенант. - По какому праву вы здесь командуете, да еще в присутствии первого помощника капитана?

- А про это вам, молодой человек, сам капитан объяснит, - неприязненно покосился на него Гош. - Он в курсе дела.

Ренье сник и вслед за остальными снова уселся к столу. Говорливый и добродушный ворчун, каковым Рената привыкла считать парижского рантье, вел себя как-то по-новому. В развороте плеч появилась осанистость, жесты стали властными, глаза засветились жестким блеском. Уже одно то, как спокойно и уверенно он держал затянувшуюся паузу, говорило о многом. Пристальный взгляд странного рантье по очереди остановился на каждом из присутствующих, и Рената видела, как некоторые поежились под этим тяжелым взором. Ей и самой, признаться, стало не по себе, но Рената, устыдившись, беззаботно тряхнула головой: да хоть бы и комиссар полиции, что с того. Все равно тучный, одышливый старикан, не более.

- Ну хватит нас интриговать, мсье Гош, - насмешливо сказала она. - Мне вредно волноваться.

- Причина волноваться есть, вероятно, только у одного из присутствующих, - загадочно ответил он. - Но об этом позже. Сначала позвольте представиться почтенной публике еще раз. Да, меня зовут Гюстав Гош, но я не рантье - не с чего, увы, ренту получать. Я, дамы и господа, комиссар парижской уголовной полиции и работаю в отделе, занимающемся наиболее тяжкими и запутанными преступлениями. А должность моя называется "следователь по особо важным делам", - со значением подчеркнул комиссар.

В салоне повисло гробовое молчание, нарушаемое лишь торопливым шепотом доктора Труффо.

- What a scandal!* - пискнула докторша.

* Какой скандал! (англ.)

- Я был вынужден отправиться в этот рейс, да еще инкогнито, потому что... - Гош энергично задвигал щеками, разжигая полупотухшую трубку. - ...Потому что у парижской полиции есть веские основания полагать, что на "Левиафане" находится человек, совершивший преступление на рю де Гренель.

По салону тихим шелестом пронеслось дружное "Ах!".

- Полагаю, вы уже успели обсудить это во многих отношениях таинственное дело. - Комиссар мотнул двойным подбородком в сторону газетной вырезки, по-прежнему находившейся в руках у Фандорина. - И это еще не все, дамы и господа. Мне доподлинно известно, что убийца путешествует первым классом... (снова коллективный вдох)... и, более того, в данный момент находится в этом салоне, - бодро закончил Гош, сел в атласное кресло у окна и выжидательно сложил руки чуть пониже серебряной цепочки от часов.

- Невозможно! - вскричала Рената, непроизвольно хватаясь руками за живот.

Лейтенант Ренье вскочил на ноги.

Рыжий баронет расхохотался и демонстративно зааплодировал.

Профессор Свитчайлд судорожно сглотнул и снял очки.

Кларисса Стамп застыла, прижав пальцы к агатовой брошке на воротничке.

У японца не дрогнул на лице ни единый мускул, но вежливая улыбка мгновенно исчезла.

Доктор схватил свою супругу за локоть, забыв перевести самое главное, но миссис Труффо, судя по испуганно выпученным глазам, и сама сообразила, в чем дело.

Дипломат же негромко спросил:

- Основания?

- Мое присутствие, - невозмутимо ответил комиссар. - Этого достаточно. Есть и другие соображения, но о них вам знать ни к чему... Что ж. - В голосе полицейского звучало явное разочарование. - Я вижу, никто не спешит падать в обморок и кричать: "Арестуйте меня, это я убил!" Я, конечно, и не рассчитывал. Тогда вот что. - Он грозно поднял короткий палец. - Никому из других пассажиров говорить об этом нельзя. Да это и не в ваших интересах - слух разнесется моментально, и на вас будут смотреть, как на зачумленных. Не пробуйте перебраться в другой салон - это только усилит мои подозрения. Да и ничего у вас не выйдет, у меня уговор с капитаном.

Рената дрожащим голосом пролепетала:

- Мсье Гош, миленький, нельзя ли хоть меня избавить от этого кошмара? Я боюсь сидеть за одним столом с убийцей. А вдруг он подсыпет мне яду? У меня теперь кусок в горло не полезет. Ведь мне опасно волноваться. Я никому-никому не скажу, честное слово!

- Сожалею, мадам Клебер, - сухо ответил сыщик, - но никаких исключений не будет. У меня есть основания подозревать каждого из присутствующих, и не в последнюю очередь вас.

Рената со слабым стоном откинулась на спинку стула, а лейтенант Ренье сердито топнул ногой:

- Что вы себе позволяете, мсье... следователь по особо важным делам! Я немедленно доложу обо всем капитану Клиффу!

- Валяйте, - равнодушно сказал Гош. - Но не сейчас, а чуть позже. Я еще не закончил свою маленькую речь. Итак, я пока не знаю точно, кто из вас мой клиент, хотя близок, очень близок к цели.

Рената ждала, что вслед за этими словами последует красноречивый взгляд, и вся подалась вперед, но нет, полицейский смотрел на свою дурацкую трубку. Скорее всего врал - никого у него на примете нет.

- Вы подозреваете женщину, это же очевидно! - нервно всплеснула руками мисс Стамп. - Иначе к чему носить с собой заметку про какую-то Мари Санфон? Кто такая эта Мари Санфон? Да кто бы она ни была! Какая глупость подозревать женщину! Разве способна женщина на такое зверство?

Миссис Труффо порывисто поднялась, кажется, готовая немедленно встать под знамя женской солидарности.

- Про мадемуазель Санфон мы поговорим как-нибудь в другой раз, -ответил сыщик, смерив Клариссу Стамп загадочным взглядом. - А заметок этих у меня тут полным-полно, и в каждой своя версия. - Он открыл черную папку и пошелестел вырезками. Их и в самом деле был не один десяток. - И все, дамы и господа, попрошу меня больше не перебивать! - Голос полицейского стал железным. - Да, среди нас опасный преступник. Возможно, психопатического склада. (Рената заметила, как профессор потихонечку отодвигается вместе со стулом от сэра Реджинальда.) Поэтому прошу всех соблюдать осторожность. Если заметите нечто необычное, даже какую-нибудь мелочь, - сразу ко мне. Ну, а лучше всего будет, если убийца чистосердечно покается, деваться-то все равно некуда. Вот теперь у меня все. Миссис Труффо по-ученически вскинула руку:

- In fact, I have seen something extraordinary only yesterday! A charcoal-black face, definitely inhuman, looked at me from the outside while I was in our cabin. I was so scared!* - Она обернулась к своему благоверному и ткнула его локтем. - I told you, but you paid no attention?**

* Я, действительно видела нечто экстраординарное, только вчера! Черная как уголь морда, совершенно нечеловеческая, посмотрела на меня из Окна, когда я была в нашей каюте! Я была так напугана!(англ.)

**І Я вам говорила, но вы не придали значения! (англ.)

- Ой, - встрепенулась Рената, - ay меня вчера из туалетного набора пропало зеркальце в настоящей черепаховой оправе.

Мсье Псих, кажется, тоже хотел что-то сообщить, но не успел - комиссар сердито захлопнул папку:

- Не надо делать из меня идиота! Я - старая ищейка! Гюстава Гоша со следа не собьешь! Понадобится - ссажу на берег всю честную компанию, и будем разбираться с каждым в отдельности! Десять душ загублено, это вам не шутки! Думайте, дамы и господа, думайте!

Он вышел из салона и громко стукнул дверью.

- Господа, мне что-то нехорошо, - слабым голосом произнесла Рената. - Пойду к себе.

- Я провожу вас, мадам Клебер, - немедленно подскочил к ней Шарль Ренье. - Это просто неслыханно! Какая наглость!

Рената отстранила его:

- Спасибо, не нужно. Я дойду сама.

Она неверной походкой пересекла помещение, у двери на миг оперлась о стену. В коридоре, где никого не было, ее шаг убыстрился. Рената открыла свою каюту, вынула из-под дивана саквояж и сунула подрагивающую руку под шелковую обшивку. Лицо ее было бледным, но решительным. Пальцы в два счета нащупали металлическую коробочку.

В коробочке, холодно поблескивая стеклом и сталью, лежал шприц.

Кларисса Стамп

Неприятности начались прямо с утра. В зеркале Кларисса явственно разглядела две новые морщинки - едва заметными лучиками они пролегли от уголков глаз к вискам. Это все солнце. Оно здесь такое яркое, что ни зонтик, ни шляпа не спасают. Кларисса долго рассматривала себя в безжалостной полированной поверхности, натягивала Пальцами кожу, надеялась, может, это со сна и разгладится. Дорассматривалась: извернула шею так, что увидела за ухом седой волосок. Тут уж стало совсем грустно. Может быть, тоже солнце? Волосы выгорают? Нет, мисс Стамп, не обманывайте себя. Как сказал поэт,

И белое дыханье ноября

обдало скорбью, косы серебря.

Привела себя в порядок тщательней обычного. Седой волосок безжалостно выдернула. Глупо, конечно. Кажется, у Джона Донна сказано, что секрет женского счастья - умение вовремя перейти из одного возраста в другой, а возрастов у женщины три: дочь, жена и мать. Но как перейти из второго статуса в третий, если никогда не была замужем?

Лучшее средство от подобных мыслей - прогулка на свежем воздухе, и Кларисса отправилась пройтись по палубе. При всей своей необъятности "Левиафан" давно уже был измерен ровными, неспешными шагами - во всяком случае, верхняя его палуба, предназначенная для пассажиров первого класа. По периметру триста пятьдесят пять шагов. Семь с половиной минут, если не любоваться морем и не болтать со знакомыми.

По раннему времени знакомых на палубе не было, и Кларисса беспрепятственно прошлась вдоль правого борта до самой кормы. Пароход плавно взрезал бурую поверхность Красного моря, от мощного винта к горизонту тянулась ленивая седая борозда. Ох, жарко.

Кларисса с завистью понаблюдала за матросами, которые драили медные бляшки перил ярусом ниже. Хорошо им в одних холщовых штанах - ни лифа, ни панталон, ни чулок на тугих подвязках, ни длинного платья. Поневоле позавидуешь дикому мистеру Аоно, который расхаживает себе по кораблю в своем японском шлафроке, и никого это не удивляет - азиат.

Она представила, что лежит в полотняном шезлонге совершенно без всего. Нет, пусть в легкой тунике, как древняя гречанка. И ничего особенного. Лет через сто, когда человечество окончательно избавится от предрассудков, это будет в порядке вещей.

Навстречу, шурша каучуковыми шинами, катил на трехколесном американском велосипеде мистер Фандорин. Говорят, подобный экзерсис превосходно развивает эластичность мышц и укрепляет сердце. Дипломат был в легком спортивном костюме: клетчатые панталоны, гуттаперчевые туфли с гамашами, короткий пиджак, белая рубашка с расстегнутым воротом. Золотистое от загара лицо осветилось приветливой улыбкой. Мистер Фандорин учтиво приподнял пробковый шлем и прошелестел мимо. Не остановился.

Кларисса вздохнула. Затея с прогулкой оказалась неудачной - только белье пропиталось потом. Пришлось возвращаться в каюту и переодеваться.

Завтрак Клариссе подпортила кривляка мадам Клебер. Поразительное умение делать из своей слабости орудие эксплуатации! Именно тогда, когда кофе в чашке Клариссы остыл до нужной температуры, несносная швейцарка пожаловалась, что ей душно, и попросила распустить шнуровку на платье. Обычно Кларисса делала вид, что не слышит нытья Ренаты Клебер, и непременно находился какой-нибудь доброволец, однако для столь деликатного дела мужчины не годились, а Миссиc Труффо как назло отсутствовала - помогала мужу пользовать какую-то захворавшую даму. Кажется, раньше эта скучная особа работала сестрой милосердия. Какой, однако, социальный взлет: жена главного врача, столуется в первом классе. Строит из себя истинную британскую леди, только слегка перебарщивает.

В общем, пришлось возиться со шнуровкой мадам Клебер, а кофе тем временем безнадежно остыл. Мелочь, конечно, но тут уж одно к одному.

После завтрака вышла прогуляться, сделала десять кругов, устала. Один раз, воспользовавшись тем, что поблизости никого не было, осторожно заглянула в окно каюты No 18. Мистер Фандорин сидел у секретера в белой рубашке, стянутой красно-сине-белыми подтяжками, и, зажав в углу рта сигару, ужасно громко стучал пальцами по диковинному аппарату - черному, железному, с круглым валиком и большим количеством кнопочек. Заинтригованная Кларисса утратила бдительность и была застигнута на месте преступления. Дипломат вскочил, поклонился, накинул пиджак и подошел к открытому окну.

- Это п-пишущая машина "ремингтон", - объяснил он. - Новейшая модель, только что поступила в продажу. Удобнейшая штука, мисс Стамп, и совсем легкая. Ее без труда переносят двое грузчиков. Незаменимая вещь в п-путешествии. Вот, упражняюсь в скорописи. Кое-что выписываю из Гоббса.

Кларисса, все еще красная от смущения, чуть кивнула и удалилась.

Села неподалеку под полосатой маркизой, в тени. Дул свежий ветерок. Открыла "Пармскую обитель", стала читать про безответную любовь прекрасной, но стареющей герцогини Сансеверина к юному Фабрицио дель Донго. Расчувствовалась, смахнула платочком навернувшуюся слезу - и, как нарочно, на палубу выходит мистер Фандорин: в белом костюме, в широкополой панаме, с тросточкой. Хорош необычайно.

Кларисса его окликнула. Он подошел, поклонился, сел рядом. Взглянув на обложку, сказал:

- Держу п-пари, что описание битвы при Ватерлоо вы пропустили. А зря - это лучшее место во всем Стендале. Более точного описания войны мне читать не приходилось.

Как это ни странно, Кларисса, действительно, читала "Пармскую обитель" уже во второй раз, и оба раза сцену сражения пролистнула.

- Откуда вы узнали? - с любопытством спросила она. - Вы ясновидящий?

- Женщины всегда пропускают б-батальные эпизоды, - пожал плечами Фандорин. - Во всяком случае, женщины вашего склада.

- И какой же такой у меня склад? - вкрадчиво спросила Кларисса, сама чувствуя, что кокетка из нее никудышная.

- Скептическое отношение к себе, романтическое к окружающему миру. - Он смотрел на нее, слегка наклонив голову. - А еще про вас можно сказать, что недавно в вашей жизни произошла резкая п-перемена к лучшему и что вы перенесли какое-то потрясение.

Кларисса вздрогнула и взглянула на собеседника с откровенным испугом.

- Не пугайтесь, - успокоил ее удивительный дипломат. - Я ровным счетом ничего про вас не з-знаю. Просто при помощи специальных упражнений я развил в себе наблюдательность и аналитические способности. Обычно мне бывает достаточно незначительной детали, чтобы восстановить всю к-картину. Покажите мне вот такой пятак с двумя дырочками (он деликатно показал на большую розовую пуговицу, украшавшую ее жакет), и я сразу скажу вам, кто его обронил - очень к-крупная свинья или очень маленький слоненок.

Улыбнувшись, Кларисса спросила:

- И вы каждого видите насквозь?

- Не насквозь, но многое вижу. Например, что вы можете сказать вон про того господина?

Фандорин показал на плотного мужчину с большими усами, разглядывавшего в бинокль пустынный берег.

- Это мистер Баббл, он...

- Не продолжайте! - перебил ее Фандорин. - Попробую угадать сам.

Он с полминуты смотрел на мистера Баббла, потом сказал:

-На восток едет впервые. Недавно женился. Фабрикант. Д-дела идут неважно, от этого господина пахнет скорым банкротством. Почти все время проводит в биллиардной, но играет плохо.

Кларисса всегда гордилась своей наблюдательностью и пригляделась к мистеру Бабблу, манчестерскому промышленнику, повнимательней.

Фабрикант? Что ж, пожалуй, догадаться можно. Раз едет первым классом - значит, богат. Что не аристократ - на физиономии написано. На коммерсанта тоже не похож - мешковатый сюртук, да и бойкости в чертах нет. Ладно.

Недавно женился? Ну, это просто - кольцо на безымянном пальце так блестит, что сразу видно - новехонькое.

Много играет на биллиарде? Это еще почему? Ага, пиджак перепачкан мелом.

- С чего вы взяли, что мистер Баббл едет на восток впервые? - спросила она. - Почему от него пахнет банкротством? И чем вызвано утверждение, что он - плохой игрок на биллиарде? Вы что, были там и видели, как он играет?

- Нет, я не был в б-биллиардной, потому что терпеть не могу азартные игры, и вообще вижу этого джентльмена впервые, - ответил Фандорин. - То, что он следует этим маршрутом в первый раз, явствует из т-ту-пого упорства, с которым он разглядывает голый берег. Иначе мистер Баббл знал бы, что до самого Баб-эль-Мандебского пролива ничего интересного в той стороне он не увидит. Это раз. Дела у этого господина идут совсем скверно, иначе он нипочем не пустился бы в такое длительное путешествие, да еще сразу после свадьбы. Чтоб этакий б-барсук покинул свою нору? Только перед концом света, никак не раньше. Это два.

- А если он отправился в свадебное путешествие вместе с женой? - спросила Кларисса, зная, что мистер Баббл путешествует один.

- И томится на палубе в одиночестве, и торчит в б-биллиардной? А играет он из рук вон плохо - вон у него пиджак спереди белый. Только совсем никудышные игроки так елозят животом по краю биллиарда. Это три.

- Ну хорошо, а что вы скажете вон про ту даму? Увлеченная игрой Кларисса показала на миссис Блэкпул, величественно шествовавшую под руку со своей компаньонкой.

Фандорин окинул почтенную даму незаинтересованным взглядом.

- У этой все на лице написано. Возвращается из Англии к мужу. Ездила навестить взрослых детей. Муж - военный. Полковник.

Мистер Блэкпул, действительно, был полковником и командовал гарнизоном в каком-то североиндийском городе. Это было уже чересчур.

- Объясните! - потребовала Кларисса.

- Такие дамы сами по себе в Индию не путешествуют, только к месту службы супруга. Возраст у нее уже не тот, чтобы отправляться в подобное п-путешествие впервые - стало быть, возвращается. Зачем она могла ездить в Англию? Только для встречи с детьми. Родители ее, я полагаю, уже на том свете. По решительному и властному выражению лица видно, что эта женщина привыкла командовать. Именно так выглядят гарнизонные или полковые первые дамы. Их обычно считают начальством поглавнее самого командира. Вы хотите знать, почему именно полковница? Да потому что, будь она г-генеральша, ехала бы первым классом, а у этой, видите, серебряный значок. Ладно, не будем тратить время на пустяки. - Фандорин наклонился и шепнул. - Давайте я лучше расскажу вам вон про того орангутана. Любопытный субъект.

Рядом с мистером Бабблом остановился обезьяноподобный мсье Буало, бывший виндзорец, своевременно покинувший злосчастный салон и потому выскользнувший из сетей комиссара Гоша.

Дипломат вполголоса сообщил Клариссе на ухо:

- Человек, которого вы видите, - преступник и злодей. Скорее всего, т-торговец опиумом. Живет в Гонконге. Женат на китаянке.

Кларисса расхохоталась:

- Тут вы попали пальцем в небо! Это мсье Буало из Лиона, филантроп и отец одиннадцати вполне французских детей. И торгует он не опиумом, а чаем.

- Как бы не так, - хладнокровно ответил Фандорин. - Приглядитесь, у него оттопырился манжет и видно синий к-кружок татуировки на запястье. Такая попадалась мне в одной книге о Китае. Это отметина одной из гонконгских т-триад, тайных криминальных обществ. Чтобы европеец стал членом триады, ему нужно быть преступным воротилой нешуточного масштаба. И, разумеется, жениться на китаянке. Да вы п-посмотрите на физиономию этого"филантропа", и вам все станет ясно.

Кларисса не знала, верить или нет, а Фандорин с серьезным видом сказал:

- Это еще что, мисс Стамп. Я могу многое рассказать о человеке даже с з-завязанными глазами - по шуму, который он производит, и по запаху. Убедитесь сами.

Он тут же развязал белый атласный галстук и протянул Клариссе.

Она пощупала ткань - плотная, непрозрачная - и крепко завязала дипломату глаза. Как бы ненароком коснулась щеки - гладкой, горячей.

Вскоре со стороны кормы появилась идеальная кандидатура - известная суфражистка леди Кэмпбелл, направляющаяся в Индию, чтобы собирать подписи под петицией за предоставление замужним женщинам избирательного права. Мужеподобная, массивная, стриженная, она топала по палубе, как першерон. Поди догадайся, что это леди, а не боцман.

- Ну, кто это сюда идет? - спросила Кларисса, заранее давясь от смеха.

Увы, веселилась она недолго. Нахмурив лоб, Фандорин отрывисто изрек:

- Шелестит подол. Женщина. Походка т-тяжелая. Сильный характер. Немолодая. Некрасивая. Курит табак. Коротко стриженная.

- Почему коротко стриженная? - взвизгнула Кларисса и, закрыв глаза руками, прислушалась к слоновьей походке суфражистки. Как, как ему это удается?

- Раз женщина курит, значит, стриженная и передовая, - звучал ровный голос Фандорииа. - А эта к т-тому же презирает моду, носит какой-то бесформенный балахон, ярко-зеленого цвета, но с алым поясом.

Кларисса замерла. Это невероятно! В суеверном ужасе она отняла от лица ладони и увидела, что Фандорин уже успел сдернуть галстук и даже завязать его изящным узлом. Голубые глаза дипломата посверкивали веселыми искорками.

Все это было очень мило, но закончился разговор плохо. Отсмеявшись, Кларисса очень тонко завела беседу о Крымской войне. Мол, какая это была трагедия и для Европы, и для России. Осторожно коснулась своих воспоминаний той поры, сделав их несколько более детскими, чем они были на самом деле. Ожидала ответных откровений - надеялась понять, сколько все-таки Фан-дорину лет. Сбылись самые худшие опасения:

- Меня т-тогда еще на свете не было, - простодушно признался он и подрезал Клариссе крылья.

После этого все пошло вкривь и вкось. Кларисса попробовала повернуть на живопись, но запуталась, не смогла толком объяснить, почему прерафаэлиты называют себя прерафаэлитами. Наверное, он подумал, что она полная идиотка. Ах, какая теперь разница!

Возвращалась к себе в каюту печальная, и тут произошло страшное.

В полутемном углу коридора колыхнулась гигантская черная тень. Кларисса неприлично взвизгнула, схватилась за сердце и со всех ног бросилась к своей двери. В каюте долго не могла унять бешено бьющееся сердце. Что это было? Не человек, не зверь. Какой-то сгусток злой, разрушительной энергии. Нечистая совесть. Фантом парижского кошмара.

Она немедленно прикрикнула на себя: все, на том поставлен крест. Ничего не было. Дурман, наваждение. Сама дала себе клятву - не казниться. Теперь новая жизнь, светлая и радостная. И пусть блаженною лампадой чертог твой будет осиян.

Чтобы успокоиться, надела самое дорогое из дневных платьев, еще ни разу не опробованное (белый китайский шелк, сзади на талии бледно-зеленый бант), на шею - изумрудное ожерелье. Полюбовалась блеском камней.

Ну, немолода. Ну, не красавица. Зато не дура и с деньгами. А это гораздо лучше, чем немолодая глупая уродина без единого пенни за душой.

В салон Кларисса вошла ровно в два, но вся компания уже была в сборе. Странное дело, но сногсшибательное позавчерашнее объявление комиссара не разъединило, а скорее сплотило виндзорскую публику. Общая тайна, которой ни с кем другим нельзя поделиться, связывает прочнее общего дела или общего интереса. Кларисса заметила, что ее сотрапезники теперь собираются за столом раньше времени, установленного для завтрака, обеда, файф-о-клока и ужина, да и задерживаются подолгу, чего прежде почти не случалось. Даже первый помощник капитана, имевший к этой истории отношение косвенное, не торопился по служебным делам и вместе с остальными подолгу просиживал в "Виндзоре" (впрочем, не исключено, что лейтенант действовал по поручению капитана). Все виндзорцы словно стали членами некого элитарного клуба, закрытого для непосвященных. Кларисса не раз ловила на себе быстрые взгляды, брошенные украдкой. Взгляды этот могли означать одно из двух: "А не вы ли убийца?" или "А не догадались ли вы, что убийца - это я?" Всякий раз, когда такое происходило, откуда-то изнутри, из самой утробы сладкой судорогой подкатывало острое ощущение, смесь страха и возбуждения. Перед глазами явственно возникала улица Гренель - какой она была по вечерам: вкрадчиво тихая, пустынная, и черные каштаны покачивают голыми ветвями. Не хватало еще, чтобы комиссар каким-нибудь образом разнюхал про "Амбассадор". При одной мысли Клариссе делалось жутко, и она исподтишка косилась на полицейского.

Гош восседал за столом верховным жрецом этой тайной секты. Каждый постоянно помнил о его присутствии, наблюдал боковым зрением за выражением его лица, а Гош, казалось, этого совершенно не замечал. Он изображал из себя добродушного резонера и охотно рассказывал свои "историйки", выслушивавшиеся с напряженным вниманием.

По молчаливому уговору. Это обсуждали только в салоне и только в присутствии комиссара. Если двое из виндзорцев случайно сталкивались где-нибудь на нейтральном пространстве - в музыкальном салоне, на палубе, в читальном зале - об Этом ни в коем случае не говорили. Да и в салоне возвращались к манящей теме не всякий раз. Обычно это случалось само собой, из-за какого-нибудь совершенно постороннего замечания.

Сегодня за завтраком, например, общей беседы вообще не сложилось, зато теперь, когда Кларисса села на свое место, обсуждение было уже в полном разгаре. Она со скучающим видом принялась изучать меню - вроде бы запамятовала, что заказывала на обед, однако знакомое возбуждение было уже тут как тут.

- Что не дает мне покоя, - говорил доктор Труффо, - так это вопиющая бессмысленность этого преступления. Получается, что столько людей погубили совершенно напрасно. Золотой Шива оказался в Сене, а убийца остался с пустыми руками.

Фандорин, который в обсуждениях участвовал редко, а больше помалкивал, на сей раз счел нужным высказаться:

-Не совсем так. У преступника остался п-платок.

- Какой платок? - не понял доктор.

- Индийский, расписной. В к-который, если верить газете, убийца завернул похищенного Шиву.

Эта шутка была встречена несколько нервным смехом. Врач картинно развел руками:

- Ну разве что платок.

Внезапно профессор Свитчайлд встрепенулся и сдернул с носа очки - этот жест обозначал у него сильное волнение.

- Вы зря смеетесь! Я ведь интересовался, какой именно из платков похищен. О, господа, это весьма необычный кусок материи, с ним связана целая история. Слышали ли вы когда-нибудь об Изумрудном Радже?

- Кажется, это какой-то легендарный индийский набоб? - спросила Кларисса.

- Не легендарный, а вполне реальный, мадам. Так называли раджу Багдассара, правителя Брахмапурского княжества. Княжество расположено в большой плодородной долине, со всех сторон окруженной горами. Раджи ведут происхождение от великого Бабура и исповедуют ислам, однако это не мешало им на протяжении трехсот лет мирно править своей маленькой страной, большинство населения которой составляют индуисты. Несмотря на религиозные различия между правящей кастой и подданными, в княжестве ни разу не было восстаний и распрей, раджи богатели, и ко времени Багдассара брахмапурский род считался самым богатым во всей Индии после хайдарабадских низамов, которые, как вам, конечно, известно, затмевают богатством всех монархов, включая королеву Викторию и русского императора Александра.

- Величие нашей королевы не в размерах ее личной сокровищницы, а в богатстве ее подданных, - строго сказала Кларисса, несколько уязвленная этим замечанием.

- Безусловно, - согласился Свитчайлд, которого уже понесло - не остановишь. - Однако богатство брахма-пурских раджей было совершенно особого рода. Они не копили золота, не набивали сундуки серебром, не строили дворцов из розового мрамора. О нет, на протяжении трехсот лет эти владыки знали только одну страсть - драгоценные камни. Известно ли вам, что такое "брахмапурский стандарт"?

- Кажется, какой-то тип огранки алмаза? - неуверенно предположил доктор Труффо.