Чтение 3–й страницы книги ~Нелетная погода~

Она скрылась в грузовом мобиле-костюмерной. Операторы с деланным кряхтеньем погрузили Мельпомена, бесшумно взвились, хлестнув Снерга тугим ветерком, их мобили, следом взлетел Шеронин, ухарски просвистав на прощанье Соловьем-разбойником, взмыла костюмерная. Все эти ребята знали Снерга, и в другое время обязательно задержались бы поболтать о древних городах инков, о Мехико, но сейчас никто не стал ему мешать - деликатные люди. Все они понимали насчет разлук и встреч.

Алена подошла к Снергу, уже в знакомой белой куртке, в которой она по какой-то своей тайной примете ездила на репетиции, и они были одни, а до звезд, казалось, было вдвое ближе, чем считают те, кто сейчас в городах смотрят на ночное небо.

Суеверная актриса, чуткая, как нерв,

Ты, пожалуйста, на радуге удержись.

В пересчете на премьеры - сто премьер.

В пересчете на года - просто жизнь.

- А стихи ты читать так и не научился, - не замедлила безжалостно констатировать Алена. - Голос у тебя глупым делается.

- Я знаю, - сказал Снерг.

- Но я тебя все равно люблю. Несмотря на то, что ты звезда Глобовидения. - Алена дурачилась, прогоняя свинцовой тяжести напряжение рампы, она отбежала на несколько шагов и круто обернулась к нему, черные волосы метнулись над плечами взмахом птичьего крыла, Алена раскинула руки. - Ни с места, Стах!

А сказочные принцы, наверно, не бывают,

Из принципа, наверно, тех принцев сочиняют.

А может быть - бывают,

А впрочем, кто их знает, что с принцами бывает! -

декламировала она звонко и весело, наперекор лунной тишине, потом подбежала к Снергу, крепко обхватила с разбега обеими рукам, как ребенок, заглянула снизу вверх в лицо:

- И еще люблю за то, что ты не сказочный принц. Невозможные, должно быть, были типы - запрограммированные на успех, на корону, на любовь принцессы... На абсолютную положительность жизни. Как их только могли любить эти дуры из заколдованных замков? Молчи! Дуры, раз я говорю. Поехали, только поведу я. Мы будем любить друг друга сегодня, и всегда, и любовь никогда не станет привычкой, а мы никогда не станем похожими на глупых марионеток из старинного театра, Арлекина и Коломбину... Вот. Ну, поехали.

Элкар выехал на автостраду, пихтовая ветка прощально стегнула по крыше. Алена лукаво покосилась на Снерга, опустила стекла и вывела скорость на максимум. Ветер трепал им волосы, разноцветные огни Саянска неслись навстречу.

- Гамлета играли женщины, и не однажды, - сказал Снерг. - Но почему еще и Мефистофеля?

- Когда это мы сами понимали в точности, зачем? Можем только ощущать, что делать нужно так, а не иначе. Ты ведь тоже не объяснишь, почему взял для последнего фильма древние города инков? Нет, ты объяснишь, но все равно что-то останется не перелитым в слова. - Она подумала и продолжала серьезнее. - Может быть, имеет смысл интерпретировать схватку Мефистофеля с Фаустом как извечную борьбу мужского и женского начал. Потому что, я считаю, логика дьявола по своей непознаваемости и странности близка как раз к женской.

- А вдруг и не было никогда этой пресловутой борьбы мужского и женского начал?

- Ну вот... Сие нам знакомо, - улыбнулась Алена. - Не было той борьбы, видите ли... Боитесь просто. Признай вы, что была такая борьба, - придется вам автоматически признать, что побеждаем всегда мы. Но! Но... Я думаю, что Мефистофелева история как раз и иллюстрирует печальную истину - то, что нам кажется победой над мужчиной, было нашим поражением. Столь же иллюзорны порой триумфы... И женщина как нельзя лучше поймет и сыграет Мефистофеля, много у нас с ним общего. Столь же иллюзорны порой триумфы... Вот тебе и "Фауст" в трактовке Алены Романовской... и никакого издевательства над классикой - книги гениев тем и хороши, что напоминают кристалл с миллионом граней...

- Значит, побеждаем все же мы?

- Наше поражение вовсе не означает вашей победы, - отрезала прекрасная, разгоряченная скоростью Алена. - Я уже не о Мефистофеле говорю, не о спектакле. - Элкар резко затормозил, задним ходом въехал под выгнутый стеклянный козырек. - Приехали. Третий час ночи, мамочка... Ничего, завтра будем спать до полудня... Что с тобой?

- А что?

- У тебя лицо на миг стало то ли чужое, то ли испуганное, - сказала Алена.

- Глупости, - сказал Снерг как можно беззаботнее. - По ассоциации вспомнил, что в полдень фильм, и пойдет для Южной Америки.

- Ну вот, вечно ты... Кто это который раз клялся забыть о делах, переступая мой порог?

- Я больше не буду, - сказал Снерг.

- То-то, - поцеловала его в щеку Алена.

"Ничего не заподозрила, хорошая моя, - с тоскливой безнадежностью подумал Снерг, - и сказать ей ничего нельзя - встревожится только, а от этого легче не станет, да и не по-мужски это, сначала нужно самому во всем разобраться, выдернуть занозу проклятую..."

- Ой, Стах! Ты их - оттуда?

Алена замерла на пороге, комнату заливал густой аромат тропического леса, свежий и пряный, яркие охапки пронизанных лианами цветов были везде - на полу, на синей пушистой тахте. Снерг не старался разложить их очень уж аккуратно, они были красивы сами по себе, такие нездешние. Пилоты на красноярском космодроме были свои парни, давно знакомые и все понимающие, и все равно пришлось потрудиться, пока он довез эту груду радужных запахов до Саянска - в трех грузовых мобилях, сюда, на третий этаж, таскал сам - почему-то не хотелось брать киберов, вмешивать их в это дело.

- И все - сам?

- Ну, в Мехико мне немножко помогли, - сказал Снерг нарочито безразлично - он всегда в глубине души побаивался полностью подчиняться нежности, хотя и ругал себя за это не единожды.

Алена сплела пальцы у него на затылке, Снерг обнял ее, притянул, и не стало ничего, кроме них и запаха нездешних цветов.

Снерг лежал на спине и слушал ровное дыхание спящей Алены. Глаза закрыть не решался - боялся, что уснет. Раза два он уже зажмуривался, но тело тут же пронизывала мгновенная судорога, ощущение падения, и он просыпался, не успев заснуть. Он понимал - долго так продолжаться не может, нужно на что-то решаться...

Когда колыхание на границе полудремы и бодрствования стало непереносимым, он встал, накинул халат и прошел на балкон, осторожно обходя начавшие уже вянуть цветы. Наступал тот неуловимый переход от ночи к рассвету, утренний час, когда исчезли последние звезды, и перламутрово-серое небо должно вот-вот поголубеть. Мир был чист и свеж, новое утро означало новые надежды, но Снерг чувствовал себя опустошенным.

Так было всегда, каждый раз повторялось. Сначала блекло брезжила идея, как свет самой далекой звезды, потом она обретала четкие контуры, и начиналась работа, адова пахота, на всем протяжении которой Снерг прямо-таки панически боялся умереть вдруг, не закончив. А потом - монтаж, озвучивание, перевод на кристалломатрицы, и наконец наступал самый последний день - перед ним на столе лежали несколько голубых полупрозрачных двенадцатигранников. Конец. И Снерг без сожаления выбрасывал из сердца готовый фильм, забывал, как дикие звери забывают о выросших детенышах, был опустошен, ощущал себя ненужным никому, самому себе в том числе. До следующего легкого укола в сердце, означавшего - вот оно. Новая тема. Так было со многими, он специально расспрашивал, когда был моложе и неопытнее, считал себя отклонением от нормы и не понимал, что законы творчества едины для всех.

В комнате мягко прошлепали босые ноги, Снерг почувствовал взгляд Алены и напрягся.

- Ты почему не спишь, суеверная актриса? - спросил он не оборачиваясь.

- Потому что чуткая, как нерв, - ответила Алена слегка хрипловатым, непроснувшимся голосом. - И хочу, чтобы ты хоть немного выспался после своих заброшенных городов.

- Я спал.

- Врешь, - сказала Алена убежденно. - Вот и врешь.

- Почему ты так решила?

- Я тебя всегда чувствую, сам знаешь. Пошли. - Алена бесцеремонно сгребла его за воротник халата и потащила в комнату. Снерг покорно пошел. Ему пришло в голову, что сегодня, быть может, все и обойдется - должны же когда-нибудь кончиться эти кошмары?

Алена уложила его в постель, преувеличенно заботливо, как младенцу, подоткнула одеяло, критически осмотрела и осталась довольна. Отошла к столику, выдвинула верхний ящик.

- Ну вот, - сказала она. - Теперь король Глобовидения будет дрыхнуть без задних ног, а Глобовидение и остальное человечество подождут...

Снерг увидел направленный на него изящный параболоид "Морфея", успел еще приподняться, хотел что-то сказать, но воздух сгустился, бархатной маской лег на лицо, что-то мягкое нежно и властно закрыло ему глаза, Снерг успел еще почувствовать, как затылок вжимается в подушку, и больше ничего не видел и не чувствовал. Алена села на постель, подперла щеку кулачком и долго смотрела на него с тревогой, которую тщательно скрывала весь вечер.

- ...Рос! Рос! Рос! - кричали справа и слева от Снерга.

Они надвигались стеной, выставив щетину копий с тусклыми широкими наконечниками, мрачные всадники в броне, на забранных железом конях, и Снерг, - тот, кем был сейчас Снерг, - подумал, что не так уж хороши дела у этих собак, раз они бросили в бой "бессмертных", но легче от этого не будет, силы слишком уж неравны, но что делать, остается драться и драться... Он поволок из ножен взвизгнувший широкий меч и, горяча себя перед схваткой, заорал:

- Рос! Рос!

И побежал вперед, звук его шагов растворился в слитном гуле сотен ног, гремели, сталкиваясь, алые щиты, в гущу мрачных всадников летели через головы бегущих стрелы, и кто-то уже сполз с седла, несколько копий дернулись и выпали из частокола тусклой смерти. Катафрактарии умеряли аллюр, осаженные на полном скаку кони недоумевающе храпели, молотили передними ногами по воздуху, и уже первые мечи ударили по копьям, отсекая наконечники, по панцирям, по лошадям,

Р-раз! И лезвие меча опускается на оскаленную, пенную конскую морду, на огромный, налитый ужасом лиловый глаз. В нос остро шибает кислый запах крови.

Эх! "Бессмертный" промахивается, и древко копья лишь обжигает кожу на шее, а секундой позже Снерг срывает с коня потерявшего равновесие врага и бьет рукоятью меча в лицо - не размахнуться уже для рубящего удара в толчее, все перемешалось.

Снерг не чувствовал ударявших по броне вражеских мечей, он колол, рубил, когда удавалось, бил щитом, прорывался вперед - потому что оставалось только драться. И конников опрокинули, они поворачивали коней, уносились галопом, следом мчались лошади с пустыми седлами, враг бежал, и вслед ему несся крик:

- Рос! Рос! Рос!

Только почему не трогаются с места обращенные задом к бегущим высокие крытые повозки?

Холстины вдруг раздернулись, и навстречу бегущим ратникам ударили золотисто-черные толстые струи бурлящего огня. Снерга обдало нестерпимым жаром, меч выскользнул из руки. Он ослеп, катался по земле и горел, боль рвала тело, не стало мира и неба, ничего, кроме боли...

Неуловимо, зыбко, нереально просто заволокшая глаза боль перелилась в соленый густой запах океана. Снерг стоял у деревянного борта корабля, у его лица подрагивал, словно дышало большое сильное животное, туго выгнутый ветром жесткий парус. И море, море - до горизонта.

На его плечах тяжело лежал тусклый панцирь, круглое выпуклое изображение оскаленной звериной морды прикрывало грудь, у бедра угадывалась литая рукоять меча.

Справа раздался длинный крик, и Снерг обернулся. Человек в таком же панцире и шлеме с черным щетинистым гребнем, - Снерг откуда-то знал, что это его помощник, - показывал рукой на море. Застучали по палубе ноги бегущих, резанул уши вопль медного рога.

По правому борту маячил корабль с зарифленными парусами, по-акульи длинный и узкий, было в нем что-то неуловимо-хищное, угроза. Снерг знал - это враг.

Он обернулся к мачте. Отдавал резкие команды, которых не понимал репортер Глобовидения, но, видимо, в них были толк и смысл - забегали матросы, заскрипели канаты, из трюма волокли что-то тяжелое и длинное, укутанное грубой тканью, корабль разворачивался носом к противнику, шел на сближение, но врага, казалось, это нисколько не заботило, он покачивался на волнах выброшенной доской, и над самым его бортом, на корме вспыхнул ослепительно белый огонь, дымящийся луч толщиной с оглоблю наискось чиркнул по парусу, упал на палубу, и корабль вспыхнул, как пучок соломы, весь мир состоял из обжигающего белого пламени...

...Он кричал во сне и проснулся от этого крика, не похожего на человеческий. Помотал головой, проморгался, окончательно отгоняя сон, резавший глаза, словно песок, увидел знакомый потолок, залитую солнцем комнату и попытался сообразить - во сне или наяву он кричал? Наверное, все-таки во сне, иначе из кухни непременно прибежала бы Алена, а она, Снерг слышал, безмятежно возилась с завтраком. Ну и прекрасно, удалось обойтись без ответов и на этот раз, хотя она явно что-то почувствовала, нельзя долго обманывать женщину, которая тебя любит и знает насквозь - особенно если абсолютно нет навыков по части обмана, лжи...

Цветов уже не было, ни одного - роботы-уборщики постарались.

"Она правильно сделала, - подумал Снерг, - при дневном свете увядшие цветы выглядели бы смешно и жалко, всему свое время, всему своя мера..."

Он долго стоял под душем, пуская то ледяную, то горячую воду, растирался до жжения кожи жестким полотенцем, и вошел в кухню, чувствуя себя исключительно бодрым, свежим и готовым сворачивать горы - самое время забрезжить идее...

На углу стола стояли несколько тарелочек и чашка кофе, приготовленный на одного завтрак, что было довольно странно - Алена любила завтракать вместе с ним, кормить его, а сейчас сидела поодаль, в белых брюках и белой вышитой блузке (за пристрастие к белому Снерг называл ее порой то Снегурочкой, то Снежной королевой), с видом строгим и серьезным. Кажется, будет сцена, сообразил Снерг. Крайне редко, но случалось и такое. Неужели?

Снерг смотрел на нее. Молчание переходило в неловкость, неловкость - в напряженность, а он по-прежнему ничего не понимал. Или просто боялся кое о чем догадываться.

- Доброе утро, малыш, - сказал он как ни в чем не бывало. - Позавтракала уже?

- А притворяешься ты бездарно, - сказала Алена.

- Ну, я же не актер, - пожал он плечами.

Обычно Алена всерьез сердилась, когда он поминал всуе ее профессию, но сейчас прием не подействовал, то ли в силу избитости, то ли по другим причинам. Снерга более устроило бы первое.

Алена невозмутимо молчала.

- Что случилось?

- Ничего особенного, - сказала она отстраненно. - Сиди себе и завтракай.

Резко поднялась и вышла, едва не опрокинув широким рукавом его чашку, это было уже совсем серьезно. Снерг торопливо последовал за ней, Алена его словно бы и не видела - села на тахту, сложила руки на груди и стала демонстративно смотреть в окно. Снерг потоптался и сказал:

- Аленка...

Никакой реакции.

- Хочешь, на колени встану?

- Хоть на голову, - отрезала Алена. - Как там тебе удобнее, будь как дома.

- Ну, так, - сказал Снерг. - Сейчас сграбастаю и буду держать вниз головой, пока не оттаешь. Трудно сохранять ледяную невозмутимость, когда тебя держат вниз головой, не так ли? А визжать и вырываться ты посчитаешь ниже своего достоинства, я тебя знаю.

- Ох, как же мы друг друга знаем...

- Итак?

- Садись-ка, - Алена смотрела на него сухими глазами, но Снергу все равно казалось, что она плачет. - И пожалуйста, изволь отнестись серьезно ко всему, что я скажу. Ты меня снова обидел. И снова не заметил, а ведь копится... Почему ты боишься спать, уснуть? Молчи. Если начал подыскивать слова, значит, собираешься врать. Ну нельзя же так, Стах. Я все понимаю - не жена, не имею права лезть в тайники души... предположим, и жена порой на то не имеет права, но суть в другом. Я верю, что ты меня любишь, ты веришь, что я тебя люблю, но разве этого достаточно? Я имею право знать, что с тобой. Иначе что у нас останется - одна постель?

- Понимаешь, я...

- Понимаю превосходно. Еще один атавистический комплекс - не доверять женщине свои сложности, это так не по-мужски, чуть ли не унизительно... Да ведь нам как раз нужно доверие, чурбан, доверяя, силу вы проявляете, а не слабость! Что с тобой происходит?

- Я не понимаю, - сказал Снерг. - Сны снятся дикие, ну прямо хоть с ума сходи...

- Кошмары?

- Не совсем то. Кошмары - это чудовища, фантасмагории... А здесь как раз реальность, но от этой реальности спятишь скорее, чем от кошмаров. Битвы, почти сплошные битвы, разные века, разные страны, одни я приблизительно могу опознать, другие - нет. И во всех я активно участвую. Иногда меня убивают, иногда нет, иногда обрывается на середине - просыпаюсь. А иногда бывает, что, уснув вновь, смотрю с того места, на котором прервалось... То дерусь за что-то хорошее, то вовсе даже наоборот - и буянить в захваченных городах не раз случалось. Но до чего все реально, знала бы ты, - боль, ощущения, скрупулезная точность действия... Словно во сне живу чужими жизнями. Передумал всякое - какая-нибудь генетическая болезнь, а то и просыпается наследственная память - есть у медиков теория, будто это все же возможно... Знала бы ты, до чего это иногда страшно...

- Но почему же ты к врачу не пошел?

- Сам не знаю, - сказал Снерг. - Три раза собирался, но каждый раз что-то останавливало, словно срабатывал некий предохранитель...

- И давно это началось?

- Около месяца назад. Пойми, я ведь уже начал снимать, фильм был на середине, и вдруг улетать к врачам? Я же не умею останавливаться на середине, пусть даже горит земля под ногами. Ты же сама творческий человек, ты поймешь.

- Значит, вот как... - сказала Лена. - Бедный ты мой... А теперь я ничего не понимаю. Прости, я тоже кое-что утаила. Помнишь Вельяминова, психолога из Звездного Флота? Мы с ним встречались в сто втором на Сордогнохе.

- Постой-постой, - раздумчиво сказал Снерг. - Такая шкиперская рыжая бородка, перстень с радужником - он любит притворяться чуточку чудаком...

Он помнил врача, в жизни каждого современного человека масса таких знакомых - неплохие парни, но потом дороги разошлись, люди так и остались случайными знакомыми - просто не в человеческих силах поддерживать тесную дружбу со всеми хорошими людьми, встретившимися на твоем пути, времени не хватит.

- Вот-вот, он самый, - сказала Алена. - Он мне звонил за день до твоего приезда. И весьма дотошно выспрашивал о твоем здоровье - хорошо ли спишь, не жалуешься ли на кошмары, как тебе работается. А потом не так уж хитро сделал вид, что ничего серьезного за его расспросами не кроется - пишет он, дескать, какую-то работу о творческих людях. Понял теперь? Я и без него заметила бы, что с тобой что-то неладное... Но ты понимаешь, что означает его звонок?

- Что я - не единственный, - сказал Снерг. - Это многое меняет, и вообще... Аленушка, а если это - идея? Если это и есть новый фильм? Вдобавок все осмыслено человеком, с которым происходит то же самое... великолепно!

- Неисправим... - Алена вздохнула, подняв глаза к потолку.

- Но ты ведь не любила бы меня другим?

- Уже веселишься?

- Веселюсь, - сказал Снерг. - Значит, есть другие, с которыми происходит то же самое. Когда чудеса происходят с тобой одним, можно сгоряча и поверить в Сатану. Но когда чудеса запущены в серию - это уже Природа, так что никакой меланхолии. Если появилась какая-то экзотическая болезнь - вылечат, в двадцать втором веке живем. - Он распростерся на тахте и изобразил на лице высшую степень блаженства - ему в самом деле стало вдруг легко и хорошо. - И позвоню-ка я сейчас рыжему шкиперу...

- Поздравляю, - сказала Алена. - Ты становишься серьезным. Если так пойдет и дальше, с тобой можно будет говорить и о других серьезных вещах...

- О каких?

- Потом... Иди поешь. И я тоже. Я ведь из-за твоих батальных кошмаров и не завтракала, дурачок, Стах Снерг этакий...

- Вельяминов оставил номер?

- Оставил адрес. Он сказал, что будет в лаборатории у Черного моря до конца месяца. Лабораторию только что построили, и видеофона там пока что нет. Но ты можешь прилететь в любое время.

- Любопытно, - сказал Снерг. - Выходит, он словно бы знает, что я к нему непременно явлюсь, и ждет.

- Да. Да... - в ее глазах мелькнул испуг. - Стах, я чего-то недопонимаю...

- Не волнуйся, - сказал Снерг. - Это наверняка к лучшему - то, что он словно бы заранее знает что-то. Вот что, обойдусь-ка я без завтрака. В Красноярске что-нибудь перехвачу. Чтобы побыстрее кончить с этим делом. - Он шагнул к двери и остановился. - Возьму-ка я аппаратуру на всякий случай...

У элкара он обернулся, прощально посмотрел вверх. Алена стояла на балконе, медленно махала рукой, все было, как обычно, он снова улетал, она снова провожала, но что-то вторглось в жизнь, предупреждало о себе, пусть и едва слышно пока, словно крик в горах, такой далекий, что его воспринимаешь, скорее, сознанием, чем слухом, но не сомневаешься, что не почудился он, что был...

Снерг помахал Алене и звонко захлопнул дверцу.

Глава 4

ЧТО ТЕБЕ СНИТСЯ?

Это был белый домик на берегу тихой бухточки, у синего моря, у впечатляющих скал - место, где, скорее, следовало бы отдыхать, а не работать. Снерг посадил мобиль рядом с двумя другими. Постоял, глядя на море, и решительно направился к двери.

Дверь открыли сразу же, словно хозяин от нее и не отходил, будучи предупрежден о визите, сгорал от нетерпения.

- Здорово, - сказал Снерг.

- Привет, - сказал Вельяминов. - Проходи. Как долетел?

- Нормально, - пожал плечами Снерг. - Как еще можно долететь в наше-то время?

- Парадокс какой-то, - сказал Вельяминов. - ДП-корабль затрачивает на прыжок в несколько парсеков несколько минут, а ты из-под Красноярска до Черного моря добирался час с лишним.

- Парадокс, - поддакнул Снерг из вежливости, дипломатические преамбулы казались ему сейчас излишней тратой времени, и, чтобы побыстрее перейти к делу, он сказал. - Со мной тоже происходят сплошные парадоксы.

- Скорее, странности, - сказал Вельяминов. - Знакомьтесь, Станислав Снерг.

- Свирский, Кирилл, - сказал молодой блондин с участливыми глазами опытного врача.

- Здравствуйте, Станислав, рад вас видеть, - сказал сухонький живой старик, похожий немного на Суворова. - И с вами это случилось?

- Здравствуйте, Егор Петрович, - сказал Снерг. - И со мной, как видите...

"Значит, все-таки память предков, - подумал он, - иначе зачем здесь присутствует академик Голубцов, один из ведущих историков планеты?"

- Кирилл - мой коллега, - сказал Вельяминов. - Егор Петрович любезно согласился быть нашим консультантом.

- Хотел бы я видеть историка, который отказался бы быть вашим консультантом, - заявил Голубцов. - Такого только и укорить... С чего начнем?

Судя по всему, на происходящее он реагировал весьма эмоционально, в отличие от психологов - те были профессионально сдержанны.

- Итак, - сказал Вельяминов. - Станислав, что с тобой происходит, мы в общих чертах знаем.

- Я не первый?

- Не первый.

- А какой по счету?

- Семнадцатый.

- Уже легче, - сказал Снерг. - Коли уж я семнадцатый, объясните мне, ради бога, одно. Я знаю, что медицина достигла грандиозных вершин, но не думал, что она может отыскать и засечь пациента, которого мучают по ночам кошмары, до того, как он сказал о них кому-либо?

Вельяминов и Свирский переглянулись, улыбнулись сначала друг другу, потом Снергу.

- Хорошо держится, - сказал одобрительно Свирский.

- Я привык работать с тайнами... - сказал Снерг.

- Ну так вот, - сказал Вельяминов. - Мы тебя просто вычислили, а вычислять мы начали после шестого пациента. Когда нашли разъединственный признак, объединяющий всех шестерых. Ты летал в июне на Эвридику, верно?

- Летал, - сказал Снерг. - Нужно было встретиться с одним историком, а он улетел на Эвридику в отпуск.