девочка могла дослушать песню и повторить припев, пока она и певец еще
видели друг друга. Но вот ее головка скрылась из виду, исчезла и голова
тюремщика, и только детский голосок слышался до тех пор, пока не хлопнула
внизу дверь.
эхо - в тюрьме даже эхо звучало глуше и словно отставало в изнеможении; но
он мешал господину Риго, и тот пинком ноги отогнал его на прежнее место в
темный угол камеры. Маленький итальянец как ни в чем не бывало уселся снова
на каменный пол (видно было, что ему не привыкать стать к этому) и, разложив
перед собой три ломтя черствого хлеба, принялся грызть четвертый с таким
азартом, как будто побился об заклад, что расправится с ними в самое
короткое время.
заливное из телячьих ножек, но эти пышные яства недолго щекотали его аппетит
своим видом. Мысли о председателе и о суде не помешали господину Риго умять
все дочиста, после чего он тщательно обсосал пальцы и вытер их виноградным
листом. Допивая из бутылки вино, он оглянулся на своего собрата по
заключению, и усы его вздернулись кверху, а нос загнулся книзу.
свой нож.
Или вот так - будто жареную рыбу. Или так - будто яичницу. Или еще так -
будто лионскую колбасу. - При этих словах Жан-Батист ловко орудовал ножом,
не забывая в то же время работать челюстями.
- но синьор Кавалетто принял его с благодарностью; проворно вскочив на ноги,
он подхватил бутылку, опрокинул ее себе в рот и причмокнул губами от
удовольствия.
наготове встал возле Риго, который свертывал себе папиросы из нарезанной
квадратиками бумаги, доставленной ему вместе с табаком.
родины и со всей горячностью, свойственной ее сынам.
карман, лег на скамью и вытянулся во весь рост. Кавалетто сидел на полу и
мирно попыхивал папиросой, обхватив руками колени. Какая-то непонятная сила,
казалось, притягивала взгляд господина Риго к тому местечку на полу, где
Кавалетто, чертя план, останавливал свой большой палец. Итальянец,
подметивший это, несколько озадаченно следил за направлением его взгляда.
молчание. - Ничего не видно даже при свете дня. Впрочем, разве это свет дня?
Это свет прошлой недели, прошлого месяца, прошлого года! Взгляни, какой он
слабый, тусклый!
воронку окна на лестнице - окна, в которое нельзя было увидеть ни кусочка
неба, да и ничего другого тоже.
которой они оба невольно обратили взгляд после его слов. - Кавалетто, ведь
ты знаешь, что я - джентльмен?
пополудни будет девять недель и три дня.
Подмел бы пол, или разостлал тюфяки, или свернул тюфяки, или подобрал
рассыпавшиеся шашки, или сложил домино, или вообще палец о палец ударил?
какую-нибудь работу?
является самой сильной формой отрицания в итальянской речи.
что перед тобой джентльмен?
головой. Слово это в устах генуэзца может означать подтверждение,
возражение, одобрение, порицание, насмешку, упрек, похвалу и еще полсотни
других вещей; в данном случае оно примерно соответствовало нашему "Еще бы!",
но только учетверенному по силе выражения.
джентльменом умру. Это мое ремесло - быть джентльменом. Это мой козырь в
игре, и, громы и молнии, я намерен ходить с него до самого конца.
ничтожным контрабандистом, с жалким беспаспортным оборванцем, которого
полиция сцапала за то, что он дал свою лодку другим таким же беспаспортным
оборванцам, собиравшимся удрать на ней за границу. И что же, - он тотчас
чутьем угадал во мне джентльмена, даже здесь, в этой гнусной дыре, при этом
гнусном освещении. Здорово! Черт возьми, мои козыри остаются козырями при
любой игре.
бледность его лица не вязалась с деланным весельем тона.
с председателем суда. Слушай! Хочешь, я расскажу тебе, в чем меня обвиняют?
Другого случая не будет, потому что я сюда уже не вернусь. Одно из двух:
меня либо выпустят на свободу, либо отправят бриться. Ты знаешь, где у них
спрятана бритва.
волнение, чем можно было ожидать.
Я - джентльмен-космополит. У меня нет родины. Отец мой был швейцарец из
кантона Во *. Мать - француженка по крови, англичанка по рождению. Родился я
в Бельгии. Я гражданин мира.
падавшими складками плаща, и говорил, не глядя на слушателя, а словно бы
обращаясь к противоположной стене; все это наводило на мысль, что он скорей
репетирует свои ответы суду, нежели заботится об осведомлении такой
ничтожной особы, как Жан-Батист Кавалетто.
свет. Жил везде понемногу, и всегда жил джентльменом. Как джентльмена меня
встречали повсюду, и как джентльмену оказывали мне уважение. А если вы
вздумаете изобличать меня в том, что я обманом и хитростью добывал себе
средства к существованию, я спрошу вас: а как живут ваши адвокаты, ваши
политики, ваши спекуляторы, ваши биржевые дельцы?
наглядное доказательство его благородного происхождения, уже не раз
сослужившее ему службу.
кошелек мой, не стану скрывать, был пуст. А разве у ваших адвокатов, ваших
политиков, ваших спекуляторов, ваших биржевых дельцов болезнь не скажется на
состоянии кошелька - если только они не успели раньше обзавестись
капитальцем? Остановился я в гостинице "Золотого Креста", содержатель
которого, господин Лнри Баронно, был мужчина преклонных лет и весьма слабого
здоровья. На четвертый месяц моего пребывания там господин Баронно имел
несчастье скончаться, что может случиться со всяким. Немало людей каждый
день переселяется в лучший мир без моей помощи.
Риго в порыве великодушия бросил ему еще одну. Прикурив от тлеющего окурка,
итальянец продолжал пускать дым, исподлобья глядя на своего товарища,
который почти не замечал его, поглощенный рассказом.
считалась красавицей и в самом деле была красива (что не одно и то же). Я
продолжал жить в "Золотом Кресте". Я женился на госпоже Баронно. Не мне
говорить о том, равный ли это был брак, но взгляните на меня: хотя два с
лишком месяца тюрьмы не могли пройти бесследно, не сдается ли вам, что я был
ей более под стать, нежели ее покойный супруг?
тем, ни другим; он брал лишь бахвальством и самоуверенностью, но у половины
рода людского в таких случаях, как и во многих других, апломб легко сходит
за доказательство истины.
это не может быть поставлено мне в вину?
итальянец энергично замотал головой, для большей убедительности без
передышки твердя: "Altro, altro, altro, altro!".
похвально, но таково уж мое природное свойство. Кроме того, я властолюбив.
Подчиняться я не умею; у меня потребность властвовать. На беду капитал
госпожи Риго находился в ее личном распоряжении. Этот старый дурак, ее
покойный муж, закрепил его за нею. В довершение беды у нее оказалась большая
родня. Когда родственники жены начинают вмешиваться в семейную жизнь, это
ставит под угрозу мир в семье, особенно, если муж - джентльмен, если он горд