последняя листва, день выдался пронизывающий и холодный, и царящий в доме
сумрак казался особенно удручающим. Завидев кухню, кухарка (женщина
добродушная, но не блещущая интеллектом) разразилась слезами и завешала,
чтобы, если эта сырость сведет ее в безвременную могилу, ее серебряные часы
отдали бы ее сестре (Туппинток-гарденс, Лиггсова Аллея, Клафамский Бугор,
дом 2). Стрикер, горничная, с видом великомученицы попыталась изобразить
восторг. Одна лишь Чудачка, никогда раньше и в бывавшая в деревне, была
радешенька и вознамерилась зарыть в садике под окном судомойни желудь, чтобы
из него поскорее вырос могучий дуб.
противовес грядущим сверхъестественным - напастям, связанным с нашей
прислугой. Обескураживающие сообщения во множестве поднимались (точно дым)
из подвалов и спускались с чердаков. На кухне не оказалось скалки, на кухне
не оказалось формы для пудинга (что меня вовсе не удивило, поскольку я и не
подозревал, что это за штука такая) - в доме не оказалось наинужнейших
вещей, а что и было в наличии, то было сломано, должно быть, последние его
обитатели жили хуже свиней и куда только хозяева смотрели? Все эти житейские
неприятности Чудачка перенесла жизнерадостно и беззаботно. Но не прошло и
четырех часов после наступления темноты, как мы вступили в
сверхъестественное русло - и Чудачка завопила "Глаза!" и забилась в
истерике.
слухах, и я был уверен - да и по сей день пребываю в этой уверенности - что
пока Айки помогал разгружать экипаж, и ни на мгновение не оставлял его
наедине с женщинами или хоти бы одной из них. И все же, говорю вам, не
пробило еще и девяти, как Чудачка уже "видела Глаза" (иных объяснений
вытянуть из нее не удалось), а к десяти часам на нее было вылито столько
уксуса, что хватило бы замариновать крупного лосося.
чувства, когда при подобных обстоятельствах примерно около половины
одиннадцатого колокол мастера Б. начал звонить как заведенный, а Турк
принялся выть, пока весь дом не наполнился его причитаниями.
нехристианском состоянии духа, как то, в каком я жил несколько недель
благодаря мастеру Б. Звонил ли его колокольчик из-за крыс, мышей, летучих
мышей, ветра, каких-то случайных вибраций или же еще каких-то причин в
отдельности или же всех в совокупности, я не знаю - знаю лишь, что он звонил
две ночи из трех, пока мне наконец не пришла счастливая идея свернуть
мастеру Б. шею - иными словами, подвязать язычок его к колоколу - и тем
самым утихомирить молодого джентльмена, как подсказывает мне надежда и
жизненный опыт, навсегда.
способности к каталепсии, что стала ярчайшим образцом этого весьма
неудобного в быту заболевания. В самых неуместных обстоятельствах, чуть что,
она замирала точно Гай Фокс в минуту помрачения разума. Я обратился к
служанкам с речью, пытаясь ясным языком указать им, что я выкрасил комнату
мастера Б. и покончил с облезающими обоями, что я подвязал колокол мастера
Б. и покончил с ночным трезвоном, и что коли уж они могут представить, что
этот незадачливый юнец жил и скончался, а после кончины начал вести себя
столь недостойным образом, что за такое поведение ему в первом его
существовании не миновать бы самого тесного знакомства с березовой кашей -
так вот, коли они готовы представить себе все это, так почему не могут тогда
согласиться и с тем, что самое обычное земное создание - ну вот как я -
способно изыскать средства, чтобы этими презренными методами положить конец
проделкам разбуянившихся бесплотных духов? - говорил я довольно-таки горячо
и, как не без самодовольства считал, убедительно, как вдруг, без малейшей на
то причины, Чудачка закоченела от башмаков до макушки и вытаращилась на нас,
точно допотопная окаменелость.
удручающего расстройства. Затрудняюсь сказать, была ли она чересчур
впечатлительна, или что еще, но эта молодая женщина стала настоящим
перегонным кубом, производившим самые громадные и самые прозрачные слезы,
какие мне только доводилось видеть. Наряду с этой особенностью она обладала
способностью удерживать их на себе, не давая упасть, так что они свисали с
ее носа и Щек. В таком вот виде, да еще кротко и горько покачивая головой,
она без единого слова могла привести меня в большее потрясение, нежели смог
бы сам неподражаемый Кричтон словесным диспутом о кошельке с деньгами.
Кухарка же отлично завершала хорошенькую компанию своими беспрестанными
жалобами на сырость, которая непременно сведет ее в могилу, и смиренными
повторениями последней ее воли касательно серебряных часов.
подозрений, и нет под небесами заразы хуже этой. Женщина в плаще? Согласно
всем показаниям, мы находились просто-таки в женском монастыре, где плащ был
формой одежды. Шумы? Сам подвергшись воздействию этой заразы, я сидел в
мрачноватой маленькой гостиной, напряженно прислушиваясь, пока не услышал
столько шумов, да притом столь подозрительных, что кровь наверняка бы
застыла у меня в жилах, когда бы я не согрел ее тем, что ринулся проводить
расследование. А попробуйте-ка полежать так в кровати, глубокой ночью.
Попробуйте в вашей собственной уютной спальне прислушаться к тому, как живет
ночь. Да вы, если пожелаете, любой дом наполните шумами, пока не подыщете по
отдельному страшному шуму на каждый отдельный нерв вашей нервной системы.
небесами заразы хуже этой. Женщины (с носами, неизменно опухшими от
злоупотребления нюхательной солью) всегда держались чопорно, были подвержены
обморокам и чуть что, выходили из себя. На любую вылазку, что казалась хоть
мало-мальски рискованной, две старшие неизменно отправляли Чудачку, и она
столь же неизменно подтверждала репутацию этих авантюр, возвращаясь в
столбняке. Если кухарке или Стрикер требовалось подняться на чердак после
наступления темноты, мы уже знали, что в самом скором времени услышим над
головой жуткий грохот; и это происходило так регулярно, словно специальный
хорошо обученный вышибала нанят был шататься по дому, демонстрируя каждому
встречному домочадцу пример своего мастерства.
мгновение самому испугавшись настоящей совы, затем показывать ее всем
окружающим. Напрасно было выяснять, извлекая из пианино произвольные звуки,
что Турк всегда воет от некоторый нот и мелодий. Напрасно было изображать
Радаманта по отношению к колоколам и тут же подвязывать язычок тому из них,
кому не посчастливится зазвонить без позволения. Напрасно было жечь огонь В
каминах, спускать факел в колодец, внезапно врываться во все подозрительные
комнаты и альковы. Мы меняли слуг, но лучше не становилось. Наконец наше
уютное хозяйство пришло в такое расстройство и жалостное состояние, что
однажды вечером я подавленно сказал своей сестре:
Боюсь, нам пора сдаться.
нам-то с тобой яснее ясного, что никаких причин на то нет, мы должны сами
все наладить и полностью взять дом в свои руки.
возможности делать что-то без этих верных помех. Идея показалась мне столь
новой, что я посмотрел на сестру весьма недоверчиво.
других запугивать, и мы знаем, что они и сами боятся, и других запугивают.
сей день, как непревзойденный в Англии феномен нелюдимости).
доказывает? Боттлс ни с кем не разговаривает и никого не слышит, если не
орать ему в самое ухо, и какие от него тревоги и неприятности? Никаких!
укладывался спать в комнате над каретным сараем в обществе лишь кочерги и
ведра с водой. И я раз и навсегда запомнил, что если бы после этого мига без
предупреждения вломился бы к нему, это самое ведро мгновенно оказалось бы у
меня за шиворотом, а кочерга проехалась бы по моей голове. При всех наших
многочисленных переполохах Боттлс обычно и ухом не вел. Частенько за ужином,
когда Стрикер валялась в обмороке, а Чудачка уподоблялась статуе, этот
невозмутимый и бессловесный человек преспокойно уписывал за обе щеки
картофель или, пользуясь всеобщим смятением, налегал на мясной пирог.
Джон, что дом слишком велик и, наверное, слишком заброшен, так что мы не
можем хорошо управляться с ним с помощью одного только Боттлса, я предлагаю
выбрать из числа наших друзей самых верных и приятных нам... и на три месяца
создать тут что-то вроде Содружества... самим за собой ухаживать... жить
весело и дружно... и посмотреть, что из этого выйдет.
пылко одобрил ее план.
приготовления и друзья, которым мы доверились, столь ревностно нас
поддержали, что до исхода месяца оставалась еще неделя, а вся наша братия
уже весело собралась в доме с привидениями.
что сделал я, пока мы с сестрой жили одни. Мне пришло в голову, что Турк,
весьма вероятно, воет по ночам оттого, что ему хочется выйти - засим я
поселил его в будке во дворе, но не на цепи, и самым серьезным образом
предупредил в деревне, что любому, кто попадется ему на дороге, едва ли