Она не ответила, только с выражением, похожим на улыбку, пробежала мимо.
становится, ей-богу. Меня хватило бы на всех. - Он взглянул на Сергея
оживленно. - Ладно, заскочим в забегаловку. Симпатичный павильончик. Тут,
недалеко. Погреемся.
метелью бульвара. На пышных от вчерашнего снегопада липах каркали вороны,
сбивали снег - белые струи стекали по ветвям. Забегаловка в этот утренний
час была свободной, разрисованные морозом стекла сумеречно затемняли ее.
Кисло пахло устоявшимся табачным перегаром, холодным пивом. За стойкой,
опершись локтями, в халате поверх пальто стояла широкая в плечах
продавщица, игривым голосом разговаривала с молодым парнем, пьющим пиво, -
шинель без погон горбилась на его спине, к стойке прислонен костыль.
а вроде посетителей нема! Один Павел тебя, что ль, тут веселит? А ну-ка
налей нам по сто граммов коньячку для приличия!
надерет сегодня...
на мокрой стойке стаканами, повернувшись толстым телом, погрела ладони над
огненной электрической плиткой. Красными пальцами взяла коньячную бутылку.
Парень поставил недопитую кружку, детски светлые глаза настороженно
обежали фигуру Сергея, задержались на погонах.
орденах, хлебнул дыма через край, - представил Константин, перчаткой
смахивая крошки со стола. - Шурочка, мы торопимся!
сказал:
- А ты капитан? Когда же успел? С какого года? Лицо-то у тебя...
Повезло.
хмурой веселостью. - "С двадцать четвертого года? - спрашивают. -
Счастливец вы. К нам, - говорят, - с двадцать четвертого и двадцать
третьего года редко кто приходит". А я с двадцать третьего... Ранен был,
капитан, нет?
счастье-то, по-разному выходит...
крикнул Константин, раскладывая на тарелке бутерброды. - Садись, Сережка!
А ты, Павел?
вытянув левую ногу. - Нельзя мне с градусами пить. Спотыкнешься еще. Я
ногу лечу. По утрам часа два гимнастику ей делаю.
спросил он высоким голосом. - Работать-то надо? Как же жить? И вот тебе
оно, капитан, мое счастье... Куда ни кинь - везде клин. Ни в грузовые, ни
в такси не берут. Кому нужен я? Нога... Как жить? Вот и говорю: счастливец
ты, капитан, - с откровенной завистью сказал Павел, жадно осушил кружку,
перевел дух, раздувая ноздри коротенького носа.
классов и четыре года войны.
объявления, - сказал Константин. - Милая, тихая профессия. Счеты,
накладные, толстая жена. У бухгалтеров всегда толстые жены, много детей.
Верно, Шурочка? - Он подошел к стойке, бросил новенькую, шуршащую сотню
перед улыбающейся продавщицей, ласково потрепал ее по розовой щеке. -
Сдачу потом, Шурочка.
к черту!
нехватками, дороговизной, бедностью, продуктовой неустроенностью. Здесь
шла своя особая жизнь. Разбитные, небритые, ловкие парни, носившие
солдатские шинели с чужого плеча, могли сбыть и перепродать что угодно.
Здесь из-под полы торговали хлебом и водкой, полученными по норме в
магазине, ворованным на базах пенициллином и отрезами, американскими
пиджаками и презервативами, трофейными велосипедами и мотоциклами,
привезенными из Германии. Здесь торговали модными макинтошами, зажигалками
иностранных марок, лавровым листом, кустарными на каучуковой подошве
полуботинками, немецким средством для ращения волос, часами и поддельными
бриллиантами, старыми мехами и фальшивыми справками и дипломами об
окончании института любого профиля. Здесь торговали всем, чем можно было
торговать, что можно было купить, за что можно было получить деньги,
терявшие свою цену. И рассчитывались разно - от замусоленных, бедных на
вид червонцев и красных тридцаток до солидно хрустящих сотен. В узких
закоулках огромного рынка с бойкостью угрей шныряли, скользили люди,
выделявшиеся нервными лицами, быстрым мутно-хмельным взглядом, блестели
кольцами на грязных пальцах, хрипло бормотали, секретно предлагая тайный
товар; при виде милиции стремительно исчезали, рассасывались в толпе и
вновь появлялись в пахнущих мочой подворотнях, озираясь по сторонам,
шепотом зазывая покупателей в глубину прирыночных дворов. Там, около
мусорных ящиков, собираясь группами, коротко, из-под полы, показывали свой
товар, азартно ругались.
кустарями, недавно демобилизованными солдатами, пригородными колхозниками,
московскими ворами, командированными, людьми, покупающими кусок хлеба, и
людьми, торгующими, чтобы вечером после горячего плотного обеда и выпитой
водки (целый день был на холоде) со сладким чувством спрятать, пересчитав,
пачку денег.
гудело, двигалось, сновало; выкрики, довольный смех, скрип вытоптанного
снега, крутая ругань, звонки продаваемых велосипедов, звуки аккордеонов,
возбужденные, багровые от холода лица, мелькание на озябших руках
коверкотовых отрезов, пуховых платков - все это, непривычное и незнакомое,
ослепило, оглушило Сергея, и он выругался сквозь зубы. На какое-то
мгновение он почувствовал растерянность.
локти, плечи, оттеснив, оторвали Константина, уволокли вперед, голоса
гудели в уши назойливо и тошно:
Даю пощупать, попробовать на спичку!
сапоги? Бросай их к хрену! Наряжайся в полуботинки! Гарантирую пять лет!..
вон смотри: двух пальцев нет! Осколком... Я тебе дам "спекулянт"! Так
морду и перекосорылю!
Прекрасны в холодную погоду!.. Я, гражданочка, вполне русским языком
ответил: за вашу цену я их сам сношу! Все! Закон!
пожалуйста. Модные плечи. Двубортный, на шелку. Прошу вас... Я дешево...
искательного простуженного голоса, увидел перед собой морщинистое,
виноватое лицо, красноватые веки, несвежее кашне, торчащее к подбородку из
облезлого воротника; через руку как-то робко перекинут темно-серый костюм.
Сергей резким движением освободился от сковавшей его тесноты, продвинулся
вперед, к этому человеку, сказал:
Именно вам...
вернулся...
мольбой. - Мне нужны деньги... Я прошу очень маленькую цену. Я даже ее не
прошу. Вы назначьте...
носил вещей убитых. Преодолевая брезгливость, мог снять оружие с мертвого
немецкого офицера, просмотреть документы, записные книжки - это было
чужое. Но особенно после боя под Боромлей он не испытывал любопытства к
непрожитой жизни своих солдат. Убитый под станцией Боромля лежал лицом
вверх в смятой пшенице, все тело, лицо были неправдоподобно раздуты от
жары, будто туго налиты лиловой водой, вздыбленная грудь покрыта коркой
засохшей крови - был убит пулеметной очередью, - трудно узнать: молод был
или в годах. Сергей достал из кармана его гимнастерки слипшуюся