касается Пепе, то ему будет чудесно у г-жи Гра, пожилой дамы, которая
занимает нижний этаж одного из домов на улице Орти и за сорок франков в
месяц берет на полный пансион маленьких детей. Дениза сказала, что за
первый месяц она уплатить может. Оставалось только устроиться ей самой.
Где-нибудь поблизости для нее, наверное, найдется местечко.
Куй железо, пока горячо!
по-прежнему было темно и пусто. В глубине ее приказчики, шушукаясь,
продолжали работу. Но вот появились три дамы, и Дениза на минуту осталась
одна. Она поцеловала Пене, и сердце ее сжалось при мысли о близкой
разлуке. Пепе, ласковый, как котенок, прятал головку и не произносил ни
слова. Когда г-жа Бодю с Женевьевой вернулись, они обратили внимание на
то, какой он послушный, и Дениза стала уверять, что мальчик никогда не
шумит; он молчит по целым дням и только ласкается. До самого завтрака три
женщины говорили о детях, о хозяйстве, о жизни в Париже и в провинции,
обменивались краткими и ничего не значащими фразами, как родственники,
которые еще недостаточно знакомы и поэтому стесняются друг друга. Жан
вышел на порог: его заинтересовала жизнь улицы, и он с улыбкой смотрел на
проходивших мимо хорошеньких девушек.
Бодю, Женевьевы и старшего приказчика. Вторично накрывали в одиннадцать
часов - для г-жи Бодю, другого приказчика и продавщицы.
он позвал замешкавшегося старшего приказчика:
малый лет двадцати пяти, полный, грузный и хитрый на вид. У него было
степенное лицо с крупным мягким ртом и лукавыми глазами.
принялся осторожно и ловко, по-хозяйски, разрезать кусок холодной
телятины, размеряя на глаз тоненькие ломтики с точностью чуть ли не до
грамма.
себя, чтобы он не напачкал. Но темная столовая угнетала ее; осматриваясь
вокруг, Дениза испытывала тоскливое чувство, - у себя в провинции она
привыкла к большим, просторным и светлым комнатам. Единственное окно
столовой выходило на крохотный внутренний дворик, сообщавшийся с улицей
темными воротами; этот дворик, сырой и зловонный, был похож на дно
колодца, еле освещенное мутным светом. В зимние дни здесь приходилось жечь
газ с утра до ночи. Когда же можно было не зажигать света, становилось еще
печальнее. Денизе потребовалось некоторое время, чтобы глаза ее освоились
и стали как следует различать куски на тарелке.
покончил с телятиной. - Если он так же работает, как ест, из него
получится настоящий мужчина... А почему же ты, дитя мое, не ешь?..
Признайся - теперь можно и поболтать, - почему ты не вышла замуж у себя в
Валони?
детьми?
того, кому придет в голову жениться на ней, бесприданнице, да еще такой
тщедушной и некрасивой? Нет, нет, она ни за что не выйдет замуж, довольно
с нее и двоих детей.
какого-нибудь молодца, тебе с братьями не пришлось бы, как цыганам,
очутиться на парижской мостовой.
картофеля на свином сале, поданное служанкой. Потом, указывая ложкой на
Женевьеву и Коломбана, прибавил:
они обвенчаются.
Фине, выдал свою дочь Дезире за старшего приказчика, Ошкорна; сам Бодю,
прибыв на улицу Мишодьер с семью франками в кармане, женился на дочери
старика Ошкорна, Элизабет, и намеревался в свою очередь передать Коломбану
дочь и все предприятие, когда дела снова пойдут хорошо. Брак этот был
решен еще три года тому назад и откладывался только из-за щепетильности и
упрямства безукоризненно честного коммерсанта: сам он получил предприятие
в цветущем состоянии и не хотел, чтобы в руки зятя оно перешло с
уменьшившейся клиентурой и сомнительным балансом.
родом из Рамбуйе, как и отец г-жи Бодю, - они даже состояли в дальнем
родстве. Отличный работник: уже десять лет не покладая рук трудится в
лавке и вполне заслужил повышение! Да к тому же он и не первый встречный;
его отец - кутила Коломбан, ветеринар, известный всему департаменту
Сены-и-Уазы, настоящий мастер своего дела; но он так любит пожить, что
промотал все, что у него имелось.
здесь понимать цену деньгам, - сказал в заключение суконщик.
Женевьеву. Они сидели друг против друга, с равнодушными лицами, не
улыбались, не краснели. С первого же дня службы молодой человек
рассчитывал на этот брак. Он безропотно прошел различные ступени своей
карьеры - от ученика до продавца на жалованье - и был наконец посвящен во
все тайны и радости семейства; он был терпелив, вел жизнь налаженную, как
часовой механизм, и смотрел на брак с Женевьевой как на превосходную и
честную сделку. Он знал, что будет обладать Женевьевой, и это мешало ему
желать ее. Девушка тоже привыкла любить его и любила со свойственной ей
серьезностью и сдержанностью, но в то же время и с глубокой страстью, о
которой сама не подозревала, - так ровно и размеренно текла ее жизнь.
долгом с улыбкой сказать Дениза, желая быть любезной.
куски и до сих пор еще не произнес ни слова.
была как цветок, расцветший в погребе. В течение десяти лет Женевьева
знала только Коломбана, проводила дни бок о бок с ним, среди все тех же
груд сукна, в полутьме лавки; утром и вечером они встречались в узкой
столовой, холодной как колодец. Лучше спрятаться, лучше укрыться они не
сумели бы и в лесной глуши, под листвой деревьев. Только сомнение или
ревнивый страх потерять любимого могли бы открыть Женевьеве, что она
навсегда отдала себя Коломбану в обстановке душевной пустоты и скуки, где
мрак был соучастником.
зарождающееся беспокойство. И она предупредительно ответила:
ломтики сыра и потребовал, в честь родственников, второй десерт - банку
смородинного варенья; такая щедрость, видимо, изумила Коломбана. Пепе,
который до сих пор был умником, при появлении варенья изменил себе. Жан,
увлеченный разговором о браке, пристально рассматривал двоюродную
сестрицу: он находил ее слишком вялой, слишком бледной и в глубине души
думал, что она похожа на белого черноухого кролика с красными глазами.
подавая знак встать из-за стола. - Иной раз я можно позволить себе
что-нибудь необычное, но все хорошо в меру.
опять осталась одна; она села подле двери, ожидая, когда дядя освободится,
чтобы проводить ее к Венсару. Пепе играл у ее ног. Жан снова занял
наблюдательный пост на пороге. И почти целый час девушка присматривалась к
тому, что происходит вокруг. Изредка входили покупатели: появилась
какая-то дама, затем еще две. Лавка хранила аромат старины, полумрак, в
котором вся прежняя торговля, бесхитростная и добродушная, казалось,
оплакивала свое запустение. Но "Дамское счастье", витрины которого на
другой стороне улицы виднелись в открытую дверь, приводило Денизу в
восторг. Небо было облачно, воздух после теплого дождя стал мягче,
несмотря на холодное время года; в этот бледный, словно насыщенный
солнечной пылью день большой магазин так и кишел людьми: торговля шла
полным ходом.
содрогающуюся под высоким давлением от недр своих до самых витрин. Сейчас
перед нею были уже не те холодные выставки, которые она видела утром; они
казались согретыми и словно трепещущими от внутреннего волнения. Люди
разглядывали их, женщины останавливались, толпились перед окнами,
возбужденные от желаний. И ткани оживали под действием страстей, кипевших
на улице; кружева чуть колыхались, таинственно скрывая за своими
ниспадающими складками недра магазина; даже толстые четырехугольные штуки
сукна дышали соблазном; пальто на оживших манекенах принимали все более
округлые формы, а роскошное бархатное манто, гибкое и теплое, вздувалось,
точно покоясь на женских плечах, облегая волнующуюся грудь, трепещущие
бедра. От магазина веяло жаром, как от фабрики, и этот жар исходил главным
образом от прилавков, где шла оживленная продажа и была сутолока, которая
чувствовалась даже за стенами здания. В помещении стоял непрерывный гул,
точно от машины, находящейся в движении в беспрестанно обрабатывающей