стоит двадцать, а то и все двадцать пять; а если, говорит, набить на нее
пару железных обручей, то за нее и тридцать шиллингов не жаль отдать, ежели
кому надо...
прогнившую винную бочку? Вот уж святая простота - кто угодно обманет. Ну, да
у вас в семье все такие разини.
лица улыбку и стала приглаживать волосы младшей дочке; возчик же вдруг
словно забыл об окружающих и принялся сосредоточенно резать и наворачивать
на кран еще один слой просмоленной бумаги.
осторожно ввернул Майкл Мейл, стараясь сгладить возникшую неловкость.
согласиться со всем и каждым.
склонен соглашаться со всеми, но на этот раз готов согласиться. - Знавал я
одного аукциониста - и неплохой вроде был парень. И вот как-то летом иду я
по главной улице Кэстербриджа и за трактиром "Королевский герб" прохожу мимо
открытого окна. Заглянул внутрь, а он там стоит на своей подставке и ведет
торги. Я ему кивнул, - дескать, добрый день, - и пошел дальше и думать про
него забыл. И что же - на другой день выхожу я к сараю почистить башмаки, и
вдруг приносят письмо, а в нем счет на перину, одеяла и подушки, что я купил
на распродаже мистера Тэйлора. Оказывается, этот пройдоха успел стукнуть
молотком, когда я ему кивнул по-приятельски, и все это добро ко мне отошло.
Так и пришлось мне за него заплатить! Ну не мошенник, а, Рейбин?
с бочкой Сэма Лоусона, покойника, помучился, сколько обручей на нее набил -
не счесть. Вот это мой обруч, - и он показал на обруч локтем, - и этот мой,
и этот, и этот, и все эти.
мистер Пенни.
из бочки на руки, колени и гетры Рейбина и в глаза и за шиворот Чарли,
который, увлекшись происходящим, временно забыл свои горести и,
сосредоточенно мигая, сидел на корточках возле отца.
вместе! Этакий сидр пропадает! - вне себя закричал возчик. - А ну, скорей
палец, Майкл! Суй его сюда да держи крепче, а я пойду принесу кран побольше.
нагнувшись, заткнув большим пальцем отверстие в бочке.
Дьюи. - Будет теперь допытываться, холодно в бочке или нет, будто интересней
этого ничего на свете нет.
любознательностью и сохраняли это выражение, пока не вернулся Рейбин. На
этот раз операция была благополучно завершена. Майкл выпрямился, потянулся
всем телом, расправляя затекшие спину и плечи, и в знак облегчения
зажмурился так, что его лицо покрылось сплошной сетью морщин. На стол
поставили кувшин с сидром, гости расселись вокруг, широко расставив ноги и
задумчиво разглядывая доски стола в поисках какого-нибудь пятнышка ЕЛИ
сучка, за который можно было бы зацепиться взглядом.
так он бы всю жизнь только и делал, что старые яблони колол на дрова да
играл на виолончели.
свет которого косыми лучами скользнул по потолку комнаты, и в дверях
показался глава семейства Дьюи.
III
обветренном лице все еще цвел румянец полнокровного и здорового человека,
напоминавший садовникам солнечный бочок спелого яблока; в то же время узкая
полоска кожи на лбу, защищенная от солнца и ветра шляпой, сияла такой
благородной белизной, что могла бы принадлежать и горожанину. Старый Уильям
был глубоко религиозный человек, по характеру добродушный и покладистый,
несколько склонный к меланхолии. Но в глазах соседей он был личностью совсем
не примечательной. Если он проходил мимо их окон, когда они были в хорошем
настроении, после того как распили бутылочку старого меда или услышали про
себя, какие они умные да ловкие, они говорили: "Добрейшая душа, старик
Уильям, а уж до чего прост - совсем как малое дитя". Если же им в этот день
не повезло, - скажем, они потеряли шиллинг или полкроны или разбили
какую-нибудь плошку, - увидев его, они говорили: "Опять этот блаженный
старикашка идет. И зачем только такие люди на свете живут?"
и не огорчила, они лишь замечали, что вот, мол, идет старый Уильям Дьюи.
наступающим вас! Эти дровишки должны славно гореть, Рейб, я с ними порядком
намучился. - Уильям с грохотом сбросил возле камина охапку дров и посмотрел
на них с невольным уважением, как бы отдавая дань упорному противнику. -
Входи, дед Джеймс.
по профессии каменотес и жил один в небольшом домике; поговаривали, что он
страшный скаред, а некоторые добавляли, что и неряха, каких не сыскать.
Выступив из-за спины деда Уильяма, он прошел к камину, пламя которого ярко
осветило его сутулую фигуру. На нем была обычная одежда каменотеса -
длинный, почти до полу, фартук, плисовые штаны и башмаки с гетрами какого-то
белесовато-рыжего цвета, выцветшие от постоянного трения об известняк и
камень. Кроме того, на нем была жесткая бумазейная куртка, рукава которой
топорщились на сгибах складками, напоминавшими складки кузнечных мехов;
выступы складок и другие выпяченные места куртки отличались по цвету от
впадин, где скопились отложения каменной и известковой пыли. Огромные
боковые карманы, прикрытые широкими клапанами, оттопыривались, даже когда в
них ничего не было. Поскольку дед Джеймс часто работал далеко от дома и ему
приходилось завтракать и обедать, пристроившись где-нибудь у печки в чужой
кухне, или в саду у забора, или присев на куче камня, а то и просто на ходу,
он всегда таскал с собой в карманах маленькую жестяную коробочку с маслом,
коробочку с сахаром, коробочку с чаем и завернутые в бумажку соль и перец;
основную же еду - хлеб, сыр и мясо - он носил в корзинке за спиной, вместе с
молотками и стамесками. Если, вытаскивая из кармана одну из своих коробочек,
он встречал любопытствующий взгляд случайного прохожего, дед Джеймс говорил
со смущенной улыбкой: "Моя кладовка".
сказал Уильям, кивнув в сторону лежавшей на столике кипы старых сборников
рождественских псалмов.
ним всегда бывало много мороки, еще когда я был мальчишкой-певчим.
доведет, что, кажется, схватил бы и разодрал в клочья. Но псалом хороший,
ничего не скажешь.
дойдешь до "О человек", тут-то и начинается.
полчаса мы его одолеем, он у нас будет как шелковый.
что-то в глубине своего бездонного кармана. - Вот голова садовая! Мне же
надо было зайти по дороге в школу и отдать этот ботинок. И как это я забыл,
ума не приложу!
произнес мистер Спинкс. Мистер Спинкс считался человеком ученым и выражался
соответственно своей репутации.
миссис Дьюи?
стол. Трое или четверо из присутствующих проследили за ней взглядами.
видя, что компания проявляет к ней интерес, превысивший его ожидания, и,
взяв колодку, поднял ее для всеобщего обозрения. - Я ее сделал для отца
Джеффри Дэя, того, что лесником в Иелберийском лесу. Сколько я ему по этой
колодке башмаков сшил - не счесть! А когда он умер, колодка пошла для
Джеффри, только пришлось чуть-чуть ее подправить. Да, занятная колодка, -
говорил он, бережно ее поворачивая. - Вот тут, видите (он показал на толстый
кусок кожи, прибитый к мизинцу) у него с детства большущая мозоль. А тут
(показывая на прокладку, прибитую сбоку) ему лошадь копытом наступила - как
только нога цела осталась! Копыто вот сюда пришлось. А сейчас мне Джеффри