возраст. Я хочу вернуться в те дни, стать молодым и наивным...
не дослушав материнских наставлений.
как всегда, застряла на пороге с последними указаниями.
Постирать, погладить, почистить, прокипятить, подмести. Ужас
сколько всего она придумывала каждый раз, когда уходила на
работу. Обычно Зиночка терпеливо выслушивала ее, но именно
сегодня мама непозволительно медлила, а идея, возникшая в
Зиночкиной голове, требовала действия, поскольку была
неожиданной и, как подозревала Зина, почти преступной.
Этим летом она впервые поехала в лагерь не обычной девочкой, а
помощником вожатой, переполненная ощущением ответственности.
Она все лето так строго сдвигала колючие бровки, что на
переносице осталась белая вертикальная складочка. И Зиночка
очень гордилась ею.
приходилось сдвигать брови, а со взрослыми: с вожатыми отрядов,
преподавателями и другими начальниками. Они загорали на песке,
а Зиночка еще плескалась, потому что очень любила барахтаться
на мелководье. Потом на нес прикрикнули, и Зиночка пошла к
берегу, так как еще не разучилась слушаться старших.
пристальный, оценивающий, мужской. Зиночка смутилась, крепко
прижала руки к мокрой груди и постаралась поскорее упасть на
песок. А в сладком полусне ей представилось, что там, на
берегу, она была без купальника. Сердце на мгновение екнуло. но
глаз Зиночка так и не открыла, потому что страх не был
пугающим. Это был какой-то иной страх, на который хотелось
посмотреть. И она торопила маму, пугаясь не страха, а решения
заглянуть в него. Решения, которое боролось в ней со стыдом, и
Зиночка еще не была уверена, кто кого переборет.
комнату и первым делом старательно задернула занавески. А потом
в лихорадочной спешке стала срывать с себя одежду, кидая ее
куда попало: халатик, рубашку, лифчик, трусики... Она лишь
взялась за них, оттянула резинку и тут же отпустила -- резинка
туго щелкнула по смуглому животу, и Зиночка опомнилась.
Постояла, ожидая, когда уймется застучавшее сердце, и тихонечко
пошла к большому маминому зеркалу. Она приближалась к нему как
к бездне: чувствуя каждый шаг и не решаясь взглянуть. И, только
оказавшись перед зеркалом, подняла глаза.
маленькая девушка с круглыми от преступного любопытства,
блестящими, как вишенки, глазами. Вся она казалась шоколадной,
и лишь не по росточку крупная грудь да полоски от бретелек были
неправдоподобно белыми, словно не принадлежавшими этому телу.
Зиночка впервые сознательно разглядывала себя как бы со
стороны, любовалась и одновременно пугалась того, что казалось
ей уже созревшим. Но созревшей была только грудь, а бедра никак
не хотели наливаться, и Зиночка сердито похлопала по ним
руками. Однако бедра еще можно было терпеть: все-таки они хоть
чуточку да раздались за лето, и талия уже образовалась. А вот
ноги огорчали всерьез: они сбегали каким-то коку-сом,
несоразмерно утончаясь к щиколоткам. И икры еще были плоскими,
и коленки еще не округлились и торчали, как у
девчонки-пятиклашки. Все выглядело просто отвратительно, и
Зиночка с беспокойством подозревала, что природа ей тут не
поможет. И вообще все счастливые девочки жили в прошлом веке,
потому что тогда носили длинные платья.
это уже было взрослым, полным будущих ожиданий. Значит. такая
она будет -- кругленькая, тугая, упругая. Конечно, хорошо бы
еще подрасти, хоть немного; Зина вытянулась на цыпочках,
прикидывая, какой она станет, когда наконец подрастет, и, в
общем, осталась довольна. "Подождите, вы еще не так будете на
меня смотреть!" -- самодовольно подумала она и потанцевала
перед зеркалом, мысленно напевая модное "Утомленное солнце".
Зиночка сначала ринулась к дверям, как вертелась перед
зеркалом. Потом метнулась назад, торопливо, кое-как напялила
разбросанную одежду и вернулась в прихожую, на ходу застегивая
халатик.
сразу бы открыла. Я думала...
ученье надо платить, вот он и ушел.
Очень любила ее, в меру слушалась и всегда побаивалась той
напористости, с которой Искра решала все дела и за себя и за
нее и вообще за всех, кто, по ее мнению, в этом нуждался.
сапоги и широкий ремень, оставлявший после удара жгучие красные
полосы. Про эти полосы Искра никому никогда не говорила, потому
что стыд был больнее. И еще потому, что лишь она одна знала: ее
резкая, крутая, несгибаемая мать была глубоко несчастной и, в
сущности, одинокой женщиной. Искра очень жалела и очень любила
ее.
несчастна и одинока. Сделала случайно, проснувшись среди ночи и
услышав глухие, стонущие рыдания. В комнате было темно, только
из-за шкафа, что отделял Искоркину кровать, виднелась полоска
света. Искра выскользнула из-под одеяла, осторожно выглянула. И
обмерла. Мать, согнувшись и зажав голову руками, раскачивалась
перед столом, на котором горела настольная лампа, прикрытая
газетой.
рванулась к матери, а мать медленно встала ей навстречу, и
глаза у нее были мертвые. Потом побелела, затряслась и впервые
сорвала с себя солдатский ремень.
совсем: он наградил ее необыкновенным именем и исчез еще в
далеком детстве. И мама сожгла в печке все фотографии с
привычной беспощадностью.
когда-то комиссаром!
заключался ее символ веры, символ чести и символ ее юности.
Слабость была антиподом этого вечно юного и яростного слова, и
Искра презирала слабость пуще предательства.
Мама была идеалом, который предстояло достичь. С одной, правда,
поправкой: Искра очень надеялась стать более счастливой.
быстро прощали, то Искру не только любили, но слушали. Слушали
все, но зато ничего не прощали. Искра всегда помнила об этом и
немного гордилась, хотя оставаться совестью класса было порой
нелегко.
зеркалом в одних трусиках. И когда Зиночка подумала об этом, то
сразу начала краснеть, пугаться, что Искра заметит ее внезапный
румянец, и от этого краснела еще неудержимее. И вся эта
внутренняя борьба настолько занимала ее, что она уже не слушала
подругу, а только краснела.
ты! Я ничего не натворила.
и все. Наверное, я многокровная.
признайся сразу, тебе же будет легче.
пропадушка.
понятно?
серьезно разговаривать?
Володихин Дмитрий
Ларссон Стиг
Маккарти Кормак
Жюль Верн
Пехов Алексей
Муркок Майкл