проворковал экономист, когда мы уже спускались с Радищевым по роскошной
лестнице дворца-оффиса Пустовых.
Николаевича.
Ильич. - Расскажете нам с женой, что нас ждет на исторической родине, если
мы решимся последовать вашему примеру. А то мы тут засиделись..."
не приходится. С деньгами везде родина, а без денег на любой родине -
чужбина!"
нас с заливной рыбкой. Кстати, можете меня звать просто Аркашей. А вы
Марик?"
я придти на какую-то чашечку к таким, как вы.Прощайте..."
ваша шагайка очень нравится, но... ведь это же какой-то паралитик, а не
машина, - смеялся он. - Вы сами, Марк Борисович, согласились бы месяцами
ежеминутно дергаться в его корпусе при каждом шаге?"
Марк Борисович Арензон, и назначен капитаном головного судна. Что же
касается обитаемости машины, то вот компенсационная система, а вот общее
расположение жилых, бытовых и служебных помещений в корпусе судна. Это вам
не кабина дальнобойщика." "Ну, знаете ли, эти ваши причиндалы - плавательный
бассейн, сауна, кают-компания, каюты и прочее обойдется в копеечку, не так
ли?" "В процентах от того, что заработает шагайка, это мелочи, - поморщился
я. - Меня гораздо больше беспокоит усталостная прочность металла при
разгонах и торможениях циклопических масс."
отмахнулся Вадим Анатольевич, - то эти проблемы решаемы. Мы научились не
бояться инерции покоя и движения. Масса горизонтально-строгального станка с
заготовкой-изделием, как и ускорения при возвратно-поступательных движениях
его частей соразмеримы с вашими. А вот ваша система рекуперации энергии нас
просто восхитила! Поздравляю. Кстати, а почему вы не построили шагайку у
себя в Израиле? Насколько я знаю, идея родилась еще в СССР и, судя по
видеокассете, была принята у нас достаточно благожелательно. Неужели на
Западе публика консервативнее? Тут у меня уже крутятся наши военные из
Владивостока. Нельзя ли им, мол, вариантик десантного шагающего судна
сварганить?"
десантного судна. Для доставки грузов на необорудованный берег Арктики и
Дальнего Востока." "И что же?" "И военные из Тихоокеанского флота были
знакомы с моим проектом."
год после разработки проекта. А там подоспела ваша контрреволюция, свобода,
беспредел. Не до новаций." "Хорошо, а в Израиле? Тамошние военные? Ведь
Израиль считается во всем мире интеллектуальным титаном."
Сибири не намерен ни с кем обсуждать свою страну и мою собственную
биографию..." "Более, чем понятно. Похвальная деликатность. Но мы можем
спросить хотя бы, почему заказчик попросил разыскать для вас кульман. Вы
что, не владеете "автокадом"?" "Увы... Впрочем, моя часть проекта будет не
подробнее эскизной стадии, а технический и рабочий проекты ваши конструкторы
сами сделают на компьютере." "Хорошо. Но вы-то не у кульмана же работали в
своей самой компьютеризированной стране в мире?" "Нет. Если уж вы так
настаиваете, то я должен признаться, что все эти годы я в Израиле... вообще
не работал... Во всяком случае, инженером." "Вы? С вашим букетом уникальных
проектов?" "О мертвых либо хорошо, либо ничего..."
ЦКБ.
забыл, что вокруг коллектив, что я хожу обедать в столовую, а не сижу на
солнцепеке с питой, которую надо успеть за минуты перерыва затолкать двумя
руками в рот и запить водой из горлышка бутылки, что вокруг человеческая
речь, а не дикие выкрики арабов и "марокканцев", что за двойными рамами
снег, а глаза не залиты выжигающим потом. Что вокруг жизнь, а не ожидание
очередного подвоха...
глаза... Что начальство вежливо советуется со мной на "вы", а не орет через
весь раскаленный двор, обращаясь, как к собаке, которую могут в любой момент
выгнать, ничего не заплатив.
черном платье. Она сидела за своим компьютером прямо напротив, и ее
лишенными всякого выражения прозрачные глаза на бледном неподвижном лице
казались слепыми или мертвыми.
рожу - ее лицо неприятно сморщилось, верхняя губа задралась почти до носа,
обнажив ровные белые зубы, а мертвые глаза вдруг закатились, оставив
видимыми только белки, а потом судорожно сузились, прожигая меня бездонными
зрачками.
направилась к выходу, судорожно комкая носовой платок у покрасневшего от
хлынувших слез носа. Я невольно отметил ее стройную фигуру, легкую юную
походку и впервые усомнился, что седая дама - моя ровесница.
потому делать свое дело изо всех сил, которых для такого проекта практически
и быть не может у давным-давно не работавшего по специальности человека, тем
более в моем возрасте.
дня, вымотанный до предела, я шел в магазин за продуктами к ужину, потом - в
свой номер в служебной гостинице, где для командированных была кухня,
готовил себе горячую пищу и смотрел по телевизору все подряд. Гулять по
скованным морозом улицам меня не тянуло. Сам факт возвращения на постылую и
давно забытую родину, как фиаско моего "хождения во еврейство", безмерно
угнетал меня.
голос. Она напряженно смотрела на меня сверху, стоя с подносом в столовой.
Мне оставалось только молча кивнуть. - Приятного аппетита. Меня зовут Ирина.
Можете звать меня просто Ирой." "Тогда можете меня звать Марк, - неуверенно
протянул я руку, ощутив по ее ладони, что действительно сильно ошибся в
начальной оценке ее возраста. - Даже Мариком. Я, знаете ли..." "Знаю. Мне о
вас уже все рассказали, - она так же странно сморгнула, когда я невольно
скользнул глазами по ее впечатляющей фигуре, подчеркнутой закрытым, от
ворота до кистей рук, платьем. - А вам обо мне еще нет?" "Я вообще избегаю
общения с людьми, насколько это возможно." "Я навязываю вам свое общество?"
"Если бы это было так, я бы нашел способ избавиться." "Еще бы! Будто я не
вижу, как вы на меня все время воровато поглядываете, когда чертите. Я
седая, а потому вы решили, что я ваша ровесница, так? А я вам в дочери
гожусь."
потребностью души. И не упускаю возможности любоваться красивой женщиной,
как, скажем, цветами, пейзажем, музыкой, живописью... Но почему вас-то это
так беспокоит?" - с удивлением отметил я, что она едвасправляется с
дыханием.
ее обижали?" "Можно сказать и так... - почему-то понесло меня. - Я не не
смог даже участвовать в ее отчаянной борьбе за существование." "И к ому же
она ушла? К миллионеру?" "Миллионеры не женятся на иммигрантках нашего с ней
возраста. Просто нашла себе более удачливого нашего с ней ровесника." "И вы
смирились?" "Да я был счастлив, что хоть она вырвалась из плена нищеты и
труда на износ." "А она?" "Не знаю. С тех пор мы ни разу не виделись. Ни
разу... Я, знаете ли, вообще никогда, никуда и ни к кому не возвращаюсь. Не
возвращался, - спохватился я, - до этого приезда в Сибирь." "Ваша жена
еврейка?" "Да. Но до Марьяны я любил совсем другую женщину," - неожиданно
для самого себя почему-то так и не мог остановиться я.
Вас тогда и на свете-то не было, когда была эта песенка: Я помню тот вечер в
долине зеленой, акации в полном цвету, - все более удивляясь своему
поведению, тихонько запел я. - Один поцелуй сладковато-соленый и бронзовых
рук теплоту... Мы долго смеялись, мы пели как дети, но больше не встретились
вновь. Доверчивой чайке расставила сети чужая большая любовь... Чайка.
Белокрылая чайка, черноморская чайка, моя мечта... Простите, Бога ради..."
"А почему ей не расставила сети ваша большая любовь?" "Представьте себе...
летняя севастопольская душистая ночь, ворчание моря, столик в береговом
ресторане, моя милая обаятельная чайка и я за столиком, как мы с вами
сейчас. Она мне вдруг говорит, что у нее сегодня как раз день рождения. А я
студент... То есть не просто нет денег на подарок, на цветы хотя бы, а
вообще едва-едва до Москвы добраться и дожить до первой стипендии. Я ей и
говорю: единственный подарок, который я могу вам сделать, это моя рука и мое
сердце..." "Поступок! А она что?" "А она согласилась." "Мама! - без улыбки
захлопала в ладоши Ира. - Ну и?.." "Оказалось, что она при средствах, гостит
в родительском доме в Севастополе и вообще если и не богатая, то вполне
реальная невеста." "Ну и что же вам помешало? Национальный вопрос?" "В
какой-то мере... Началось с того, что она была прописана в Иркутске, а я в
Москве. Расписать нас в Севастополе отказались. В Москве я жил в общежитии о