раздражением сказал из землянки Маркин. Комбат не ответил. Сзади зашуршала
палатка, пятно света от фонаря косо легло на стенку траншеи, в которую
высунулась голова Чернорученко.
вызывает сам. Внутренне поморщившись, комбат взял из рук телефониста
трубку, большим пальцем решительно повернул клапан.
выполняете правил маскировки?
поужинал и обретал свой обычный раздраженно-придирчивый тон. Но каскад его
вопросов, предназначенных своей строгостью ошеломить собеседника в самом
начале, был уже привычен комбату, давно не подавлял и не злил даже. Что
делать - Волошин уже примирился с ролью нелюбимого подчиненного, терпел,
впрочем, иногда огрызаясь. В общем, все было просто и даже нормально, если
бы их явно неприязненные отношения не отражались иногда на батальоне, хотя
тут уж он был бессилен. Комбат по обыкновению терпеливо выслушивал все и
не спешил с оправданиями - выжидал, пока начальство выскажется до конца.
Теперь к тому же он ждал, что вот-вот появится Гутман.
комбат позволил себе немного иронии, на которую командир полка обычно
реагировал вполне серьезно.
Надо на ходу смекать. Начальство с полуслова понимать надо.
перебил комбат, чтобы разом покончить с надоевшими нравоучениями, к
которым командир полка питал явную склонность. - Противник продолжает
укреплять высоту "Большую". Визуально отмечены земляные работы с
использованием долгосрочного покрытия - бревен. Также продолжается...
траншеи размечают?
издевки, спокойно докладывал комбат. - К утру все было отрыто почти в
полный профиль. Пулеметный огонь оказался малоэффективным по причине
пуленепробиваемости укрытий. Другие средства воздействия отсутствуют. У
Иванова огурцов всего десять штук. Я уже вам докладывал.
хозяйстве? Наверно, костры жгут? Или из блиндажей искры шугают снопами? У
вас это принято.
секунд замолчал, а затем другим тоном, спокойнее, однако, чем прежде,
заметил:
эту проклятую трубку и больше не брать ее в руки, ибо весь разговор, по
существу, представлял неприкрытые начальственные придирки и его
оправдания, когда одна сторона позволяла себе все, что угодно, а другая
должна была всячески соблюдать вежливость. Но стоило комбату переступить
через сковывающее чувство подчиненности и принять предложенный топ, как
голос на том конце провода заметно изменился, притих, командир полка
помедлил, прокашлялся и, кажется, сам уже готов был обидеться.
имею право. Вы моложе меня. А на старших в армии не обижаются. У старших
учатся. Кстати, едва не забыл, - совсем уже изменил тон Гунько. - Красное
Знамя получишь. Приказ прибыл. Так что поздравляю.
запоздалое и испорченное вконец поздравление. Незанятой рукой он взял из
пальцев телефониста его окурок, зубами оторвал заслюнявленный конец.
Однако не успел он затянуться, как рядом, коротко рыкнув, вскочил на ноги
Джим. Близко в траншее послышался топот, шорох палаток, слыхать было, как
кто-то спрыгнул с бруствера. Чернорученко бросился к выходу, но сразу же
отшатнулся в сторону и прижался спиной к земляной стене.
затем метнулся под чьи-то ноги. Отбросив в сторону край палатки, в
землянку ввалился грузный человек в теплой, с каракулевым воротником
бекеше.
последнее мгновение едва успел ухватить его за косматый загривок. Пес
ошалело взвился на задние лапы, человек в коротком испуге отпрянул назад и
раздраженно выругался.
стал рядом, позволив вошедшему сделать три шага к свету.
тесной и холодной, но Волошин впился глазами в этого первого, который
выглядел явно чем-то взволнованным и рукой все держался за обнаженную
голову. Сначала комбату показалось, что он растирает рукой озябшее ухо, но
человек наклонился к свету, отнял руку от головы и поглядел на ладонь. На
ней была кровь. Тут же к нему шагнул второй, в полушубке, с тонкой
планшеткой на боку. При свете фонаря он начал вытирать окровавленную щеку
вошедшего, на широком погоне которого вдруг блеснула большая генеральская
звезда.
немедленно следует доложить. Но момент был непростительно упущен, теперь
просто неловко было подступиться к нему, комбат слишком промедлил и с
досадным чувством совершенной оплошности шагнул к генералу:
седым клочком коротеньких усов под носом. Секунду они молча стояли так,
друг против друга, оба напряженные, большие и плечистые.
передовой. Но все-таки он окончил доклад, хотя и тише, чем начал, и
генерал, переставив на ящике фонарь, сел с краю, не отрывая руки от виска,
на котором кровоточила рана. Тот, второй, майор в полушубке, что вытирал
ему щеку, повернулся к Маркину:
тишина. Начальство молчало, по обе стороны от него в почтительном молчании
замерли Волошин и Маркин. У порога над печкой грел руки какой-то плечистый
боец в бушлате. Майор поискал глазами место, чтоб сесть, и увидел Джима,
настороженные уши которого торчали из тени.
грузно повернувшись на ящике, с любопытством посмотрел на пса:
комбата: - Давно командуете батальоном?
его известном в дивизии бое, за который он получил первый свой орден. Но
генерал спросил совсем о другом: