невольно вокруг себя с нетерпением хозяйки, которой хочется поскорей
выпроводить постояльца да навести в доме прежний порядок.
верит? Если б из-за мужиков вешались, ни одной бабы не осталось бы. Езжай
спокойно.
Андреевна.
жизни не понимаешь! Я на испуг тебя беру, использую характер твой! Шантаж
называется, видел кино? - когда пугают сделать, а не делают! Пугаю тебя,
чтобы ты остался, а ты не верь, уезжай, ничего я с собой не сделаю!
некуда. Замучила городская суета, почему не отдохнуть, если есть
возможность?
она свои мысли и хотела бы жить. Но чем ласковей были его ласки, тем меньше
хотела жить Евдокия Андреевна - без него. И однажды утром сказала:
свой сон: будто стоит над ним Евдокия, обнаженная и прекрасная, и наставляет
на него вилы, целясь в шею, волосы густые растрепаны, рот перекошен
страданьем, Денис Иванович - во сне - говорит: что ты, чуднЋая какая, разве
этими вилами можно? - ты ими и в навоз тычешь, и в прочую пакость, заражение
крови будет! Ничего не будет, безнадежно и страшно ответила Евдокия. Денис
Иванович испугался, услышал собственный стон и проснулся: Евдокия Андреевна
склонилась над ним, спрашивая тревожно: что такое? что такое? а потом
обхватила его голову, будто детскую, стала качать и приговаривать: нет,
миленький, нет, нет, нет, - непонятно, к чему относилось это "нет", которое
и матери своим детям говорят, отгоняя их ночные страхи: нет, нет, нет!
боялся с ней, он боялся узнать то, о чем боялся узнать.
оказался неожиданным препятствием, сказав Денису Ивановичу уважительно, но
сурово, что тот не имеет права унижать себя халтурой, тратить время на
бесполезное, хоть и благородное дело. Надо беречь себя.
неодобрительное мнение, но, правда, в более мягкой форме: ученики, по
крайней мере в большинстве своем, были преданы музыке и, главное, считали
Дениса Ивановича лучшим музыкантом на свете. Да и плата была почти
символическая, вследствие чего в доме Дениса Ивановича не имелось никаких
запасов, кроме чая. Чай у него был всегда - и в большом количестве, он и сам
покупал, и гости приносили, зная его любовь к хорошему чаю и тоже
пристрастившись выпивать за ночь по двенадцать-пятнадцать стаканов
душистого, свежезаваренного и, само собой, без сахара, потому что с сахаром
и воду можно пить, чай же сахаром не портят!
(московских или питерских) людей, понимающих в гитарной музыке, не слышал
искусства Дениса Ивановича. Печенегин ведь никогда не стремился участвовать
ни в каких конкурсах, не ездил, как другие, в Москву в поисках связей,
довольствовался тем, что есть.
принесла его бескормица, надеялся он завлечь публику эффектным названием
своей лекции: "Гитара от Паганини до The Beatles". Народ, тем не менее,
кой-какой собрался, рассчитывая послушать записи чего-нибудь интересного. Но
записей оказалось мало - да к тому же на дряхлом магнитофоне, на заезженных
пленках, сама лекция была скучной, раздраженный гость вскоре бросил
рассуждать о музыке и начал рассказывать о личных знакомствах с великими
гитаристами и, вдобавок, с Володей Высоцким, которого именно он, собственно,
и выучил играть на гитаре, поскольку жили они в детстве почти в одном доме
на соседних улицах. Через час недовольная публика разошлась, а Дима, конечно
же присутствовавший здесь, подошел к музыковеду и спросил, не хочет ли он
послушать прекрасного гитариста - такого, какого он никогда еще не слышал.
Музыковед с усталым озлоблением сказал, что всех прекрасных гитаристов он
слышал, а если где-то есть гитарист, о котором он не слышал, значит, это не
прекрасный гитарист. Дима, поступясь принципами, сказал, что на улице сыро и
холодно (была поздняя осень), а у него вот есть бутылочка водки - не угодно
ли? Музыковеду оказалось угодно, и после этого его было легче уговорить и
отвести к Денису Ивановичу под видом одного своего знакомого. Вечер шел
своим чередом - пили чай, балагурили, потом играл кто-то из учеников, потом
сам Денис Иванович взялся за гитару. В этот вечер он играл очень хорошо,
Дима радовался за него и посматривал на музыковеда. Лицо того было
непроницаемо. Водка была выпита. Ему хотелось в гостиницу, а потом скорее
домой, к старенькой доброй маме, домой, прочь из этого идиотского города,
где люди свою серую провинциальную жизнь считают настоящей жизнью - за
неимением понятия о действительно настоящей жизни, где тужатся изо всех сил,
изображая культурные потребности - на гитарах вот играют, и даже
классический, бляха-муха, репертуар!..
Печенегина.
гостиницы. Это недалеко?
гневу.
вздохом и начал быстро и довольно сноровисто стучать костистыми кулачками по
лицу музыковеда. А тот, сперва растерявшийся от неожиданности, вдруг
отпихнул от себя Диму одной рукой, а второй отвесил такой удар, что Дима
слетел с ног. Поднялся - и получил вторичное угощение. Поднялся - и третий
сокрушительный удар повалил его надолго.
даже до чемпионата Москвы, а в чемпионате до полуфинала - и если б не
поскользнулся в ответственный момент и противник этим не воспользовался,
отправив его в нокаут, кто знает, как бы сложилась его судьба...
Он продолжал считать его великим гитаристом.
никому он не давал советов, никогда не вмешивался в чужую жизнь, но здесь
было особенное - Денис Иванович настолько вошел в него, что стал как бы
частью Димы, а к себе Дима относился строго. Нет, конечно, умея восхищаться
многим в окружающем мире, он, случалось, восхищался и собой. Лежит, бывало,
в ванне, поднимает руки или ноги, рассматривает их: дивны дела природы,
сотворившей эти мудрые чудеса! Неосознаваемый, неуловимый посыл из мозга - и
поднялась рука, мгновенная, в долю секунды команда - и сжались пальцы,
разжались пальцы. Но вот сам мозг, при всей его потрясающей удивительности,
все ж несовершенен. Он ведь - это доказано! - способен выучить любой
иностранный язык за три дня - однако ленится, не умеет себя напрягать и
расходовать. В нем таятся величайшие художественные фантазии, вот-вот,
кажется, гениальный всплеск выльется в нечто осязаемое, Дима бросается к
бумаге, пишет стихотворение или рассказ - получается пошлость и глупость.
Тело, право же, совершенней. Отношение к частям тела у Димы настолько
своеобразное, что он постоянно боится осквернения, моет руки по двадцать раз
на дню, меняет белье два раза в день, - а любя свою одноклассницу или вот
теперь Эльвиру Нагель, он даже представить не может, что его тело
соприкоснется с телом чужим, пусть тоже божественным, но - для себя
божественным, а для тела Димы - чужим, при этом он понимает природное
предназначение плоти в ее крайних проявлениях, но оставляет и тут за собой
право быть неправым.
стесняясь, переживая потрясение оттого, что осмеливается так говорить с
Учителем, - значит, вы во всем должны быть чистым. А вы допускаете...
какие-то странные поступки. И эта, которая... И эта...
понимают.
них ушел. Они захотят узнать о вас как можно больше. Я буду писать мемуары о
вас. Я должен буду писать чистую правду. И что прикажете делать с некоторыми
фактами? Обойти их молчанием?
понадобятся. Славный ты малый...
музыкой, понимаете? Это ваша судьба. Это - дар Божий.
неожиданной серьезностью промолвил Денис Иванович.
стороны, хоть и тяжело ему это было. Он решил поговорить с Эльвирой Нагель.
Он решил это давно, но никак не найдет повода. А может, поговорить и с