возможность пуститься наутек.
недоумении. Где вода, где берег? Мне не вырваться своими силами из этого
дьявольского лабиринта!
месту, где можно бросить якорь. Странный человек снова начинает свои
рассуждения, как будто не заметив моего отсутствия:
никаких различий. Роду человеческому грозит вырождение. И наш долг - не
допустить этого. Но, кстати, вам будет спокойнее в частном доме...
кратчайшим путем к мосту Академии, - грустно попросил я.
фонтана, украшенного высокими фризами с изображением вздыбленных коней.
поймете связь между ними и моими героинями.
мраморный зев фонтана, который, кажется, дышал под моими пальцами.
продолжал рассказчик. - А любить друг друга могут только существа,
созданные одинаковыми.
посмотрел на меня как на старого знакомого.
он. - Это секрет любого самоубийцы. Амазонкам помогло выжить то, что они
не разговаривали.
однополому существованию.
возможной, но лишь скрывает ее истинные возможности.
мире, разделенном на мужчин и женщин.
бытия.
это смерть.
антитезой смерти, - это отмена всех различий. - А амазонки вели войны из
любви к жизни или из любви к смерти?
думать, что я размышляю над этим открытием. Поэтому он уточняет:
способных быть женщинами.
осмотревшись, вдруг никого не увидел рядом с собой. Жду какое-то
мгновение, зову. Никто не отвечает. С некоторым сожалением поднимаю свой
чемодан и снова пускаюсь в путь с новым болезненным усилием, в попытке
вырваться из лабиринта, в который я позволил себя завлечь.
проход. В конце прохода вижу обычные венецианские стены. Но канал,
идущий вдоль этих стен, имеет узкую неогороженную мостовую, и приходится
ступать по воде. Чем дальше, тем вода становится выше. Может, это начало
одного из очередных наводнений, которые так часто случаются в Венеции?
Может, начинается период, когда расположение луны и солнца поднимает
уровень моря? Знаю только, что в этом направлении идти больше нельзя. Но
только делаю несколько шагов в другую сторону, как снова коварная вода
настигает меня. Теряя голову, опрометью бегу с этого места. Туман
превратился в жидкий лед, который морозит губы и жжет глаза. Руки и ноги
становятся ватными. Кажется, я чувствую за спиной журчание настигающей
меня темной и густой массы. Больше нет моих сил.
Чувствую, как они, словно смеясь надо мной, отскакивают от черной
поверхности ледяной воды. - Фонтан! Где Фонтан амазонок? От звуков этой
безнадежной молитвы прихожу в себя и вдруг начинаю смеяться: очевидно,
слова барона настолько утомили меня, что голова пошла кругом. Теперь мне
лучше. Если бы не тяжесть этого бесполезного чемодана, я чувствовал бы
себя еще более готовым преодолеть последний этап. Но поскольку я считаю
его бесполезным, зачем таскать лишний груз? Просто из привычки? Или в
самом деле мне так уж дорого содержимое чемодана?
свой груз возле стены. Ухожу, стараясь не прислушиваться к долго
преследующим меня воплям сожаления.
просто похожий на прежний? Их так много на больших и малых площадях
Венеции. Наверное, я проделал больший путь, чем мне показалось.
неспешный аллюр, мягкость взгляда, нежные изгибы молодых лошадок,
грациозность которых так расхваливал мне ученый. И правда, они
прекрасны. Становлюсь на колени, чтобы получше рассмотреть их очертания
и снова погладить их шелковистые спины. Не всякая обнаженная девица в
этой каменной плоти способна вызвать столько человеческих чувств. С
каким наслаждением я сел бы без седла на эти чувственные спины, обнял
руками их грациозные, пронизанные теплыми венами шеи, окунул лицо в
пахнущие луговыми травами гривы!
голову, вижу глаза с золотым отливом, глядящие на меня с таким доверием,
что не испытываю ни удивления, ни страха. Протягиваю руку и трогаю
мягкую густую шерсть, настолько короткую, что она позволяет ощутить
теплоту тела. Это собака, которая, по-видимому, заблудилась, как я, в
этом промозглом тумане и пришла составить мне компанию.
как у легавой. На лбу у животного странная рана, похожая на
отпечатавшийся поцелуй.
эллиптические линии и пропорции так совершенны, что это не может быть
результатом несчастного случая или насилия. С этим животным сделали
что-то такое, что природа сама по себе не могла изобрести.
глазах, сверкающих золотыми искорками, лучится усмешка. Я улыбаюсь ей в
ответ. Собака кладет мне на колено лапу - она длинная и тонкая, не как у
обычной собаки. Я сжимаю тонкое запястье. За всю жизнь не помню случая,
чтобы я испытывал такую нежность к животному. Но эта собака была
необычной. И без тени смущения я мог бы представить ее в своих объятиях.
Может, потому, что этот необычный рот, высеченный у нее на лбу, вызывает
желание наклонить голову и прижаться к нему губами?
разжимаю руку. Она отступает, поворачивается, поднимает ко мне голову,
как бы приглашая следовать за ней. Зачем заставлять себя уговаривать?
Без сомнения, она знает лучше меня, куда идти.
нескольких шагах отсюда: огороженный железной оградой дом с мраморными
колоннами, высоким фронтоном и портиками неизвестного мне стиля.
открывается. Четвероногая проводница ведет меня через едва освещенные
своды, под которыми я успеваю разглядеть изящные изваяния. Подхожу к
одному из них. Это скульптурное изображение обнаженной женщины в
античном стиле, обнимающей оленя, - может быть, это богиня охоты, хотя и
без лука и стрел. Собака остановилась в ожидании, и я уже собрался за
Максимов Альберт
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк
Флинт Эрик
Конюшевский Владислав
Свержин Владимир