соседству очень слабо, но все же мало приятно отдавало духом деловой
коммерческой жизни, центр которой давно передвинулся к юго-западу от этих
мест. Миссия Грифитсов находилась кварталов за пять от того перекрестка,
где дважды в неделю эти энтузиасты выступали под открытым небом со своими
проповедями.
домов. С улицы дверь вела в обширный зал размером сорок на двадцать пять
футов: здесь были расставлены рядами штук шестьдесят складных деревянных
стульев и перед ними кафедра; стены украшали карта Святой земли -
Палестины и десятка два отпечатанных на картоне изречений и текстов в
таком примерно роде:
- тот не мудр".
говорит господь бог". Книга пророка Иезекииля, 34, 31.
68, 6.
"Перейди отсюда туда", - и она перейдет; и ничего не будет невозможного
для вас". От Матфея, 17, 20.
как аспид". Притчи, 23, 31-32.
серебряные и золотые скрижали.
комбинацию комнат и комнатушек; тут были три маленькие спальни, гостиная,
выходящая окнами на задний двор и деревянные заборы других таких же
дворов, затем кухня, она же и столовая, размером ровно в десять квадратных
футов, и маленькая кладовая, где было сложено имущество миссии: брошюры,
книжечки псалмов, сундуки, ящики и всякие другие вещи, которые могли
понадобиться не каждый день, но представляли в глазах семьи известную
ценность. Эта комнатка-кладовая примыкала непосредственно к залу, где
происходили молитвенные собрания, и сюда удалялись мистер и миссис Грифитс
для размышления и для молитвы перед проповедью, или после нее, или в тех
случаях, когда им надо было о чем-либо посовещаться.
оба вместе увещевали здесь какую-нибудь заблудшую или полураскаявшуюся
душу, пришедшую просить совета или помощи (чаще помощи). И здесь же во
время наибольших финансовых затруднений отец и мать сидели и размышляли
или, как иногда беспомощно говорил Эйса Грифитс, молили бога указать им
выход из положения. Как позже стал думать Клайд, это плохо помогало им
найти выход.
мысль о том, чтобы жить здесь и впредь, а еще ненавистнее - заниматься
делом, служителям которого приходилось постоянно прибегать к кому-то за
помощью, вечно молиться и выпрашивать подачки.
полуграмотной девушкой с фермы и очень мало задумывалась над вопросами
религии. Но, влюбившись в Эйсу, она заразилась от него ядом евангелизма и
прозелитизма и восторженно и радостно последовала за ним, разделяя все его
рискованные затеи и причуды. Ей льстило сознание, что она может
проповедовать, петь псалмы, что она способна убеждать и подчинять себе
людей силою "слова божия". Это давало ей известное нравственное
удовлетворение и укрепляло желание работать вместе с мужем.
прослышав о ней, приходили туда позже - странные, морально
неуравновешенные и неустойчивые люди, каких можно найти повсюду. Все годы,
пока Клайд не мог еще сам распоряжаться собою, он был обязан помогать
родителям во время этих собраний. И всегда его больше раздражали, нежели
умиляли, все эти приходившие в миссию мужчины и женщины; чаще это были
мужчины: отбившиеся от дела рабочие, бродяги, пропойцы, неудачники,
беспомощные и уродливые, которые, казалось, сходились сюда потому, что им
больше некуда было идти. И всегда они возвещали о том, как бог, или
Христос, или божественное милосердие спасли их от того или иного
несчастья, и никогда не говорили о том, как сами спасли хоть кого-нибудь.
И всегда отец и мать говорили "аминь" и "слава господу" и пели псалмы, а
после собирали у присутствующих деньги на расходы по содержанию помещения;
сборы, как догадывался Клайд, были скудные; их едва хватало на то, чтобы
поддерживать жалкое существование миссии.
интересовало Клайда: насколько он понимал, где-то на Востоке - в маленьком
городке под названием Ликург, близ Утики - обретался его дядя, брат отца,
живший совсем по-иному. Этот дядя - его звали Сэмюэл Грифитс - был богат.
Из случайных замечаний, оброненных родителями, Клайд понял, что дядя
многое мог бы для него сделать, если б только захотел, что он прижимистый,
оборотистый делец, что у него в Ликурге великолепный дом и большая фабрика
воротничков и рубашек, на которой работает не менее трехсот рабочих. У
дяди есть сын, примерно одного возраста с Клайдом, и дочери - кажется,
две. Все они жили в роскоши в этом далеком Ликурге, - воображал Клайд. Эти
сведения, по-видимому, так или иначе доходили на Запад через людей,
знавших Эйсу, и его брата, и их отца. Клайд представлял себе дядю каким-то
Крезом, живущим в довольстве и роскоши там, на Востоке. А здесь, на
Западе, в Канзас-Сити, он, его родители, его брат и сестры кое-как
перебивались со дня на день: их вечным уделом была жалкая, безысходная
нужда.
Клайд рано понял это. Лет в пятнадцать, даже немного раньше, Клайд начал
понимать, что к его воспитанию, как и к воспитанию его сестер и брата,
родители отнеслись, к сожалению, очень небрежно. Теперь ему трудно будет
наверстать упущенное, поскольку даже в более состоятельных семьях
мальчиков и девочек специально учат, готовя к той или иной профессии. С
чего он мог начать при таких условиях? С тринадцати лет он стал
просматривать газеты (в дом Грифитсов они не допускались, так как чтение
их считалось уж слишком "мирским" занятием) и из объявлений узнал, что
всюду требуются либо уже квалифицированные работники, либо мальчики для
обучения таким профессиям, которые ничуть его не интересовали. Как всякий
средний молодой американец с типично американским взглядом на жизнь, он
считал, что простой физический труд ниже его достоинства. Вот еще! Стоять
у станка, укладывать кирпичи, стать плотником, штукатуром или
водопроводчиком, когда такие же, как он, мальчики становятся клерками или
помощниками фармацевтов, или бухгалтерами и счетоводами в банках и
различных конторах! Что за жалкая, унизительная жизнь, ничуть не лучше
той, какую он вел до сих пор: ходить в старом платье, спозаранку
подыматься по утрам и выполнять всю ту нудную работу, которой приходится
заниматься людям физического труда!
людей, которые считают себя особенными, не похожими на других. Он никогда
не чувствовал себя неотделимой частицей своей семьи и не сознавал
по-настоящему, что чем-то обязан тем, благодаря кому появился на свет.
Наоборот, он был склонен осуждать своих родителей, - правда, не слишком
резко и сурово, с полным пониманием их качеств и способностей. Но, умея
столь здраво судить о других, он, однако, до шестнадцати лет не был
способен составить какой-то план действий для самого себя и хватался то за
одно, то за другое.
красота девушек, и ему хотелось знать, может ли он тоже нравиться им. И
теперь он, естественно, был немало озабочен собственной внешностью и
костюмом: какой у него вид и какой вид у других юношей? Он мучился,
сознавая, что плохо одет, не так красив и интересен, как мог бы быть. Что
за несчастье родиться бедным, ниоткуда не ждать помощи и быть не в силах
помочь самому себе!
Клайд убеждался, что он вовсе не урод: прямой, точеный нос, высокий белый
лоб, волнистые блестящие черные волосы и глаза черные, порою печальные.
Однако сознание, что его семья так жалка и что из-за профессии и окружения
его родителей у него никогда не было и не будет настоящих друзей, все
больше и больше угнетало его и порождало меланхолию, которая не обещала
для него в будущем ничего хорошего. Порою он пробовал взбунтоваться, а
затем впадал в оцепенение. Поглощенный мыслью о родителях, он забывал о
своей внешности - он был в самом деле очень недурен, даже привлекателен -
и истолковывал не в свою пользу заинтересованные, пренебрежительные и в то
же время манящие взгляды, которые бросали на него девушки совсем другого
круга, стараясь узнать, нравятся они ему или нет, смелый он или трусишка.
мечтал: ах, если бы у него были, как у некоторых юношей, хороший
воротничок, тонкая рубашка, изящная обувь, хорошо сшитый костюм,
щегольское пальто! О, красивая одежда, комфортабельная квартира, часы,
кольца, булавки... столько юношей щеголяют всем этим! Многие мальчики в
его возрасте - уже настоящие денди! Некоторые родители дарили своим
сыновьям - его ровесникам - автомобили в полную собственность. Клайд
видел, как они, словно мухи, летали взад и вперед по главным улицам
Канзас-Сити. И с ними были хорошенькие девушки. А у него ничего нет. И
никогда не было.
преуспевающих людей. За что же ему взяться? Какой путь избрать? Какое
изучить дело, которое дало бы ему возможность выдвинуться? Он не мог
ответить. Он не знал. А эти странные люди - его родители - сами не были