женский смех чарует, но не в таком же положении? Но я - терпел. Терпел,
потел, страдал и всем телом считал ухабы, смутно надеясь, что после
какого-то очередного подброса этот африканский самокат наконец-то
остановится, а я - почешусь всласть. Но он, проклятый, что-то никак не
останавливался.
то. Мои тяжеленькие негритянские веселушки больше не смеялись. Не смеялись,
и только поэтому я ясно расслышал грубые солдатские голоса. И внутренне весь
съежился, потому что внешне съеживаться мне было уже некуда.
что дело обернулось скверно чи-сто физиологически, поскольку, прямо скажем,
сдрейфил. И покрылся противным потом, идущим, так сказать, изнутри. От
дрейфа не в ту сторону.
мне как-то сразу полегчало. Но опять же - внутренне, потому что внешняя
тяжесть вдруг стала ощутимо увеличиваться. На три пункта, если пунктами
считать троекратный весомый, но как бы поочередный вклад в мою внешнюю
поклажу. Трижды - и будь я проклят, если не с разбега! - грохнулся
дополнительный багаж поверх всего остального. И что-то там, наверху, где
свет, воздух и воистину легкая жизнь, изменилось качественно. Мои увесистые
незнакомки стали еще смешливее, озорнее и - подвижнее, что ли. И мы -
поехали, но тут, уж извините, абзац. Полный абзац, потому что подобного я не
испытывал за всю свою двадцатисемилетнюю жизнь.
солдатские голоса. Нет, не голоса - солдат-ское ржание, весьма сходное с
жеребячьим. И я очень скоро начал испытывать ритмические нагрузки,
сопровождаемые женскими взвизгиваниями и мужским сопеньем. Это было похоже
на работу некоего мягкого, но непрерывного пресса, запущенного наверху для
неясной пока цели. Однако звуки, которые издавали как дамы, так и кавалеры,
недол-го держали меня в неведении: наверху, в кузове трясущейся машины, шла
самая что ни на есть вульгарная солдатская случка. Со звериным рычанием
мужчин и радостной визготней женщин.
мои чувства они не действовали просто потому, что мне было не до эмоций.
Меня тайно везли через чужие границы чужих государств, чужих племен и даже
чужого континента, и любая погранзастава, любой патруль или просто
недоверчивый боевик с каким-нибудь там ассегаем могли закончить мою жизнь,
так и не спросив, как меня зовут и откуда я родом. Тут уж, простите, не до
страстей и страстишек, тут действует закон сохранения твоей личной энергии,
а не похотливое желание избавиться от нее. А это, поверьте, могучий тормоз
всех иных ощущений. Тут, как говорится, абы выжить, иначе - полный абзац.
потому что машина вдруг остановилась, еще переполненная звуками негритянских
страстей. Дополнительное давление сверху прекратилось, опять я услышал
мужские голоса и смех веселых негритянок, кто-то спрыгнул, кто-то впрыгнул,
и машина наконец-то тронулась дальше. И сразу же замер женский смех, вместо
него до меня донеслись вполне нормальные, даже слегка озабоченные женские
голоса, и я сообразил, что мужчин в кузове больше нет.
мне онемело до такой степени, что я не чувствовал ни укусов, ни почесухи, ни
зуда, ни даже жажды. Ничего я не чувствовал, кроме разве что ощущения
близкой кончины. Прямо под циновками и негритянками неизвестного мне племени
и политической ориентации. Так мы тряслись в рычащем и дымящем грузовике еще
около часа, показавшегося мне декадой великих трудовых подвигов.
циновки, одеяла и прочий багаж. Я впервые глубоко вздохнул, закашлялся и в
образовавшемся просвете увидел милые, озабоченные женские мордашки. Они о
чем-то спрашивали хором и в розницу, но я не понимал ни слова, а на ответную
улыбку уже не было сил. Впрочем, эта односторонне немая сцена длилась
недолго. Кто-то извне раздвинул кучерявые головки, и я увидел загорелую
дочерна, но вполне индоевропейскую физиономию. И эта физиономия спросила на
чистейшем русском языке:
- и не спрашивайте. Вам бы хоть сотую долю такого путешествия через добрую
половину Черного континента...
холодный - холодный!.. - стакан, в котором плавал настоящий лед. Я выпил
неизвестную жидкость на одном дыхании, съел лед и спросил:
поблагодари особо и непременно каждую - в отдельности. Они тебя не только
через две границы и три фронта перевезли - они тебе жизнь заново подарили.
Колей, ощущая каждое сочленение собственного тела тоже как бы в отдельности.
Мы брели через какое-то бесконечное кочковатое поле к какому-то деревянному
бараку, и я заплетающимся от виски языком все же пытался расспрашивать моего
проводника и, как я надеялся, переводчика, хотя расспрашивал и не очень
толково.
деньги экономят. Где капитан Заусенцев? Опять заболел?
калибра 7,62. Какие проблемы?
меня на землю, упал рядом, а неподалеку раздался самый натуральный взрыв.
Как в кино, только комья земли летели в мою спину. Весьма чувствительно. И
не успели все комья оставить на мне свои отпечатки, как загремела еще
парочка взрывов.
другую сторону. По нашему полю били беспрерывно, мы падали, получали в спины
очередные комья, вскакивали, снова бежали, снова падали и снова получали.
Наткнулись на какую-то изгородь, Коля полез через нее, я тоже полез,
расцарапал руки, грудь и живот, окончательно дорвал рубашку до лохмотьев, но
каким-то чудом перебрался.
увидел впереди какой-то вполне цивилизованный дом и, вскочив, бросился к
нему, как к бомбо-убежищу.
нарушать!..
не помню. Грохнул выстрел, и я ощутил удар в зад. Так сказать, в филейную
часть. И - полный абзац. Вырубился. Не ходите, дети, в Африку гулять.
Тем более что все последующее оказалось связано с предыдущим. Как ни странно
это может показаться стороннему человеку.
меня и чинили. Почему на Кубе, спросите? Не знаю, я не спрашивал, почему на
Кубе, а не в Африке. На Кубе, представьте себе, как-то спокойнее. А еще
спокойнее, когда ты никому не задаешь никаких вопросов. Вопросы очень
раздражают, замечали? На них что-то отвечать приходится, а в тех конкретных
условиях - попросту врать. И тебе противно, и отвечающему - тоже противно.
предположить, что кое-как заметали следы. Одно дело - кусок бурского свинца
из твоего седалища извлечь, другое дело - объяснить, как ты в Африке-то
оказался, рязанец чертов? Без визы, денег, кредитных карточек и знания
какого бы то ни было языка, кроме рязан-ского? Уж лучше тебя через другую
половину Африки еще раз перетащить и на кубинский корабль сунуть. Там ребята
сообразительные, вопросов задавать не станут. А с Острова Свободы -
пожалуйста, к родным пенатам. С какими угодно документами. Хоть
туристическими, хоть дипломатическими.
штатском. Принес корзинку фруктов, бутылку рома и настоятельную просьбу не
писать домой ни строчки.
вы пока отдыхайте, будем вас навещать.
навещали. Правда, не из посольства, а из общества дружбы с нами. Веселые
девчонки с цветами и фруктами и смешливые ребята с бутылками рома. И так
продолжалось довольно долго, потому что бурское госте-приимство заживало
весьма неохотно.
попросили описать свой героический подвиг во имя торжества всеобщей
справедивости и гармонии. В конце концов я начал писать, потому что делать
было абсолютно нечего.
то кубинские девушки сделали прямо-таки королевский подарок. Они преподнесли
мне женский паричок ручной работы с необыкновенно красивой укладкой
натуральных волос густого золотого цвета. Чья-то негритянско-кубинская