пристально, до рези в глазах вглядываясь вдаль. Душа ее несколько
омрачилась, как и потемневшее небо над головой, когда она поняла, какой
жалкой выглядела со стороны. Все газеты и журналы то и дело писали о силе
женских желаний: сексуальное равенство приобретало извращенные формы,
когда девочки из хороших семей бросались в объятия похотливых рок-звезд,
незрелых, обросших щетиной парней с гитарами из трущоб Ливерпуля или
Мемфиса. Неведомыми путями они приобретали непонятную власть, порочные
кумиры доводили детей из благополучных семей до самоубийственных оргий.
Александра вспомнила о своих томатах - сколько неистовой силы скрывалось
под их гладкой округлостью. Представила собственную старшую дочь в ее
комнате наедине с этими "Monkees" и "Beatles"... Одно дело Марси, другое -
ее мать, думала она, всматриваясь в дом.
проехала с полмили по прямой асфальтовой дороге, ведущей к пляжу.
поводка. Но день был теплый, и на узкой автостоянке теснились старые
легковушки и автофургоны с приспущенными шторками и розовыми наклейками,
понятными каждому наркоману. В стороне от купален и киоска с пиццей
раскинулись лениво на песке рядом с включенными транзисторами молодые люди
в плавках. Казалось, лето и юность бесконечны. Уважая правила поведения на
пляже, Александра держала в машине у заднего сиденья кусок бельевой
веревки. Коул передернулся от возмущения, когда она продела веревку сквозь
кольцо ошейника с шипами. В нетерпении пес сильно потянул хозяйку по
вязкому песку. Когда она остановилась, чтобы сбросить бежевые босоножки,
он чуть не задохнулся. Александра швырнула обувь в чахлую траву в конце
дощатого настила. Прилив разметал двухметровые доски настила и оставил на
гладком песке у моря бутылки, упаковки от тампонов и банки из-под пива,
они так долго находились в воде, что цветные наклейки поблекли. У этих
безымянных банок был подозрительный вид - в таких банках террористы обычно
прячут бомбы и оставляют их в людных местах, чтобы "подорвать существующий
строй и таким образом прекратить войну". Коул упрямо тянул ее за собой
мимо груды облепленных ракушками прямоугольных каменных блоков, бывших
когда-то частью мола, возведенного по прихоти богачей, когда здесь еще не
было общественного пляжа. Эти блоки были вырублены из светлого с черными
вкраплениями гранита, а на одном из самых крупных сохранилась скоба,
проржавевшая и истончившаяся до хрупкости работ Джакометти. Омываемая
звучащей из транзисторов музыкой рока, Александра шла по песку, сознавая,
какая она грузная, как похожа на ведьму, с босыми ногами, в мешковатых
мужских джинсах и видавшем виды алжирском парчовом жакете, купленном в
Париже семнадцать лет назад, во время медового месяца. Хотя летом
Александра и становилась смуглой, как цыганка, в ней текла северная кровь,
ее девичья фамилия была Соренсон. Мать суеверно повторяла, что не нужно
менять фамилию, когда выходишь замуж, но Александра тогда не относилась к
магии всерьез и спешила завести детей. Марси была зачата в Париже на
железной кровати.
ее, закалывая на затылке. Ее волосы не были по-настоящему белокуры, как у
викингов, скорее имели пепельный оттенок, и кое-где уже проглядывала
седина. Больше всего седых прядей было спереди, а шея оставалась стройной,
как у молоденьких девушек, которые загорали рядом. Она шла мимо гладких,
как на подбор, юных девичьих ног карамельного цвета с белым пушком. У
одной из девушек низ бикини, тугой, как барабан, отливал на свету.
испарений бурых водорослей на океанском берегу чует запах какого-то
недавно уплывшего животного. Пляж пустел. Молодая парочка лежала,
сплетясь, в ямке, продавленной их телами в зернистом песке; парень приник
к девушке и что-то нашептывал во впадинку под шеей, как в микрофон. Трое
накачанных ребят с развевающимися волосами, крича, пружинисто
подпрыгивали: они играли в летающие тарелки, и только когда Александра
нарочно позволила могучему черному Лабрадору втянуть ее в широкий
треугольник играющих, они прекратили свои наглые броски и крики. Ей
почудилось, что, когда она прошла, ей в спину крикнули "куль" или
"кулема", но, может быть, ей только послышалось, или то был плеск волн.
Она пошла к стене из выветрившегося бетона, увенчанной спиралью ржавой
колючей проволоки, - туда, где оканчивался общественный пляж. Но и здесь
были группы молодых и тех, кто ищет их общества, и Александра не решилась
спустить с поводка бедного задыхающегося Коула.
Море казалось непривычно спокойным, словно застывшим в трансе, и только в
дали, отмеченной молочно-белыми бурунами, тарахтел один катерок на
звучащей сцене морской глади. По другую сторону от нее, совсем рядом, вниз
по дюнам стлался мышиный горошек и мохнатая гудзония, пляж здесь суживался
и становился совсем интимным, об этом свидетельствовали горы банок и
бутылок, и остатки кострищ из принесенных водой обломков древесины, и
осколки термоса для охлаждения вина, и презервативы, похожие на маленьких
сушеных медуз. На цементной стене краской из баллончика были написаны
сплетенные имена влюбленных. Все здесь было осквернено, и только шум шагов
уносил океан.
углом: трубы по обеим сторонам купола как приподнятые крылья
ястреба-канюка. Александра чувствовала раздражение и жаждала мести. Она
была уязвлена, ее возмутило это словечко "кулема" и вообще вызывающее
поведение этих распущенных юнцов. Из-за них она не смогла спустить собаку
с поводка и дать побегать своему лучшему другу. Она решила вызвать грозу,
чтобы очистить пляж для себя и Коула. Душевное состояние всегда связано с
состоянием природы. Когда что-то тебя заденет как женщину, стоит только
повернуть течение вспять, что совсем нетрудно. Очень многие из
удивительных способностей Александры проявились только в зрелом возрасте
из простого осознания своего предназначения. Едва ли прежде она
действительно понимала, что имеет право на существование, что силы природы
создали ее не бездумно и заодно со всем прочим - из кривого ребра, как
сказано в печально известной книге "Malleus Maleficarum" ["Молот ведьм"
(лат.)], - а как оплот устремленного в вечность _Мироздания_, как дочь
дочери, как женщину, чьи дочери, в свою очередь, родят дочерей. Александра
закрыла глаза, Коул дрожал и испуганно скулил, и она желала всей душой -
душой, прозревающей весь непрерывный процесс жизни в прошлом от
последующего поколения к предыдущему, через приматов и дальше, к ящерицам
и рыбам, вплоть до водорослей, которые в теплых переплетениях своих тонких
нитей, различимых лишь в микроскоп, создали первую ДНК, непрерывный
процесс творения, который в обратном направлении идет к концу всякой
жизни, процесс, который от формы к форме пульсирует, истекает кровью,
приспосабливается к холоду, к ультрафиолетовому излучению, жгучему
расслабляющему солнцу, - она желала, чтобы такие богатые глубины ее
существа заставили потемнеть, сгуститься и обменяться молнией громады
воздуха над головой. В небе на севере и вправду загрохотало, так далеко,
что только Коул различил гром. Он насторожился и задвигал ушами.
имена. - _Онемалия, Зитансия, Голдафейра, Дедалсейра_.
материнского гнева, вбирая в себя весь этот притихший сентябрьский мир;
веки ее резко открылись.
купальню флажки. В самом конце пляжа, где было больше всего отдыхающих,
раздался общий возглас удивления, а потом нервный смех, когда ветер
усилился и небо над городом в сторону Провиденса очистилось и уже казалось
плотной полупрозрачной багряной скалой - _Геминейя, Гегрофейра, Седаны,
Гилтар, Годиб_. - У основания этой скалы белые кучевые облака, еще минуту
назад мирные, как плавающие на поверхности пруда лилии, вдруг заклубились,
края их блеснули мрамором на чернеющем небе. Все вокруг изменилось. Песок
с отпечатками ног и ямками, поросший прибрежной травой и ползучим
солеросом, на котором покоились ее пухлые босые ступни с искривленными,
покрытыми мозолями пальцами, измученные обувью, создаваемой в угоду
мужчинам и жестоким требованиям красоты, вдруг окрасился цветом лаванды и
под воздействием изменений в атмосфере стал разглаживаться, как накачанная
камера, а следы ног на нем проступили, как на негативе. Задевшие ее
молодые люди увидели, как летающая тарелка вырвалась из рук и взвилась
ввысь воздушным змеем. Они заспешили, собирая транзисторы, упаковки с
недопитым пивом, теннисные туфли, джинсы и пластмассовые бутылки с водой.
Влюбленная парочка, лежавшая в ложбинке, засуетилась. Девушка никак не
могла успокоиться, все еще всхлипывала, а парень торопливо и неумело
пытался справиться с крючками на расстегнутом лифчике ее бикини. Коул
бессмысленно лаял то в одну сторону, то в другую, от резкого падения
давления у него заложило уши.
Блок-Айленда, ощутил перемену. Водная гладь покрылась рябью, заволновалась
там, где ее коснулась тень пронесшейся тучи, и словно загорелась. Мотор
катера затарахтел громче. Парусники растворились в море, а сам воздух
загудел от общего рева включенных двигателей, вспенивающих воду залива на
пути к гавани. Ветер вдруг стих, и затем припустил дождь, большие ледяные
капли били больно, как крупный град. Мимо Александры, увязая в песке,
пробежала влюбленная парочка, покрытая золотистым загаром; они торопились
к машинам, припаркованным в дальнем конце пляжа, за купальнями. Прогремел
гром где-то на вершине темного облачного утеса, перед которым быстро
проносились гонимые ветром светлые облачка. Они походили то на гусей, то
на размахивающих руками ораторов, то на распутанные мотки пряжи. Ливень
перешел в частый мелкий дождик и хлестал пенными белыми струями, когда
ветер перебирал его пальцами, как струны арфы. Александра стояла
неподвижно под холодным дождем и повторяла про себя: "_Иэзоилл, Мьюзил,
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Белов Вольф