зеркальными стеклами. Корешки с золотым тиснением. Тысячи книг, которых он
никогда уже не прочтет. Прекрасные старинные книги. Он вдруг подумал, что те
старые книги, какие ему попадались, всегда были интересные. Наверное, среди
них было меньше глупых, чем нынче. Так же как старые дома. Они всегда были
красивы. Не то что новые. В старые времена были люди и поумнее и
поталантливей. Его удивила эта мысль.
тяжелый, второй поменьше, книги в зеленоватых кожаных переплетах с
оттиснутой короной.
как надо оформить заказ.
офицерские, генеральские, солдатские, красная епанча, или, как там было
написано, "эпанча". Шарфы через плечо, плюмажи с белыми и красными перьями.
Все усатые, бравые, плечистые... Усы торчали то пиками в стороны, то лихо
подкручивались вверх. Шаровары сменились лосиными брюками, потом просто
брюками. Солдатики горбились под тяжестью ранцев, больших ружей,
выпрямлялись, утоньшались, затянутые в узкие мундиры, узкие шинели, ремни -
то черные, то белые. Он искал лакированные башмаки, эполеты, галуны. Формы
менялись круто. Ильин не знал, почему. Перед ним, словно на параде,
проходили полки пехоты, артиллерии, маршировали гренадеры, ехали гусары,
уланы, кирасиры, драгуны. Зимние формы, парадные. Послушно шагали куда-то,
стояли на часах, выносливо держа на головах высокие кивера, похожие на
перевернутые ведра, меховые шапки, несли алебарды, шпаги болтались сбоку,
длинные сабли, палаши. Они смотрели на него как живые. Нарисованные
простенько, вроде безлико, они тем не менее различались, то ли форма
придавала им характер, повадку, то ли припудренные парики, букли меняли
выражение лиц. Он сравнивал, любовался, примеривал, по-детски захваченный
игрой в солдатики. Время от времени среди картинок мелькало знакомое, не
поймешь что. Воспоминание?.. Но очень слабое, оно поднималось из каких-то
глубин и гасло не дойдя. Как будто когда-то он их видел или слышал про них.
вместо того бледного мальчика под тяжелой треуголкой возникала щекастая
улыбка Усанкова. Форма разных полков имела небольшие различия, память никак
не могла их уловить. Треуголка, кажется, имела кокарду. На ногах, скорее
всего, были чулки с подвязками. Фалды мундира были. Воротники, обшлага - их
имелось множество схожих, разница в мелочах - цвет, канты, - поди разберись.
Воспоминание размывалось этим подобием, этой обманной близостью.
Единственное, что он понял, что форма относилась к павловскому правлению.
Позже мундиры становились короче, упразднились плащи, а на тех были плащи.
Полой плаща тот, последний, скользнул по дверце машины. Коснулся стекла.
командиры. Ильин тоже расправил плечи, насупился. Мягкий подбородок его
отяжелел. Где-то далеко-далеко запиликала флейта, отозвался барабан, по
зеленому лугу шли полки... Откуда он знал этот старинный марш?
заросший изжелта-седенькими волосами, словно пухом. Горло его было замотано
шарфом. Сквозь толстые очки смотрели неприятно увеличенные светло-серые
глаза с огромным черным зрачком.
ему.
поэтому и осмелился, - он произвел какой-то приглашающе галантный жест
рукой. Пальцы у него были желтые, прокуренные, и лицом он тоже был
темно-желт. - Да вы не извольте церемониться со мной, я только рад...
старомодная его речь успокоили Ильина.
старичок, наклонив голову, шаркнул ногой. - Альберт Анисимович, историк,
архивист, ныне музейный сотрудник, сам почти экспонат, - он хихикнул, дохнул
на Ильина табачищем, заглянул в раскрытый альбом. - Павловские мученики? Им
эти панталоны все промежности натирали, - он приблизился к Ильину, заглянул
ему в глаза. - Можете меня, старого дурня, высмеять, но я полагаю, что ни
семеновцы, ни преображенцы не рвались защищать государя-императора из-за
этих панталон. Сил не было больше выносить их. У офицеров, у тех лосины. Вы
знаете, как называют лосины? - Он вновь захихикал. - Тоже муки адовы.
рассказывал, чем они отличаются у разных батальонов.
повсюду. Смотрю фильм про екатерининского генерала, а на нем эполет. Каково?
командует парадом!
интерес, извинился и исчез так же бесшумно, как появился.
вскочил. Как он и ожидал, Альберта Анисимовича он разыскал внизу, в курилке.
Ильин. - У меня такое дело, не знаешь, как подступиться. Надо выяснить, а
что... мне не важно, поверите вы, мне другое надо...
папииросой, словно бы его отрывали от дела. Ильин попросил у него папиросу,
закурил. С отвычки голова кружилась, темное лицо старика поплыло,
закачалось. Удерживая его, Ильин взял Альберта Анисимовича под руку. Про тех
трех офицеров у него выходила какая-то нелепица, дичь, получалось, что это
офицеры, никакие не ряженые. Он заметил, что говорит об этом с уверенностью,
но поправляться не стал. Будь что будет. Альберт Анисимович кивал, ничего не
спрашивал.
почудиться обоим не может. Верно?
Мне самому странно, даже как-то не по себе.
нет, предъявить не могу. Каблуки стоптаны...
Пойдемте! - и потащил Ильина по лестнице, по переходам обратно в тот
закуток, к оставленному альбому. - Показывайте, в чем они были.
что-то вычисляя. Близорукие глаза его смотрели на Ильина в упор.
за ухом. Поцокал языком. Перевернул несколько страниц, задержался на одном
листе, где беседовали поручики, капитан и, кажется, полковник, ткнул
пальцем. Длинный его желтый ноготь пришелся на короткий распахнутый плащ
поручика, под плащом виднелся темно-зеленый мундир. - Они?
обратно вдоль стола. - Ночью?
пожал плечами.
попрошу, мой товарищ пришлет свое описание. Он москвич, будет еще
свидетельство.
Ильина подозрительно. - Свидетельство чего?
прислушиваясь.
его осветилось, сияние пошло от всей его сухонькой фигурки.
вас в эту точку. Почему, это другой вопрос. Вы увидели. На слепого очки не
подберешь, верно? Теперь мы с вами поддержим Собедкова! - он ударил кулачком