Чтение 3–й страницы книги ~Рыжий, красный и человек опасный~

помешать вашему заслуженному отдыху, все же просим благосклонного разрешения
запустить в воздух этот первый в истории нашего дома самолет.

Он кончил. Геша, снявший с модели простыню, с восхищением смотрел на
друга: такую речь, несомненно, одобрил бы и сам товарищ нарком Чичерин, не
говоря уже о директоре школы Петре Сергеевиче.

Теперь общественность разглядывала модель, и разглядывала по-разному.
Петр Кузьмич с неодобрением смотрел: он не доверял авиации, предпочитая
железную дорогу, и если бы ребята смастерили модель паровоза или тепловоза,
то Петр Кузьмич разрешил бы испытать ее и сам бы дал свисток к отправлению.
Но самолет... Нет!

А Павел Филиппович смотрел на модель с ревностью. Павел Филиппович тоже
не любил авиацию, потому что в прошлом был артиллеристом и не уважал
заносчивых авиаторов, которым год службы идет за два, и звания быстрее
набегают, и зарплата, и вообще... Вот если бы ребята пушку сварганили, то он
бы сам "Огонь!" скомандовал. Но самолет... Нет!

А Витька смотрел на модель как раз с интересом. Он думал, что если бы
сделать такую самому, а еще лучше - отнять ее у этих сопляков, то вполне
можно оторвать за нее рублей пятнадцать, а то и двадцать. Испытывать не
надо, потому что случайно разбить ее можно, какие-нибудь детали повредить -
и тогда хрен возьмешь пятнадцать рублей. А то и двадцать... Нет, Витька тоже
был против испытаний.

А Сомов на модель не смотрел. Тихий Сомов смотрел на оставленные на
столе костяшки партнеров, вернее, подсматривал и прикидывал свои шансы.
Сомов вполне приветствовал модель как средство отвлечения партнеров, но -
только на минутку. Достаточно, чтобы подготовить возможный выигрыш. А для
этого надо продолжать игру и не отвлекаться на какие-то испытания.

- Нет, - сказал Петр Кузьмич, выражая общее мнение. - Вы, пионеры,
молодцы. Авиамоделизм надо всемерно развивать, но не в ущерб обществу. А
общество сейчас культурно отдыхает. Так? - Это он спросил у общества в
порядке полемического приема, и общество согласно подыграло ему: так-так,
правильно говоришь. - А значит, отложите испытания на после обеда. Думаю, мы
к тому времени закончим игру?

- Может, и закончим, - хихикнул Витька, - а может, и не закончим. У нас
самая игра только после обеда и пойдет.

- Это верно, - раздумчиво сказал Павел Филиппович. - Кто знает, что
будет после обеда... Идите, ребяточки, идите и не останавливайтесь на
достигнутом. Модель самолета доступна многим, а вот смастерите-ка вы
зенитку... - Он мечтательно зажмурился, может быть, вспомнив, как палил он
из своей зенитки по фашистским "мессерам", как палил он по ним без промаха и
был молодым и сильным, и сладко было ему вспоминать это...

А тихий Сомов ничего не сказал, потому что все уже было сказано до
него.

- Пошли, Кешка, - тихо проговорил Гешка, - я же тебя предупреждал:
такие своего не отдадут.

- Но-но, паренек, - строго заметил Петр Кузьмич, - не распускай язык. -
Но заметил он это, впрочем, лишь для порядка, потому что уже отвлекся и от
пионеров, и от их модели, а думал о партии, которая складывалась
благоприятно для него и для Витьки.

- Ладно, - сказал Кеша, - мы пойдем. На вашей стороне право сильного.
Но не злоупотребляйте этим правом: последствия будут ужасны.

Это он просто так сказал, про последствия, для красоты фразы. И вряд ли
он думал в тот момент, что слова его окажутся пророческими. Ни он так не
думал, ни Геша, ни тем более Петр Кузьмич, который только усмехнулся вслед
пионерам - мол, нахальная молодежь нынче пошла, спасу нет от нее, -
усмехнулся и брякнул костяшкой о стол:

- Пять - три. Получите вприкусочку.

- Окстись, Кузьмич, - сказал Витька. - Как со здоровьем?

Петр Кузьмич строго посмотрел на наглого Витьку, а только потом на
уложенную на стол костяшку. Посмотрел и удивился: не "пять - три" он сгоряча
выхватил, а вовсе "шесть - один".

- Ошибку дал, - извинился он, забрал костяшку, вынул из жмени нужную,
шлепнул о стол. - Вот она.

- Ты, Кузьмич, или играй, или иди домой и шути со своей старухой, -
обозлился Витька, - а нам с тобой шутить некогда.

Петр Кузьмич снова взглянул на стол и ужаснулся: пятнистую доминошную
змею замыкала все та же костяшка "шесть - один", хотя он голову на отсечение
мог дать, что брал не ее, а "пять - три".

- Надо ж, наваждение какое, - заискивающе улыбнулся он, забрал
проклятую костяшку, сунул ее для верности в кармашек тенниски, внимательно
выбрал "пять - три", еще раз посмотрел: то ли выбрал? Убедился, тихонечко на
стол положил. - Нате.

- Ну, дед, - заорал Витька, - я так не играю! - Он швырнул свои
костяшки на стол и поднялся. - Клоун несчастный!

В другой раз Петр Кузьмич непременно обиделся бы за "клоуна" и не
спустил бы нахалу оскорбительных слов, но сейчас у него прямо сердце
останавливаться начало и пот холодный прошиб: на столе, поблескивая семью
белыми точками, лежала костяшка "шесть - один".

- Братцы! - закричал Петр Кузьмич. - Я не нарочно. Я ее, проклятую, в
карман спрятал.

Он выхватил из нагрудного кармана спрятанную костяшку и показал
партнерам.

- Ты бы ее лучше на стол положил, - сурово сказал Павел Филиппович, а
тихий Сомов только головой покачал.

Петр Кузьмич посмотрел и тихо застонал: это была та самая, нужная -
"пять - три".

- Братцы, - сказал Петр Кузьмич, - тут какая-то чертовщина. Я же точно
выбираю "пять - три", а получается "шесть - один".

- Может, у тебя жар? - предположил Витька.

- Нету у меня жара и не было никогда... Братцы, да не шучу же я, -
простонал Петр Кузьмич. - Сами проверьте...

- И проверим, - сказал Павел Филлипович. - Сядь, Виктор.

Витька сел со скептической улыбкой, подобрал брошенные кости. Петр
Кузьмич раскрыл ладошку, протянул ее партнерам.

- Вот смотрите: беру "пять - три". Так?

- Так, - согласились партнеры.

- И кладу ее на стол. Так?

- Так. - Партнеры опять не возражали.

- И что получается?

- Хорошо получается, - сказал Павел Филиппович.

И он был прав: змейку замыкала неуловимая прежде костяшка "пять - три".

- Ну, Кузьмич, - протянул Витька, - ну, клоун...

И опять-таки Петр Кузьмич не ответил дерзкому, потому что был
посрамлен, полностью посрамлен.

- Ладно, - сказал Павел Филиппович, - замнем для ясности. Я на твои
"пять - три" положу свои "три - два". - Замахнулся и замер, не донеся руку
до стола...

На столе вместо всеми замеченной костяшки "пять - три" лежала
пресловутая "шеть - один".

- Опять твои штучки, Кузьмич? - ехидно спросил Витька, но его оборвал
Павел Филиппович:

- Помолчи, сопляк. Я же смотрел: Кузьмич не шевельнулся. И костяшка
нужная была. Тут что-то не так.

И даже молчаливый Сомов раскрыл рот.

- Ага, - сказал он, - я тоже видел.

- Вот что, - решил Павел Филиппович, - ставим опыт. Кузьмич, бери
костяшку.

Кузьмич забрал злосчастную костяшку.

- А теперь давай сюда "пять - три".

Кузьмич безропотно послушался.

- Все видите? - спросил Павел Филиппович и показал публике "пять -
три". - Вот я ее кладу, и мы все с нее глаз не спускаем...

Четыре пары глаз гипнотизировали костяшку, и Павел Филиппович аккуратно
приложил к ней нужную "три - два". Все было в порядке.

- Теперь я слежу за Кузьмичом, - продолжал Павел Филиппович, - а ты,
Витька, клади свою, не медли. Ну?

Витька замахнулся было, чтобы грохнуть об стол рукой, но тихий Сомов
вдруг вякнул:

- Стой!

Витька изучал только что свои кости. Павел Филиппович гипнотизировал
перепуганного Кузьмича, а Сомову заданий не поступало, и он все время
смотрел на стол. И первым заметил неладное. На столе вместо "пять - три"
лежала все та же "шесть - один", которая должна была - а это уж точно! -
находиться в руке Петра Кузьмича.

- Где? - выдохнул Павел Филиппович, и Петр Кузьмич раскрыл ладонь:
костяшка "пять - три" была у него.

- Все, - подвел итог Витька. - Конец игре.

- Что ж это такое? - спросил Петр Кузьмич дрожащим голосом.

- Темнота, - сказал Витька, для которого все вдруг стало ясно, как
"дубль - пусто". - У нас сколько профессоров в доме живет?

- Сорок семь, - быстро сказал Петр Кузьмич, которому по его
общественной должности полагалось знать многое о доме и еще больше о его
жильцах.

- То-то и оно. Про телекинез слыхали?

- А что это?

- Управление предметами одной силой мысли. Скажем, хочу я закурить,
пускаю направленную мысль необычайной силы, и сигарета из кармана Сомова
прямо ко мне в рот попадает.

Сомов машинально схватился за карман, а Витька засмеялся:

- Дай закурить. - Получив сигарету, прикурил, продолжал: - Я-то так не
могу. Это пока гипотеза. А сдается мне, что кто-то из наших ученых хануриков