Чтение 3–й страницы книги ~Девять десятых судьбы~

дипломатических корпусах, в банках и в тайных комнатах Зимнего дворца
ведет работу по умерщвлению революции"...

Он следил за небольшими группами вооруженных рабочих, которые встре-
чались ему время от времени.

"А ведь мне, может-быть, сегодня уже придется выбрать" - подумал он
мельком.

Не доходя двух кварталов до Смольного, он свернул налево и остановил-
ся у ворот небольшого двухъэтажного дома в самом конце Кавалергардского
переулка.

Минуты три он стучал без всякого результата; наконец, глазок в воро-
тах открылся и морщинистое лицо уставилось на Шахова.

- В квартиру номер два! - сказал Шахов, вытаскивая из кармана платок
и стряхивая снег с пальто и шляпы.

Лицо исчезло и появилось опять.

- Повернитесь спиной!

- Спиной? Зачем?

- А почем знать, может-быть, у вас там оружие!

- Оружие на спине не носят, - сказал Шахов, - отворите пожалуйста!

- А кто там живет, в квартире номер два?

- Мне нужно видеть Бартошевскую, Галину Николаевну.

- Бартошевская у нас не живет. Это, кажется, в доме напротив или мо-
жет-быть, даже рядом.

- Как не живет? Это какой номер дома?

- Если Бартошевскую, так идите через парадную, - посоветовало лицо,
снова исчезая за воротами, - парадная открыта!

Шахов разозлился было, но тут же весь этот разговор показался ему
смешным. Он улыбнулся и подошел к подъезду.

В то же самое мгновенье, - он часто вспоминал это впоследствии, -
дверь отворилась и из подъезда вышел офицер. Это был высокого роста
гвардеец, прекрасно одетый; Шахову запомнился отороченный золотом башлык
с кисточкой; он прошел мимо, слегка позвякивая шпорами и поднимая вверх
свое бледное и холеное лицо.

Шахов не успел даже разглядеть этого лица; однако что-то заставило
его оглянуться. Несколько секунд он следил за ним: гвардеец шел уверен-
ной походкой, звонко стуча каблуками по мокрому тротуару.

Шахов вошел в подъезд и на площадке первого этажа нажал кнопку звон-
ка.

Немного погодя, он позвонил еще раз, подождал немного и постучал руч-
кой двери.

Дверь не отворилась, но откуда-то сверху, должно-быть, из обивки к
его ногам упала маленькая записка. Это был небольшой продолговатый лис-
ток из блокнота - он сам собою развернулся на ладони Шахова:

"Я сегодня приезжал из Гатчины и прежде всего поспешил к Вам, милая
Галина Николаевна. Очень жалею, что не застал ни Вас, ни Марии Николаев-
ны дома. Неужели причина Вашего отсутствия - тот самый сумасбродный
план, о котором Вы мне в последний раз говорили? Я постараюсь еще раз
сегодня же зайти к Вам - ваше отсутствие меня серьезно беспокоит. Вече-
ром еду в полк и вернусь не раньше 27-го.

Ваш А. Т."

Ладонь медленно сжалась - продолговатый листок из блокнота был измят
и на углах немного порвался.

Впрочем, Шахов тут же разгладил его, сложил и, аккуратно засунул за
кожаную ленту обивки, и усмехнулся чему-то, поднося к губам чуть-чуть
задрожавшую руку.

Несколько слов о "причинах отсутствия и о беспокойстве" вспомнились
ему, когда он выходил на улицу.

"Может-быть, с нею и в самом деле что-нибудь случилось? А впрочем..."

На углу Суворовского его снова остановили красногвардейцы. На этот
раз он сам заговорил с ними:

- Вы в Красной гвардии, товарищи? - спросил он у одного из них, бело-
курого парня в замасленной черной тужурке.

- Ну да, в Красной гвардии, - отвечал парень, недоверчиво глядя на
Шахова.

- Вы - от Военно-Революционного Комитета?

- А тебе что за дело, от кого мы? Ты посты, что ли, проверяешь? -
сердито спросил маленький взъерошенный красногвардеец.

- Да стой, погоди! - остановил его белокурый. - У нас наряд от коми-
тета, - объяснил он, - а сами мы с нашей организации, с Лесснеровского
завода.

- Стало-быть, штаб ваш...

- А ты что, к нам, что ли, записываться хочешь? - насмешливо пробор-
мотал маленький красногвардеец.

- Штаб наш районный там же при заводе, в помещении больничной кассы,
- объяснил белокурый, - ну и тут в Смольном тоже что-то есть, в роде
штаба...

Больше спрашивать было не о чем, а Шахов все не отходил от пикета,
внимательно разглядывая этих простых и озабоченных людей, которые крепко
держали в руках свои винтовки и как-будто знали что-то такое, о чем ему,
Шахову, было ничего неизвестно.

- Счел долгом явиться на защитные посты армии, верной Временному пра-
вительству, - счастливым голосом сказал прапорщик, звонко щелкнув каблу-
ками и старательно поднося руку к козырьку, - для того, чтобы по мере
сил и возможности принять участие в защите родины и революции.

Человек в английском пальто перестал стучать пальцами по подоконнику
и посмотрел на него с недоумением.

Он спросил, немного заикаясь:

- Какого полка?

- Кексгольмского гвардейского полка прапорщик Миллер.

- Кексгольмского гвардейского полка? - с раздражением переспросил че-
ловек в английском пальто, - опустите руку. Как дела в полку?

- Не взирая на агитацию, полк остался верным Временному прави-
тельству, - без малейшего колебания отвечал прапорщик.

- Вы плохо осведомлены, прапорщик. Когда вы из полка?

И он продолжал, не дожидаясь ответа.

- Кексгольмский полк ночью снял посты и занял Балтийский вокзал и те-
лефонную станцию. Можете итти!

Прапорщик слегка прикусил губу, сделал пол-оборота кругом и вышел.

Старый швейцар в синей ливрее с удивлением смотрел, как прапорщик,
выйдя из кабинета, в котором помещался комендант Зимнего дворца, прило-
жил тыльной стороной руку к пылающей щеке и бросился бежать по коридору.

В полутемном коридоре, слабо освещенном сверху, лениво слонялись туда
и назад дворцовые служителя.

Вокруг было пусто, сонливо - как-будто все, что происходило на ули-
цах, на площадях, в казармах, в правительственных зданиях Петрограда, не
имело ни малейшего отношения к этим холодным, пустым комнатам - бывшей
императорской резиденции, ставшей на несколько часов защитными постами
потерявшейся армии, верной потерявшемуся правительству.

Прапорщик прошел несколько комнат и наткнулся на высокую перегородку,
разделявшую зал на две неравных части.

За стеною слышались голоса и кто-то смеялся.

Он отворил дверь; юнкер, стоявший на часах, опершись на винтовку,
схватившись за примкнутый штык рукою, - молча посторонился.

За перегородкой в конце коридора находилась столовая, богато инкрус-
тированная черным деревом; вдоль стен, на паркетном полу лежали больнич-
ные матрацы, пол был усеян окурками папирос, огрызками хлеба, пустыми
бутылками от дорогих французских вин, десятки лет сохранявшихся в импе-
раторских подвалах.

Юнкера Владимирского, Михайловского, Павловского училищ, веселые и
равнодушные, оживленные и безучастные, вооруженные и безоружные, бродили
туда и назад в табачном дыму между больничными матрацами.

Никто не обратил особенного внимания на офицера, появившегося из час-
ти дворца, отведенной Временному правительству.

Высокий рыжеватый портупей-юнкер пристально вгляделся в него, чуть
пьяными глазами, видимо принял его за своего знакомого и весело припод-
няв над головой бутылку белого бургундского вина, прокричал чью-то чужую
фамилию.

Прапорщик изредка проводя рукой по лицу, пылавшему яркой краской,
молча прошел мимо, в одну из комнат, на стенах которой стройными рядами
висели огромные, в тяжелых рамах, картины. На каждой картине, выбросив
вперед голову, напружинив поддернутое вверх тело, выгнув грудь, марширо-
вали солдаты.

Прапорщик молча остановился перед одной из картин - на ней император,
создатель фрунтового государства на белой лошади с высоким султаном меж-
ду настороженных ушей, принимал парад лейб-гвардии Преображенского пол-
ка. В стекле массивной, позолоченной рамы, отражались колонки ружей,
составленные вдоль стены, и пулеметы, стоявшие на подоконниках. Окна бы-
ли открыты.

За пулеметами в неясной, беловатой отмели стекла маячила Дворцовая
площадь.

- Каков строй! - быстро сказал кто-то над самым ухом прапорщика - ка-
ков строй! Вот это, извольте взглянуть, русская армия!

Прапорщик обернулся и отступил в сторону: это говорил короткий чело-
век с начинающей лысеть, коротко остриженной, головою.

- Капитан Воронов, к вашим услугам.

- Прапорщик Миллер, - сказал прапорщик, слегка отворачивая голову,