Чтение 3–й страницы книги ~Виктория~

протянули ему руку и поздравили с возвращением.

В тот же вечер Юханнес пошел бродить по окрестностям, осмотрел все
вокруг, побывал на мельнице, в каменоломне и у запруды, где он когда-то
удил рыбу. С грустью прислушивался он к голосам знакомых птиц, которые уже
вили гнезда на деревьях, и даже сделал крюк, чтобы поглядеть на громадный
муравейник в лесу. Муравьи исчезли, муравейник вымер. Юханнес поворошил
кучу, но не нашел в ней следов жизни.

Гуляя по лесу, он заметил, что лес, принадлежащий владельцу Замка,
сильно поредел.

- Ну как, узнаешь родные места? - пошутил отец. - Нашел дроздов, своих
старых знакомцев?

- Узнаю, но не все. Лес порублен.

- Лес не наш, а хозяйский, - ответил отец. - Не нам считать чужие
деревья. Нужда в деньгах случается у всякого, а хозяину Замка денег нужно
много.

Дни шли своей чередой, светлые, отрадные дни, сладкие часы наедине с
милыми воспоминаниями детства - когда все зовет тебя вернуться к земле и
чистому небу, на деревенский простор и в горы.

Юханнес шел по дороге к Замку. Утром его ужалила оса, и верхняя губа у
него распухла; если ему встретится кто-нибудь из господ, он поклонится и
тотчас пройдет мимо. Но он никого не встретил. В саду перед Замком он
увидел даму и, поравнявшись с ней, низко поклонился, а потом пошел дальше.
Это была хозяйка Замка. Проходя мимо Замка, Юханнес и сейчас еще
чувствовал, что сердце у него бьется, как в былые дни. Большой дом с его
бесчисленными окнами и суровый, надменный владелец Замка и поныне внушали
ему почтение.

Юханнес свернул к пристани.

Тут он вдруг увидел Дитлефа с Викторией. Юханнеса взяла досада - еще,
чего доброго, подумают, что он нарочно старается попасться им на глаза.
Вдобавок у него распухла губа. Он замедлил шаги в сомнении, идти ли ему
дальше, и все-таки пошел. Еще издали он поклонился им и, пока они шли ему
навстречу, держал шапку в руке. Оба молча кивнули в ответ и медленно
прошли своей дорогой. Виктория посмотрела на него в упор; по ее лицу
скользнула тень.

Юханнес продолжал свой путь к пристани, но им овладела тревога, даже
походка выдавала его смятение. Подумать только, как выросла Виктория,
совсем взрослая девушка, и как хороша! Ее брови почти сходятся на
переносице и похожи на две изящные бархатные полоски. Глаза потемнели,
стали темно-синими.

На обратном пути Юханнес свернул на тропинку, которая шла лесом далеко
от Замка. Никто не сможет его попрекнуть, будто он преследует по пятам
детей владельца Замка. Он поднялся на холм, облюбовал удобный камень и
сел. Птицы пели исступленно и страстно, зазывали и манили друг друга,
переносили прутики в клювах. В воздухе стоял приторный запах чернозема,
распускающихся почек и гниющего дерева.

Но нежданно-негаданно Юханнесу опять пришлось увидеть Викторию - она
шла прямо к холму, где он сидел, с противоположной стороны.

Бессильная досада овладела Юханнесом - оказаться бы где-нибудь за
тридевять земель; уж на этот раз она непременно подумает, что он ищет с
ней встречи. Здороваться с ней снова или нет? Может, лучше сделать вид,
будто он ее не заметил, тем более что у него распухла губа.

Но когда Виктория поравнялась с ним, он встал и снял шапку. Она
улыбнулась, кивнула.

- Добрый вечер. С приездом, - сказала она.

Ему показалось, что губы ее снова чуть дрогнули, но она быстро овладела
собой.

- Этому трудно поверить, - стал объяснять он, - но я не знал, что ты
пошла в эту сторону.

- Конечно, вы не могли этого знать, - ответила она. - Мне вдруг взбрело
в голову пойти этой тропинкой.

Ай-яй-яй! А он-то сказал ей "ты"!

- Вы надолго? - спросила она.

- До конца каникул.

Он с трудом подбирал слова, она оказалась вдруг совсем чужой. Зачем
вообще она с ним заговорила?

- Дитлеф рассказывает, что у вас большие способности, Юханнес. Вы так
хорошо учитесь. И еще он говорит, что вы пишете стихи. Это правда?

Он ответил коротко и нехотя:

- Что тут особенного. Стихи все пишут.

Наверное, сейчас она уйдет, потому что она замолчала.

- Такая досада, меня сегодня ужалила оса, - опять заговорил он, показав
на свою губу. - Вот почему губа так распухла.

- Вы слишком долго не приезжали домой, здешние осы вас больше не
узнают.

Его ужалила оса, а ей и горя мало. Что ж, понятно. Стоит себе, вертит
на плече красный зонтик с золоченной ручкой, а до других ей дела нет. А
ведь он не раз, бывало, таскал эту благородную гордую барышню на руках.

- Я и сам не узнаю здешних ос, - ответил он. - Хотя когда-то они были
моими друзьями.

Но она не поняла глубокого смысла его слов и не ответила. А смысл-то
ведь был ох какой глубокий.

- Я многого здесь не узнаю. Даже лес и тот повырублен.

Ее лицо затуманилось.

- Тогда, наверное, вам не захочется писать здесь стихи, - сказала она.
- А вдруг вам вздумалось бы однажды посвятить стихотворение мне! Да нет,
что я говорю! Видите, как мало я смыслю в этих вещах.

Задетый, он молча опустил глаза в землю. Она прикидывается любезной, а
сама потешается над ним, роняет высокомерные слова и ждет, какое они
произведут впечатление. И напрасно - все эти годы Юханнес не тратил
времени зря и не только марал бумагу, он прочел больше книг, чем некоторые
другие.

- Ну что ж, мы, верно, еще увидимся. До свидания.

Он снял шапку и ушел, ничего не ответив.

Знала бы она, что ей одной, и никому другому, посвящал он свои
стихотворения, все до единого, даже то, которое обращено к ночи, и то,
которое о болотном огоньке. Но она никогда этого не узнает.

В воскресенье за Юханнесом явился Дитлеф звать его на остров. "Опять
мне придется сидеть на веслах", - подумал Юханнес, но согласился. Несмотря
на воскресный день, гуляющих на пристани было немного. Стояла тишина, на
небе ярко сияло солнце. Потом вдруг раздались звуки музыки, они доносились
с моря, с далеких островов - это почтовый пароход описывал большую дугу,
подходя к пристани; на палубе играла музыка.

Юханнес отвязал лодку и сел на весла. В этот ослепительный день он был
в каком-то приподнятом и умиленном настроении, а музыка, доносившаяся с
парохода, ткала в воздухе узор из цветов и золотых колосьев.

Но почему мешкает Дитлеф? Он стоит на берегу и смотрит на пароход и на
его пассажиров, словно кого-то ждет. "Нечего мне сидеть на веслах,
сойду-ка я на берег", - подумал Юханнес и стал поворачивать.

И тут перед его глазами мелькнуло что-то белое, он услышал всплеск.
Отчаянный многоголосый крик раздался с парохода, а те, кто был на берегу,
неотрывно глядели и показывали пальцами туда, где скрылось белое видение.
Музыка смолкла.

Юханнес немедля бросился на помощь. Он действовал, повинуясь только
инстинкту, без раздумий, без колебаний. Он не слышал, как на палубе
кричала мать: "Моя девочка, моя дочь!" Он никого не видел. Не теряя
времени, он прыгнул с лодки в воду и нырнул.

Несколько мгновений его не было видно, только в том месте, где он
исчез, по воде шли круги, и все понимали: он ищет. Вопли на пароходе не
умолкали.

Вот он вынырнул снова, чуть подальше, в нескольких саженях от того
места, где стряслась беда. Ему кричали, тыкали пальцами: "Нет, там, сюда,
сюда!"

Он снова скрылся под водой.

Снова мучительное ожидание, неумолкающий горестный вопль женщины,
какой-то мужчина на палубе в отчаянии ломает руки. Скинув куртку и
башмаки, в воду с палубы бросился еще один человек - штурман. Он тщательно
обыскивал то место, где девочка пошла ко дну, и теперь все надеялись
только на него.

Но тут над водой снова показалась голова Юханнеса, еще дальше, чем
прежде, намного саженей дальше. Шапку Юханнес потерял, его голова
лоснилась на солнце, точно голова тюленя. Видно было, что ему трудно,
что-то мешает ему плыть, одна рука у него занята. А через мгновение он уже
держал свою ношу в зубах - это была утопленница. На берегу и на палубе
раздались возгласы изумления, должно быть, и штурман услышал эти крики,
потому что, вынырнув из воды, огляделся вокруг.

Наконец Юханнес добрался до лодки, которую отнесло в сторону; он
положил в нее девочку, а потом забрался и сам; все это заняло у него не
больше минуты. С берега видели, как он склонился над девочкой, разорвал ей
на спине платье, потом схватил весла и стал что есть силы грести к
пароходу. Когда утопленницу втащили на палубу, на пароходе прогремело
многократное ликующее "ура!".

- Как вам пришло в голову искать ее так далеко? - спросили Юханнеса.

Он ответил:

- Я знаю здешнее дно. Тут течение. Я помнил об этом.

Какой-то господин пробивается сквозь толпу пассажиров к самому борту,
он бледен как смерть, судорожно улыбается, в глазах у него стоят слезы.

- Поднимитесь на палубу, пожалуйста! - кричит он. - Я хочу
поблагодарить вас. Мы вам так обязаны. Только на минутку.