Чтение 3–й страницы книги ~Путешествия с тетушкой~

- Вас не беспокоит шум из бара?

- Нет, нисколько. И вообще удобно, когда бар под рукой. Если выпивка
кончится, Вордсворт может в два счета сбегать.

- Кто такой Вордсворт?

- Я зову его по фамилии - терпеть не могу его имя, Захарий. Всем
старшим сыновьям в их роду по традиции дают имя Захарий, в честь Захария
Маколея [известный филантроп, отец историка Томаса Маколея], который так
много сделал для них в Клапам-Коммон. А фамилия у них в честь епископа -
не поэта.

- Он что, ваш слуга?

- Скажем так: он оказывает мне услуги. Очень добрый, милый, сильный
человек. Но только не позволяй ему просить дашбаш. Он получает от меня
достаточно.

- А что такое дашбаш?

- Так называются чаевые и вообще любые подарки в Сьерра-Леоне -
Вордсворт жил там в детстве, во время войны. Так мальчишки называли и
сигареты, которыми их щедро одаривали иностранные моряки.

Я не поспевал за лавиной тетушкиной речи и поэтому оказался не вполне
подготовленным к появлению огромного пожилого негра в полосатом, как у
мясника, фартуке, который открыл дверь в ответ на тетушкин звонок.

- Что я вижу, Вордсворт, ты уже моешь посуду? Позавтракал, не дожидаясь
меня? - сказала тетушка довольно кокетливо.

Негр стоял, грозно глядя на меня в упор, и я подумал, не потребует ли
он дашбаш, прежде чем впустить меня внутрь.

- Вордсворт, это мой племянник, - сказала тетушка.

- Женщина, ты говоришь мне правду?

- Ну конечно. Ох, Вордсворт, Вордсворт! - добавила тетушка с шутливой
укоризной.

Вордсворт дал нам пройти. В гостиной горел свет, так как уже стемнело,
и я был буквально ослеплен блеском стеклянных безделушек, заполнявших все
свободное пространство: на буфете ангелочки в полосатых одеждах, похожие
на мятные леденцы, в нише мадонна в голубом одеянии, с позолоченным лицом
и золотым нимбом. На серванте на золотой подставке стояла огромная
темно-синяя чаша, вмещающая по меньшей мере четыре бутылки вина. Нижняя
часть ее была украшена позолоченной решеткой, перевитой пунцовыми розами и
зеленым плющом. С книжных шкафов смотрели на меня розовые аисты, красные
лебеди и голубые рыбки. Черные девушки в алых туниках поддерживали зеленые
канделябры, а наверху сверкала люстра, будто сделанная из сахарной глазури
и увешанная бледно-голубыми, розовыми и желтыми цветами.

- Венеция когда-то значила для меня очень много [Венеция издавна
славилась производством изделий из стекла], - сказала тетушка, хотя это
было и так очевидно.

Я не берусь судить об искусстве, но все то, что я видел, производило
впечатление чего-то очень аляповатого.

- Удивительная работа, - сказала тетушка. - Вордсворт, будь душенькой,
принеси нам две порции виски. Августе грустно после грустных-грустных
похорон.

Она говорила с ним, будто перед ней был ребенок... или любовник, но
последнюю версию я еще не готов был принять.

- Все о'кей? - спросил Вордсворт. - Сглаза не было?

- Все прошло без помех. О господи. Генри, ты не забыл свой пакет?

- Нет-нет, он здесь.

- Тогда пусть Вордсворт положит его в холодильник.

- В этом нет необходимости, тетушка. Прах не портится.

- Да, конечно, как это я сморозила такую глупость. Но все же будет
лучше, если Вордсворт отнесет пакет на кухню. Мне бы не хотелось, чтобы он
все время напоминал о бедной моей сестре. Идем, я покажу тебе свою
спальню. Там большая часть моих венецианских сокровищ.

Тетушка не обманула меня. Там была целая коллекция. Туалетный столик
так и сверкал. Чего там только не было: зеркала, пудреницы, пепельницы,
чашечки для английских булавок.

- Они вносят веселье и в самый мрачный день, - сказала тетушка.

В комнате стояла огромная двуспальная кровать в таких же причудливых
завитушках, как и стекло.

- Особые узы привязывают меня к Венеции, - пояснила тетушка, - именно
там началась моя профессиональная карьера и мои путешествия. Я всегда
очень любила путешествия, и мне ужасно жаль, что нынче они сократились.

- Возраст настигает нас, не спрашивая, - сказал я.

- Возраст? Я не это имела в виду. Надеюсь, я еще не превратилась в
развалину, но для путешествий мне нужен спутник. Вордсворт сейчас очень
занят - он готовится в Лондонскую школу экономики. А тут гнездышко
Вордсворта, - сказала она, открывая дверь в соседнюю комнату. Комната была
уставлена стеклянными фигурками диснеевских персонажей и, что хуже всего,
фигурками ухмыляющихся мышей, кошек, зайцев из низкопробных американских
мультфильмов, однако выдутых с той же тщательностью, что и люстра.

- Это тоже Венеция, - заявила она. - Хорошо сделано, хотя не так
изящно. Но мне кажется, это больше подходит для мужской комнаты.

- Ему они нравятся?

- Он мало здесь бывает. Занятия и другие дела...

- Не хотел бы я видеть это перед глазами, когда утром просыпаюсь.

- Он редко здесь просыпается...

Тетушка повела меня обратно в гостиную, где Вордсворт уже поставил на
стол три стакана венецианского стекла с золотым ободком и кувшин с водой,
весь в мраморных цветных разводах. Бутылка с черной наклейкой была
единственным нормальным предметом и потому неуместным, как неуместен
человек в смокинге на маскараде. Сравнение это тут же пришло мне в голову,
так как я несколько раз оказывался в подобной неловкой ситуации из-за
своей глубоко укоренившейся нелюбви к маскарадным костюмам.

Вордсворт сказал:

- Телефон как черт говорил все время, пока вас тут не было. Вордсворт
сказал им, она ушла на очень важный похороны.

- Как удобно, когда можно говорить правду, - заявила тетушка. - Мне
никто ничего не передавал?

- Бедный Вордсворт не разбирал их чертовы слова. Не по-английски
говорите, им сказал. Они сразу тогда убрались.

Тетушка налила мне гораздо больше виски, чем я привык, я попросил
добавить еще воды.

- Теперь я могу сказать вам обоим, какое я чувствую облегчение оттого,
что похороны прошли так гладко. Я как-то раз была на очень фешенебельных
похоронах - жена известного писателя и, надо сказать, не самого верного из
мужей. Это было вскоре после первой мировой войны. Я тогда жила в Брайтоне
и интересовалась фабианцами [члены "Фабианского общества" (основано в 1884
г.), пропагандировавшего идеи постепенного преобразования
капиталистического общества в социалистическое путем реформ]. О них я
узнала от твоего отца еще молоденькой девушкой. Я пришла из любопытства
пораньше и перегнулась через перильца в крематорской часовне, чтобы
прочесть надписи на венках. Я была первая и потому одна в пустой часовне,
наедине с гробом, утопающим в цветах. Вордсворт простит меня, он уже
слышал эту историю во всех подробностях. Дай я тебе налью еще, -
обратилась она ко мне.

- Нет-нет, довольно, тетя Августа. Я и так выпил больше, чем надо.

- Ну так слушай. Я, должно быть, сделала резкое движение и случайно
нажала на кнопку. Гроб стронулся с места, раскрылись дверцы. Я чувствовала
жар печи и слышала шум пламени. Гроб въехал внутрь, и дверцы захлопнулись.
И в этот самый момент явилась вся честная компания: мистер и миссис
Бернард Шоу, мистер Уэллс, мисс Несбит - это ее девичья фамилия, доктор
Хавелок Эллис, мистер Рамзей Макдоналд [Бернард Шоу, Герберт Уэллс, Эдит
Несбит, доктор Хавелок Эллис, Рамзей Макдоналд были членами "Фабианского
общества"] и сам вдовец, а священник - он, разумеется, не принадлежал ни к
какой официальной церкви - вошел через дверь с другой стороны, где были
перильца. Кто-то заиграл гимн Эдварда Карпентера: "Космос, о Космос,
Космос имя твое", хотя гроба не было.

- И как вы поступили, тетушка?

- Я спрятала лицо в носовой платок и сделала вид, что плачу, но мне
показалось, что ни один человек не заметил - кроме разве священника, но он
ничем себя не выдал, - что гроб отсутствует. Вдовец-то - уж во всяком
случае. Он и до этого много лет не замечал, что у него есть жена. Доктор
Хавелок произнес очень трогательную речь - а может, мне это показалось:
тогда я еще не окончательно перешла в католичество, хотя была уже на
грани, - о благородном достоинстве прощальной церемонии, без привычного
лицемерия и без риторики. И без покойника, можно было добавить с успехом.
Все остались вполне довольны. Теперь тебе понятно, Генри, почему я
старалась не делать лишних движений сегодня утром.

Я украдкой бросил взгляд на тетушку поверх стакана с виски. Я не знал,
что ей ответить. Сказать "Как это грустно" было бы не к месту, так как я
вообще сомневался в реальности описываемых похорон, хотя последующие
месяцы заставили меня признать, что в основе своей тетушкины рассказы
правдивы - она добавляла лишь мелкие детали для общей картины. Меня
выручил Вордсворт: он нашел верные слова.

- Надо быть шибко осторожный, когда похороны, - сказал он. - В
Менделенд - мой первый жена был менде - всегда разрезают сзади покойника и
вынимают селезенка. Если селезенка большой, покойник был колдун и все
смеются над семьей и уходят с похороны быстро-быстро. Так было с папа мой
жена. Он умер от малярия. Эта люди совсем плохо понимают, малярия делает
большой селезенка. Потом мой жена и ее мама быстро-быстро ушел Менделенд и
поехал Фритаун [столица (с 1961 г.) Сьерра-Леоне; в 1808-1961 гг. -
административный центр английской колонии Сьерра-Леоне]. Не хотел терпеть,
чтоб соседи злился.

- В Менделенде, должно быть, много колдунов? - спросила тетушка.

- Да, конечно, очень-очень много.