платком, увидел, как чуть подрожали кончики ее ресниц, мохнато опушенных
инеем. - Вы мне нужны. Ваша батарея может уделить мне внимание?
поблескивали, лоснились омытые снегом плечи; короткие волосы влажны; он шел,
властно глядя на толпившихся у вагона солдат своими синими, почти
прозрачными глазами. На ходу уронил небрежно:
номер восемь? Вшей нет.
взглядом по опрятно-чистенькому полушубку Зои, по санитарной сумке на ее
бедре. - В нашей батарее абсолютный порядок. Паразитических насекомых днем с
огнем не найдете. Не тот адрес... Как сегодня спали? Никто не мешал?
по железной лесенке в вагон, наполненный говором вернувшихся от кухни,
взбудораженных перед завтраком солдат, с дымящимся супом в котелках, с тремя
набитыми сухарями и буханками хлеба вещмешками. Солдаты с обычной для такого
дела толкотней расстилали на нижних нарах чью-то шинель, приготавливаясь на
ней резать хлеб, нажженные холодом лица озабочены хозяйственной занятостью.
И Дроздовский, надевая гимнастерку, одергивая ее, скомандовал:
что вы там стоите? Займитесь-ка продуктами. Вы, кажется, мастер делить! С
санинструктором займутся без вас.
голос:
занятых дележкой продуктов солдат, уже не обращавших на нее внимания, хотел
сказать с какой-то ужасающей его самого лихой интонацией: "Вам в самом деле
нет смысла проводить в наших взводах осмотр. Но просто хорошо, что вы к нам
пришли".
появлении Зои в батарее всех толкало на этот отвратительный, пошлый тон, на
который подмывало сейчас и его, беспечный тон заигрывания, скрытого намека,
будто ее приход ревниво раскрывал что-то каждому, будто на ее слегка
заспанном лице, порой в тенях под глазами, в ее губах читалось нечто
обещающее, порочное, тайное, что могло быть у нее с медсанбатскими молодыми
врачами в санитарном вагоне, где находилась она большую часть пути. Но
Кузнецов догадывался, что на каждой остановке она приходила в батарею не
только для санитарного осмотра. Ему казалось, что она искала общения с
Дроздовским.
осмотров. Тем более - завтрак. Зоя дернула плечами.
это не идет! - сказала она, измеряя взмахом ресниц Кузнецова, насмешливо
улыбаясь. - А ваш любимый лейтенант Дроздовский после своих сомнительных
процедур, думаю, окажется не на передовой, а в госпитале!
мне, во-вторых?
новенькой кобурой, легко спрыгнул на снег, взглянул на Кузнецова, на Зою,
медлительно договорил:
руководитель, а я не школьник. Прошу вас отправиться в санитарный вагон.
Ясно?.. Лейтенант Кузнецов, остаетесь за меня. Я-к командиру дивизиона.
походкой прекрасного строевика, как корсетом затянутый ремнем и новой
портупеей, зашагал мимо оживленно снующих по рельсам солдат. Перед ним
расступались, замолкали от одного вида его, а он шел, словно раздвигая
солдат взглядом, в то же время отвечая на приветствия коротким и небрежным
взмахом руки. Солнце в радужных морозных кольцах стояло над сияющей белизной
степи. Вокруг колодца по-прежнему собиралась и сейчас же рассеивалась густая
толпа; тут набирали воду и умывались, сняв шапки, охая, фыркая, ежась; потом
бежали к призывно дымившим в середине эшелона кухням, на всякий случай
огибая группу дивизионных командиров возле заиндевелого пассажирского
вагона.
ним вопросительными, с легкой косинкой глазами. Он предложил:
вагона. - Супец-пюре гороховый, - добавил он, черпая ложкой из котелка и
облизывая усики. - Не подавишься - жив будешь!
порции, иные с довольным смешком, иные ворчливо рассаживаясь на нарах,
погружая ложки в котелки, впиваясь зубами в черные, промерзшие ломти хлеба.
И теперь уж никто не обращал внимания на Зою.
Кумпания у нас, можно сказать, веселая.
лейтенант Кузнецов. Я не завтракала. Но... мне ваш котелок? А вы?
прожевывая, Чибисов подошел к дверям, чересчур охотно выставил из поднятого
воротника заросшее личико; как в детской игре, закивал Зое с приятным
участием, худой, маленький, в куцей, нелепо сидевшей на нем широкой шинели.
вместе с вами. Иначе не буду...
супа, после первых глотков кипятка опять стали поглядывать на Зою любопытно.
Расстегнув ворот нового полушубка так, что видно было белое горло, она
осторожно ела из котелка Кузнецова, поставив котелок на колени, опустив
глаза под взглядами, обращенными на нее.
ложку к губам, как ее горло двигалось при глотании; опущенные ресницы были
влажны, в растаявшем инее, слиплись, чернели, прикрывая блеск глаз,
выдававших ее волнение. Ей было жарко возле раскаленной печи. Она сняла
шапку, каштановые волосы рассыпались по белому меху воротника, и без шапки
вдруг выявилась незащищенно жалкой, скуластенькой, большеротой, с напряженно
детским, даже робким лицом, странно выделявшимся среди распаренных,
побагровевших от еды лиц артиллеристов, и впервые заметил Кузнецов: она была
некрасива. Он никогда раньше не видел ее без шапки.
оглядывая Зою с ласковой усмешкой, а Чибисов особенно услужливо налил полную
кружку чаю и протянул ей. Она взяла горячую кружку кончиками пальцев,
смущенно сказала:
Скажите, сержант, что это за парки и розы? Не понимаю, почему вы все время о
них поете?
танцплощадка, и - "В парке Чаир..." Три года прослужил под это танго.
Убиться можно, Зоя, какие были девушки во Владивостоке - королевы, балерины!
Всю жизнь буду помнить!
танце, сделал шаг, вильнул бедрами напевая:
Трам-па-па-пи-па-пи... Зоя напряженно засмеялась.
балерины. А разве вы когда-нибудь видели королев?
Нечаев и подмигнул солдатам.
замечал, что она некрасива?"
темной ночью, увез бы на такси куда-нибудь, сидел бы в каком-нибудь
загородном ресторане у ваших ног с бутылкой шампанского, как перед
королевой... И тогда - чихать на белый свет! Согласились бы, а?
солдат. - Никогда не испытывала.
почувствовав обнаженную скользкость в его словах, прервал строго:
ресторан, черт возьми! Какое это имеет отношение!.. Зоя, пейте, пожалуйста,
чай.
морщинке на ее белом лбу.
отпивала, как прежде, маленькими глотками чай; и эта скорбная морщинка,