ласково, не то что нынешний отец Петр - этот гавкает на своих, как пес
цепной. Еще вот тоже: со старьем - нищими на паперти - всегда здоровался. И
голубей кормил каждое утро возле церкви. Стоит, бывало, посреди голубей -
крошки им накидывает, а они чуть не под рясу к нему заходят.
Так вот, помер он. Воробей сам назвался копать. Могилу отвели за
церковью почти вплотную, как положено по сану. А там земля - сплошняком
камни, кирпичи, железки, со старых времен от стройки еще осталось. Марья
Ивановна подходила, видела, как Воробей, мокрый, как крыса, в хламе этом
уродовался: ни ломом толком не возьмешь, ни лопатой. И костей было - чуть не
на полметра сколько тут их, попов, похоронено. Воробей, как дьявол какой,
по пояс в бульонках стоял: и наверх не вытащишь - у церкви народу прорва, -
и в яме не развернешься. Так и корячился до темноты, а начал рано.
- Земля тяжелая, Лешенька? - тяжело наклонялась над запаренным Воробьем
Марья Ивановна.
- Пустое, Марья Ивановна, для батюшки конфетку сделаем.
И действительно сделал. Два метра глубиной, ровненькая, дно еловыми
ветками выложил. Не могилка - загляденье.
...Воробей подошел к церкви, погулял вокруг - тянул свободное время.
Все ж к прокурору зовут, не в кино. Поднялся на паперть. Нищие разом заныли,
запричитали, но, разглядев местного, смолкли. Воробей снял шляпу и толкнул
тяжелую дверь.
В прохладном полумраке церкви у левого Никольского алтаря стояло четыре
гроба на специальных для того скамейках. Возле гробов, по-домашнему,
спокойно, хлопотали родственники: прихорашивали, поправляли покойниц. Все
четверо были старушки.
Иногда здесь и крестили, если не было гробов, а если были, то крестили
в крестильной. Там же Батя полгода назад крестил и Витьку, сына Воробья.
Крестным был Кутя, а крестной матерью Валькина подруга с Лобни Ирка.
Воробей подошел к стойке, за которой Марья Ивановна оформляла усопших.
Тяжелый шаг Воробья оторвал Марью Ивановну от дел:
- У вас отпевание?
- Это я, Марья Ивановна, Лешка Воробей...
- Лешенька, а я тебя и не узнала. Ты что, выходной сегодня?
Наряженный...
- Да нет, - Воробей замялся, - к следователю мне скоро... В
прокуратуру. Шел вот - зашел...
- Чего ж ты опять натворил? Господи! - она искренне всплеснула руками.
- Да за старое, еще до больницы, когда пил... Адвокат сказал, простят,
не посадят. А там кто его знает... Значит вот, на всякий случай... до
свидания. Батя-то где?
- Батюшка? Обедает. Посмотри в крестильной. Ну, дай Бог тебе, Лешенька.
- Она мелко перекрестила его.
- К чер... - Воробей подавился. - Спасибо, Марья Ивановна.
Воробей дошел до главного алтаря, поздоровался с Анатолием
Николаевичем, горбатым стареньким монахом, прохромавшим через церковь
насквозь.
Обычно попы обедали в церковной сторожке. Там была и плита, и
холодильник, все чин чинарем. Но сейчас сторожку ремонтировали - и попам
тайком накрывали в крестильной, хотя и не положено по религии...
Попов в кладбищенской церкви было два: старший - отец Петр и отец
Павел, Батя. За столом сидел один Батя. - Садись, Леш. Здорово. Как Виктор?
- Нормально... Косит вот только...
- Пройдет, - сквозь борщ невнимательно буркнул Батя
Поп был невеселый. Воробей знал в чем дело. Прикрылаcь лавочка.
При старом настоятеле, земля ему пухом, Бате вольготнo жилось. Ну,
подпил, прогулял службу... Что за беда, вера-то у нас, русских,
православная, испокон на Руси к вину уважение, а священник, что ж он - не
человек? Настоятель послужит вне очереди, Пантелеймон Иванович, дьякон, тоже
поспешествует, а уж Батя потом две, а то и все три не в очередь отпоет.
А теперь! Новый-то отец, Петр, чуть запах услышит - от службы
отстраняет и объяснительную велит писать да благочинному настучит, а тот - в
епархию, а там у них разговор короткий. За Можай загонят...
А уж, не дай Бог, на работу, тьфу, на службу не выйти, сожрет с
дерьмом: бюллетень давай. Священник, да чтоб бюллетень!.. Тьфу, пропади он
пропадом!..
- Ну, идешь? - очнулся Батя. - Не боишься?
-- Адвокат сказал: нормально будет...
Батя вытер носовым платком бороду.
- Встань-ка, благословить надо.
- Да-а... - Воробей замялся, - я ж вроде неверующий...
- Все неверующие, - Батя поднялся из-за стола, - а благословить не
мешает. Шляпу положи, стой смирно.
Он медленно перекрестил Воробья и, закатывая глаза, что-то тихо
пробормотал, подал руку для лобызания. Воробей не понял, пожал ее.
- Целуй, - поправил его Батя.
Воробей покраснел и ткнулся губами в его руку.
- Ну, вот. Теперь иди спокойно. С деньгами твоими как договорились:
кладу на свою книжку и по сто рублей каждый месяц Валентине высылаю, без
обратного адреса, так?
- Ага.
- Иди, не бойся, Бог даст, обойдется, Алексей. Ступай.
Бабки, пригревшись на паперти, опять заворковали, привычно протягивая
скрюченные ладони.
- Чего-о? - Воробей, сморщившись, поглядел на лавку, плотно забитую
старушками. Они сидели туго друг к другу, встать без риска потерять место не
могли, потому и клянчили сидя. Некоторые с закрытыми глазами, сквозь дрему.
- На вот, на всех, - Воробей сунул в ближайшую руку всю мелочь из
кармана. - На всех! - еще раз хрипло пригрозил он. - Знаю я вас.
2
Солнце сквозь лазейку в листве ударило в могилу и разбудило Кутю. Он со
скрипом поднялся - голова наружу, - ухватился за торчавший из земли корень
вяза и неуклюже выкарабкался наверх. Корявыми ладонями поерзал по
складчатой, с избытком кожи морде, выскреб негнувшимся пальцем ссохшуюся
дрянь в уголках глаз. Потом осмотрел себя, поколотил по штанинам, больше для
порядка, - выкинуть портки пора, а не пыль трясти.
Он закашлялся: наверное, простыл за ночь. Цапнул себя за сердце. Рука
укололась. Слава Богу, орден нa месте, не потерял. Кутя прихватил в горсть
рукав и потер орден Славы. Старенький уже орденок. Эмаль пооблупилась. Да и
как ей не пооблупиться... Кутя посмотрел в могилу, где ночевал. Хорошо еще
шею себе не свернул. И как только угораздило. Это ж надо!
Вчера - День Победы - Кутя на правах хозяина принимал на кладбище
гостей. Припылила пехота, кто смог. Лет пятнадцать они уж на кладбище
встречаются. Сначала Сеню Малышева приходили навещать. Вторым Петька из
мехвзвода сюда переселился, а уж совсем недавно Ося Лифшиц. Так и топают
Девятого мая одним маршрутом: на Красную площадь, на кладбище, а за стол уж
- к полковнику на улицу Алабяна. Семена-то и Петю по закону здесь схоронили,
у них тут родители, а вот Осю сюда уж Кутя по блату устроил. У Оси здесь
только тетка, а тетка для захоронения не годится - нужны прямые
родственники. Но Петрович, золотая душа, разрешил Осю по Кутиной просьбе к
тетке закопать. И даже удостоверение на Осю выписал. Теперь и к Оське можно
ложить. Пока урны, а через пятнадцать лет и гроба. Да у него, у Оськи, слава
Богу, никто пока умирать не намеревается. Жена, дети в здравии, и внуков
полон дом.
Вот они, пехтура, и бродили от одного дружка к другому. И там и сям
выпивали помалу, только для памяти. Как уж он, Кутя, за меру свою перебрался
вчера, поди знай.
Раньше ребят в родительский день навещали. Пока Ося был жив. А уж Ося
помер - решили на День Победы встречу перевести. Тем более что и Сеня, и
Петя, и Ося - члены партии.
С кладбища должны были поехать к полковнику, да вот могила подвела.
Кутя с огорчением оглянулся на могилу. Ребята, наверное, искали по всему
кладбищу, да разве вино перекричишь.
Кутя ковырнул присохшую к ордену грязь. Глина. И эмаль отколупнулась. А
Оська-то чего выделывал под конец войны! В Судетах вроде? Или не в
Судетах?.. А-а, когда пленных вели. Точно. Коров бесхозных насобирает и за
телегой привяжет. Как какого-нибудь немчонку заметит замызганного, одну
скотину отвяжет и немчонку веревку сунет. Гей нах мутер. Веди, мол, корову
домой к матери. Так и дарил коров. А ведь еврей. И в семье у него все евреи.
Хорошо хоть после войны вы, ребята, перемерли... Хоть пожили чуток...
Спи спокойно, Осенька. И ты, Сеня. И ты, Петя. Светлая вам память, земля
пухом. Кутя помахал перед грудью рукой, вроде крестится. Так, чтобы и не
очень, и в то же время...
У свеженасыпанного холмика возле лавочки стояли двое мужчин: старик и
парень лет под сорок. Они разглядывали его с удивлением.
- Ваша, что ль? - Кудя кивнул на могилу, из которой только что вылез. -
Хозяева?
- Наша. Вот решили пораньше прийти, вдруг техник-смотритель забыл
распорядиться или место спутал.
- Техник - это дома, в жэке вашей, а здесь - смотритель, смотритель
кладбища. А чего вам беспокоиться? Раз договорились, могилку показали,
значит, все. У нас в заводе такого нет, чтоб забыть. Нам за это зарплату
ложат. Когда хороните?
- Сегодня, в двенадцать, после отпевания.
- Ну да, в двенадцать!.. Хорошо - к обеду отпоют, а то и до трех
заканителят. Смотря кто отпевать будет. У них тоже специалисты по своей
специальности, неодинаково... Сколько сейчас?
- Часов семь, - пожилой запутался в рукаве над часами, - четверть
Мережковский Дмитрий
Николаев Андрей
Никитин Юрий
Никитин Юрий
Херберт Фрэнк
Ибсен Генрик