Чтение 3–й страницы книги ~Глаз ночи~

* * *

За долгие годы преподавательской работы Петр Степанович привык просыпаться в восемь утра. Теперь на работу в Смольный он мог бы приезжать попозже, но многолетняя привычка работала лучше любого будильника, и ровно в восемь он просыпался, в первый момент думая, что пора собираться на лекции... Но потом вспоминал, что давно уже не преподает и у него есть еще время, чтобы немного поваляться в постели, потом не торопясь подняться, принять массажный душ, позавтракать...

Однако этим утром что-то определенно было не так. Что-то тревожило Петра Степановича. Сон постепенно выпускал его из своих нежных объятий, Шумелов удивленно прислушивался к собственным ощущениям.

Ему чего-то не хватало.

Наконец он понял, чего - рядом с кроватью не было слышно ровного сопения и периодических всхрапов Арчибальда.

Английский бульдог невероятно храпел во сне, и поэтому Петр Степанович упорно боролся с его привычкой спать возле кровати хозяев, пытался выселить его на коврик в прихожую, но подлый бульдог упорно отказывался засыпать в ссылке, устраивал по ночам истерики, скребся когтями в дверь спальни, и Шумелову в конце концов пришлось сдаться, тем более что жена всецело была на стороне Арчибальда.

И вот теперь этого мерзкого храпа и сопения не было слышно, и Шумелов всерьез забеспокоился. Чтобы бульдог проснулся раньше хозяев? Такое просто невозможно, этот лежебока готов был проспать все на свете, кроме обеда и прогулки. Не случилось ли с ним чего?

Петр Степанович спустил ноги с кровати, осторожно нашарил шлепанцы и встал.

В утренней полутьме спальни возле кровати что-то темнело...

Шумелов раздернул шторы и едва сдержал крик.

Арчибальд лежал на полу в луже крови. Впрочем, то, что лежало на ковре около кровати, трудно было назвать Арчибальдом.

У собаки не было головы.

- Что ты, Петя? - окликнула Шумелова полусонным хрипловатым голосом жена.

Петр Степанович не отозвался. Он схватил первое, что попалось под руку - шелковую накидку с кресла, - завернул в нее обезглавленный труп собаки и выскочил в коридор, пока жена не проснулась окончательно. Если она увидит это - точно сойдет с ума.

- Куда ты, Петя? - крикнула жена вслед, все еще не вполне проснувшись, но с уже возникающим в голосе беспокойством.

- Потом, потом! - откликнулся Шумелов срывающимся голосом.

Руки его тряслись. Он кое-как оделся, завернул собачий труп поверх шелковой накидки в кусок полиэтилена, чтобы кровь не просочилась, и понес в гараж.

На первом этаже консьерж удивленным взглядом проводил его - неаккуратно одетого, небритого, с красным перекошенным лицом и большим бесформенным свертком в руках...

Пристроив сверток в багажнике и сев за руль, он долго не поворачивал ключ в зажигании, чтобы успокоиться - в таком взвинченном состоянии выезжать на улицу было опасно. Как учил его увлекающийся йогой Сабиров, Петр Степанович несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, задерживая дыхание и пытаясь думать о приятном. Но из этого ничего не вышло: перед глазами стояло окровавленное собачье тельце на ковре возле кровати...

Петр Степанович изо всех сил ударил руками по рулю, так что заныли костяшки пальцев. Он не был так привязан к собаке, как жена, но увидеть в собственной спальне такое.., никакие нервы этого не выдержат. А самое главное - кто-то недвусмысленно показал ему, насколько он беззащитен. Ночью вошли к нему в квартиру - несмотря на охраняемый дом и стальную дверь, вошли и прямо в его спальне убили Арчибальда.., тихо, бесшумно, чтобы не разбудить их с женой, и смотрели на них без всякой жалости! А следующий раз кто-то вот так же войдет и сделает то же самое с Ольгой.., или с ним самим.

Понятно было, что собака - это угроза, предупреждение, и за этим предупреждением последует очередной шаг.

Петр Степанович посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Лицо ужасное... Конечно, инспектора дорожно-патрульной службы никогда не останавливают его машину - черный внушительный "мерседес" с номерами мэрии, - но всякое возможно...

И в это мгновение зазвонил мобильный телефон.

- Алло! - еле проговорил Шумелов охрипшим, постаревшим голосом. - Кто говорит?

После небольшой продуманной паузы в трубке послышался короткий злой смешок.

- Как тебе понравился подарок?

Шумелов узнал голос, и на него накатила волна ненависти.

- Так, выходит, это ты, молокосос?! - прорычал он, едва сдержав желание вдребезги разбить телефон. - Это ты, сволочь, убил мою собаку?

- А ты думал на кого-то другого? - усмехнулся Рудейко. - Много же у тебя добрых друзей! Собака, конечно, ни в чем не виновата, но это тебе - предупреждение: если вздумаешь со мной шутки шутить, нигде от меня не спрячешься, всюду достану. Деньги взял - отработай! А за то, что играть со мной вздумал, - заплатишь штраф: половину моих денег вернешь, сто пятьдесят штук. Завтра в двенадцать на том же месте, так же пойдешь с тем же самым портфелем со стороны Итальянской, в центре зала встретимся и поменяемся портфелями...

- Да ты что - сбрендил? - закричал Шумелов, на секунду задохнувшись от наглости молокососа. - Ты совсем охренел? Говорят тебе - в портфеле не было никаких денег! Это что же - я тебе за красивые глаза участок отдам и еще заплачу за это?

- Это как тебе угодно. Если тебе понравилось так просыпаться, как сегодня, - приятного аппетита. Только в следующий раз это будет уже не собака, А насчет того, почему в портфеле не было денег - это ты лучше меня знаешь. Я в портфель деньги положил...

В глазах у Петра Степановича потемнело Последних слов Рудейко он не расслышал, окончательно раздавленный его угрозой. Можно натравить на Рудейко силовые структуры - МВД, ФСБ, в конце концов, но щенок потому и держится так нагло, что знает - Шумелов не сделает этого, побоится. Люди Рудейко наверняка не оставили никаких улик, а любая серьезная проверка привлечет внимание к махинациям самого Шумелова с распределением пятен застройки.

- Я принесу деньги, - еле слышно проговорил Шумелов.

По голосу можно было подумать, что Петр Степанович постарел на двадцать лет.

- Вот и хорошо! - насмешливо отозвался Рудейко. - Из своих ошибок надо делать выводы!

Он отключил телефон, а Шумелов еще долго сидел, тупо уставившись на свое отражение в зеркале заднего вида.

Леня Маркиз дослушал разговор до конца и отодвинулся от динамика. Этим утром он совершенно случайно включил систему прослушивания, связанную с "жучком" в машине Шумелова, и услышал чрезвычайно важный разговор.

- Это я хорошо зашел! - процитировал он вполголоса фразу из популярного фильма и задумался: в его мозгу складывалось интересное развитие богатой дебютной идеи.

* * *

Вечером того же дня телохранитель тащил на себе изрядно перебравшего Рудейко от гаража до его роскошной квартиры, занимавшей целый этаж прекрасно отреставрированного дома возле Армянской церкви на Невском проспекте.

- Не иначе эта парочка портфель подменила, - произнес Рудейко неожиданно трезвым голосом.

- Что вы говорите, Андрей Михайлович? - переспросил телохранитель и остановился, чтобы немного передохнуть: необъятная туша Андрея Рудейко даже для этого очень сильного и тренированного парня была утомительной ношей.

- Парочка на меня налетела в дверях, - полусонно проговорил Андрей, - парень и девка... Вроде так, шпана мелкая, ничего особенного, а что-то подозрительно ловкие.., выбили у меня портфель, потом вернули.., могли и подменить...

Последние слова Рудейко проговорил еле слышно и тут же забылся глубоким здоровым сном прямо на плече у телохранителя.

Охранник тяжело вздохнул, обхватил босса поперек туловища и потащил к лифту.

Позднее, передав дежурство своему сменщику, он помчался к Марине, сногсшибательной девице, с которой познакомился месяц назад.

Хотя была уже глубокая ночь, и он изрядно устал, потрясающее тело Марины, ее детски-невинные и одновременно глубоко порочные глаза притягивали его, как магнит, сводили с ума, распаляли и будоражили воображение, и он теперь ни одного дня не мог прожить без ее изощренных ласк.

У него был собственный ключ от Марининой квартиры. Открыв дверь, он прошел в спальню. Марина спала, как ребенок, свернувшись калачиком и подложив под щеку кулак. Он приподнял одеяло и жадным взглядом окинул ее нежное, покрытое легкой испариной сна тело, вдохнул его аромат - смесь собственного неповторимого запаха Марины, свежего, сладковато-яблочного, и легкого жасминового аромата ее духов.

Марина мягко повернулась, сонно улыбнулась ему, не открывая глаз, и пробормотала:

- Это ты, Витенька? Ну иди же ко мне!

Виктор склонился над ней. Его обдало горячей волной, кровь застучала в висках.

Торопливо раздевшись, он скользнул в постель, прильнул к ней, впился жадными губами в ее нежную шею, в губы, в грудь, покрыл все ее тело горячими торопливыми поцелуями. Лицо Марины порозовело. Она приоткрыла глаза, прижала голову Виктора к своему животу и жарко прошептала:

- Не торопись, не спеши! Ты знаешь, как я люблю, - медленно-медленно, и чтобы ты все время говорил, говорил, говорил...

Виктор медленно, осторожно вошел в нее, почувствовав, как жадно и вместе с тем неторопливо она раскрылась ему навстречу. Томительная, едва переносимая нега окутала его розоватым облаком.

- Говори, говори! - шептала Марина, закусив его ухо мелкими острыми зубами. - Говори, умоляю, ну что же ты!

В ее голосе было едва ли не отчаяние и вместе с тем такая страсть, что Виктор совершенно потерял голову.

Он говорил, как в бреду, искусанными пересохшими губами уткнувшись в нежную ложбинку над ее ключицей, говорил о том единственном, что знал, - о своей работе, о своем шефе, Андрее Рудейко, говорил о том, как высадил того возле "Пассажа" с толстым кожаным портфелем и встретил у другого его выхода, причем портфель был уже явно пустым.

Марина прильнула к нему всем телом, она ритмично сжимала бедра и щекотала ухо Виктора нежным горячим языком. Дыхание ее учащалось, и бедра наливались волнующим жаром и тяжестью, но она повторяла безумным горячечным шепотом:

- Говори, говори, не останавливайся!

Виктор, почти теряя рассудок, говорил о том, как сразу после событий в "Пассаже"

Рудейко с явной яростью разговаривал по телефону, и этот разговор пересказал ей дословно.

Она дышала все чаще и чаще, и в глубине ее тела начинались первые безумные судороги, но сквозь тихий и, кажется, жалобный стон Марина шептала:

- Говори, говори...

И он говорил о том, как тащил вечером пьяного шефа, а тот болтал что-то непонятное про странную парочку, столкнувшуюся с ним в дверях "Пассажа"...

Он не знал, о чем еще рассказывать своей ненасытной любовнице, да и не мог больше говорить. Глаза его застлало красным туманом, пламя рвалось из него, и с яростными безумными криками они слились в последней непереносимой вспышке.

Опустошенный, обессиленный, выжатый как лимон, Виктор забылся сном, который больше похож был на обморок.

Марина осторожно выскользнула из-под него, убедилась, что он крепко спит, и, накинув на голое тело шелковый короткий халат, прошлепала босыми ногами в соседнюю комнату. Ей безумно хотелось пойти в душ, смыть с себя запах этого тупого животного, бесконечно раздражавшего ее своей примитивностью, своей однообразной невзыскательной страстью, но дело - прежде всего.

Она набрала номер, и, несмотря на поздний час, ей тут же ответили. Подробно, стараясь ничего не упустить, она пересказала все, что услышала сегодня от Виктора.

За такие доклады конкурент Андрея Рудейко платил ей очень неплохие деньги.

В конце своего сообщения, Марина упомянула сегодняшнюю пьяную болтовню Рудейко о столкнувшейся с ним в "Пассаже" подозрительной парочке. Собеседник неожиданно заинтересовался и потребовал дословно повторить все, что сказал Рудейке. Выслушав повторно все, что запомнила Марина, мужчина задумчиво проговорил:

- Парочка.., молодые мужчина и женщина.., очень ловкие.., не мои ли это старые знакомые?

- Что, Артем Николаевич? - переспросила девушка.

- Нет, ничего, это я про себя, - ответил ей конкурент Андрея Рудейко Артем Зарудный и отключил телефон.

* * *

Без пяти двенадцать Шумелов остановил свой "мерседес" возле заднего входа "Пассажа". Внимательно оглядевшись по сторонам, он выбрался из машины, сжимая в руке ручку коричневого портфеля. После того, как убили Арчибальда, руки его постоянно дрожали, а сам Петр Степанович приобрел слегка затравленный вид.

Еще раз внимательно оглядевшись, он подошел к дверям универмага. В то же самое время к тем же дверям, оживленно переговариваясь, подошли двое маляров в запачканной краской одежде - мужчина и женщина. Мужчина нес в руке складную стремянку и ведерко с краской, женщина - несколько кистей и еще одно ведерко. Шумелов чуть задержался перед дверью, чтобы пропустить замурзанную парочку и не запачкаться краской, но маляры тоже замешкались, мужчина неловко повернулся, уронил стремянку и налетел-таки боком на Петра Степановича.

- Ты че, Вася! - вскрикнула женщина. - Ты следи, куда идешь-то. Вон мужчину запачкал...

Она схватила Шумелова за рукав пальто и принялась тереть его своими грязными руками.

- Не надо! - с откровенным отвращением воскликнул Петр Степанович, резко вырывая рукав у замарашки, и отшатнулся, чтобы не запачкаться еще больше.

При этом он налетел на мужчину-маляра, и тот едва не опрокинул на Петра Степановича ведро с белой краской. Едва удержавшись на ногах, маляр неловко схватился за руку Шумелова, но тут же отпустил его, извинился перед ним в самых изысканных выражениях, громко и с чувством икнул и отошел в сторону.

Петр Степанович с отвращением оглянулся на пьяного подонка и торопливо зашагал к центру зала, все еще чувствуя на своей руке его грязное прикосновение.

В самом центре, возле цветочного киоска, он на мгновение поравнялся с толстым коротко подстриженным мужчиной лет тридцати в коротком черном полупальто. Обменявшись полными ненависти взглядами, мужчины чуть замедлили шаг, быстро и незаметно поменялись портфелями и разошлись.

В то же время парочка "маляров" поспешно шла по Итальянской улице в сторону Садовой.

- Ты что, Леня, переиграл операцию? - вполголоса спросила женщина.

- Интуиция, - почти шепотом ответил мужчина, - я когда за портфель взялся, мне что-то не понравилось. То ли он показался мне тяжелее, чем должен быть, то ли в нем что-то твердое прощупалось... Не знаю, что, но мне это не понравилось, и я решил, от греха подальше, не рисковать.. Ну-ка, подожди секундочку...

"Маляры" остановились на углу Итальянской и Садовой, и Маркиз полуобернулся к задним дверям "Пассажа". Оттуда вышел толстяк в черном полупальто. Перед ним распахнулась дверца роскошного черного джипа, он с кряхтением вскарабкался на сиденье и захлопнул дверцу за собой. Джип рванул с места и выехал на Садовую.

- Ну и что ты хотел увидеть? - ехидно осведомилась Лола. - Как уезжают наши денежки?

- Может быть, я и ошибся, - с сомнением в голосе проговорил Маркиз, - но в нашем деле лучше перестраховаться.

В этот миг впереди раздался оглушительный грохот. Черный джип "мерседес" взлетел на воздух и рухнул обратно на тротуар грудой пылающих обломков.

Лола уставилась на Маркиза потрясенным взглядом.

* * *

Узнав о взрыве, в котором погиб Андрей Рудейко, Артем Зарудный поручил своему помощнику по безопасности Гоги Жордания выяснить, кто мог убрать его конкурента и по какой причине.

"Если задаться вопросом - кому выгодно, - сказал при этом Зарудный, - то убить его должен был я. И именно на меня сейчас все начнут указывать пальцами. Но я-то этого не делал, мы с тобой лучше всех это знаем.

Поэтому хотя я и не оплакивал толстого Андрюшу, но должен хотя бы узнать, что за всем этим стоит".

Жордания довольно быстро выяснил, что покойный Рудейко хотел прибрать к рукам перспективное пятно застройки на Васильевском острове и связался для этого с Шумеловым, высокопоставленным чиновником из Смольного; также он выяснил, что немного раньше Шумелов вел переговоры с группой не очень крупных бизнесменов, претендовавших на тот же самый участок.

Проанализировав всю полученную информацию и сопоставив ее с тем, что рассказывал ему телохранитель Андрея Рудейко незадолго до своей гибели вместе с боссом во взорванной машине, Зарудный сделал для себя однозначные выводы и потребовал список людей, которые прежде Рудейко договаривались с Шумеловым о приобретении участка на Васильевском. Просмотрев этот список, Зарудный криво усмехнулся и приказал Жордании привезти к себе в загородный дом одного старого знакомого.

* * *

Аскольд убрал свою любимый кий красного дерева в чехол и, чуть прихрамывая, вышел на улицу. Погода стояла хорошая, и он решил немного пройтись.

Он любил Петроградскую сторону, ему казалось, что ее воздух бодрит и молодит его.

Аскольд неторопливо шел по Пушкарской улице, как вдруг рядом с ним затормозил джип "гранд чероки" с затемненными стеклами. Дверцы джипа распахнулись, и двое выскочивших из него бритоголовых молодчиков схватили старика с двух сторон за локти.

- Кий не сломайте, макаки! - довольно спокойно проговорил Аскольд, всякого повидавший на своем веку и не боявшийся уже почти ничего.

Ответом ему был сильный удар по почкам. Старик сжал зубы от боли, но не издал ни звука, чтобы не унижаться перед этой мелюзгой, как он мысленно назвал бритоголовых.

Его втолкнули в черный джип, бросили на заднее сиденье, и примерно через полчаса он уже предстал перед светлыми очами Артема Николаевича Зарудного.

- Жив, жив, курилка! - криво оскалившись острыми длинными зубами наподобие голодной акулы, усмехнулся Зарудный. - А я-то грешным делом думал, что ты уж совсем отошел от дел, отдыхаешь... на Богословском кладбище или на Серафимовском! - Зарудный засмеялся собственной шутке, которая показалась ему удачной.

- Да нет, Артюша, - невозмутимо ответил старик, - пока еще живу.., глядишь, и тебя переживу.., в бильярд вот поигрываю... не хочешь партию? Боюсь, правда, твои макаки кий мой поломали.

- Они тебе сейчас не только кий поломают! - рявкнул Зарудный, склонившись над стариком и сверля его холодным взглядом. - В бильярд он играет! Ты, кий старый, не только в бильярд, ты еще в какие-то игры играешь, которые тебе явно не по возрасту! Что там за возня вокруг участка на Васильевском?

- А я-то при чем? - Аскольд пожал плечами. - Я ко всему этому никакого отношения не имею.

- Та-ак! - протянул Зарудный и достал из пачки "Голуаз" одну сигарету. - Не имеешь, значит, отношения... Закурить, кстати, я тебе не предлагаю - обойдешься...

- А я и не курю, - усмехнулся Аскольд, - курение жизнь сокращает, а я ведь еще тебя пережить собираюсь.

- Это тебе уже без разницы, - Зарудный снова засмеялся, продемонстрировав акулий оскал, - твою жизнь что сокращай, что не сокращай, все одно немного осталось... То, что ты имеешь отношение к участку на Васильевском, - ясно как Божий день: там в списке участников сделки брат твой младший фигурирует. Да только мне это, в общем, даже и не интересно. Мне другое интересно: кого ты, кий старый, подрядил разладить сделку между толстым Андрюшей и пижоном из Смольного? Кто такой шустрый в "Пассаже" подсуетился? Больно уж почерк знакомый, не старый ли мой знакомый воротился в родные края? А у меня к нему серьезный разговор имеется: за пареньком небольшой должок остался, а долг, он, сам знаешь, платежом красен!

Аскольд снова пожал плечами:

- Говорю же - ничего не знаю об этом деле. То, что Паша, братец мой младший, хочет на Васильевском торговый центр строить со своими компаньонами - это факт, это я знаю, а больше об этом деле ничего даже не слышал.

- Та-ак, - повторил Зарудный и глубоко вздохнул, - мне с детства внушали мысль, что старость нужно уважать.., а почему, собственно? Если старик - настоящий козел и не понимает вежливого обращения - откуда же к нему уважение?

- Это ты называешь вежливым обращением? - выразительно огляделся Аскольд. - Когда твои макаки хватают пожилого человека на улице и чуть ли не в мешке волокут к тебе на расправу?

- А ты ничего другого и не заслужил. - Зарудный выпустил дым в потолок и снова усмехнулся. - Ты думаешь, что будешь сейчас меня своим героизмом поражать, разыгрывать здесь партизана на допросе? Тоже мне, Зоя Космодемьянская! Наука, знаешь ли, далеко вперед шагнула со времен твоей молодости. Я тебе один укол сделаю - и ты мне все моментально выложишь, и то, что знаешь, и даже то, чего не знаешь!

Он сделал знак своему подручному, и тот принес из соседней комнаты никелированную кювету, в которой лежали шприц и ампула с прозрачной жидкостью.

- Цени, - усмехнулся Зарудный, - шприц одноразовый, чтобы ты не думал, что я тебя СПИДом заразил!

Аскольд затравленно озирался, как попавший в ловушку зверь, но бритоголовые охранники Зарудного внимательно следили за каждым его движением. Отшатнувшись, от приближающегося к нему со шприцем в руке Зарудного, старик потянулся к своей ноге и поднял брючину, но один из охранников молниеносно бросился к нему и заломил руку за спину. Тотчас же второй парень ощупал ногу Аскольда и вытащил при-" клеенный пластырем к ноге миниатюрный стилет.

Зарудный злобно посмотрел на охрану:

- Это так вы его обыскивали? Думаете, если старик - так безобидный божий одуванчик? Этот старик любому из вас еще сто очков вперед даст! Ну-ка, придержите его!

Аскольд еще попробовал вырваться из железных рук охранника, но быстро затих, поняв бесполезность этого занятия. Зарудный задрал его рукав и вонзил иглу под кожу.

Бесцветная жидкость медленно вытекла из шприца. Лицо Аскольда заметно побледнело, на любу выступили капельки пота, зрачки расширились. Он почувствовал вдруг непреодолимую потребность говорить. Пытаясь хоть до какой-то степени сохранить власть над своей речью, старик сыпал бильярдными терминами. Ему вдруг начало казаться, что он играет с Зарудным в бильярд, и партия складывается очень неудачно.

- Шестой в угол! - сбивчиво бормотал Аскольд пересохшими губами. - Двенадцатый в центр.., твой удар.., ах, как неудачно!

Зря Паша в это дело влез, все равно им участок не достанется.., я для Павлика все сделаю.., я ведь для него вместо отца, он же младший у меня.., все сделаю... Единственный мой брат...

- Правильно, ты все и сделал, - Зарудный склонился над ним, внимательно вслушиваясь в бессвязную речь старика, - а кого ты нанял, чтобы Павлику помочь? Старого знакомого?

Аскольд испуганно покосился на Зарудного и прижал палец к губам:

- Тс-с-с! Об этом нельзя! Я Маркиза подвести ни в коем случае не должен, парень не хотел за дело браться, я уговорил, так что нельзя его подставлять.

- Это он толстому Андрюше бомбу подложил? - спросил Зарудный, своими вопросами направляя в нужную сторону неудержимый словесный поток, вырывавшийся из уст Аскольда.

- Нет, Маркиз не убийца, - Аскольд выразительным жестом изобразил невозможность такого предположения, - Маркиз только деньги должен был у Рудейко взять, портфель подменить... А бомбу я даже не знаю, кто мог подложить...

- А деньги, деньги Маркиз себе должен был взять или с тобой поделиться?

- Я за это дело не в доле, я только для Павлика старался. - Лицо Аскольда стало еще бледнее, дыхание сделалось неровным и частым. - Деньги... Маркиз вернуть должен был Павлику и подельщикам его, сколько они отдали.., а разницу себе оставить...

- Как он должен деньги передать? - спросил Зарудный еще ниже склонившись к старику, потому что его речь становилась тихой и неразборчивой.

- Через.., через меня.., про него никто кроме меня не знал.., ни один человек... - Аскольд испуганно огляделся. - Поэтому... никак нельзя про него... Никак нельзя...

- У вас с ним встреча назначена, или ты ему звонить должен? - продолжал допытываться Зарудный, внимательно вслушиваясь в сбивчивый, задыхающийся шепот старика.

- Он.., он сам.., прийти должен ко мне на Большую Монетную.., там у меня место очень надежное.., никто не знает.., а Маркиз был один раз, он помнит...

- Где на Большой Монетной, какой дом? - настойчиво допытывался Зарудный, торопясь узнать как можно больше, пока не прекратилось действие "эликсира правды".

- Дом.., выселенный.., на чердаке у меня.., комната удобная, Маркиз знает.., завтра вечером, в полдевятого...

- Какой дом, номер дома какой? - Зарудный тряс Аскольда, пытаясь заставить его сказать еще хоть что-то, но старик снова забормотал что-то бессмысленное:

- От левого борта в задний угол.., шестой в центр... Ах, зараза, опять промазал, старею! Третий в угол... "Глаз Ночи" и один-то целое состояние стоит, таких изумрудов на всем свете раз-два и обчелся, а если их в паре выставить... Четвертый от правого борта в центр...

Зарудный схватил его за воротник, встряхнул: