пересчитывает купюры. Все правильно. Она расплывается в улыбке, обнимает и
целует Ирину.
смеяться.
нашей хозяйки, подвозя ее по случаю с рынка на своей субару. -- Что там стоит
билет на автобус?
маме?
пальцами, жест, означающий счет денег. Но у дочки Ципоры еще и презрение к
тем, кто считает не только шекели -- агоры.
культтоварной лавки, где я покупала тетради. Я уже немного говорю на иврите
и спрашиваю хозяина, где девушка, что работала здесь.
и темноволоса, но ее никак не примешь за аборигенку (хотя тех, кто родился
здесь, называют сабрами: есть такое растение, родина которого -- Израиль). У
девушки не тот иврит -- не певуч и гортанен, а слова она выговаривает
чересчур тщательно. И взгляд... По этому взгляду безошибочно можно узнать
олима. Озабоченность, растерянность, тоска. Но сквозь эту сумятицу чувств
еще можно разглядеть загнанную вглубь гордость.
торгует фломастерами, тетрадями, картинками. За три пятьдесят в час.
движение рукой в сторону улицы. Он уволил девушку-гидролога. Олимы ничего не
покупают, жалеют шекели. Торговли нет совсем.
мне жаль девушку: все-таки была работа.
политэкономии. У олимов нет работы, а значит, нет денег. Поэтому они ничего
не покупают. Будет у нас работа -- будут деньги. Мы купим у него все эти
красивые вещички, они нам так нравятся. И его жизнь станет лучше.
иврит.
не хочется.
ее? Мы привезли ее сюда, мы в ответе. Как научить ее жить -- здесь, когда
сами-то мы не умеем.
кладку нераспакованных книжных бандеролей, Ципора сделала круглые глаза:
багажных ящиков, она видела, вынимали красивую мягкую мебель, это прекрасно,
восторг. Но книги?
диванах Ципоры. Но с багажом были сложности, надо было ждать, а мы
торопились, хотели быстрее. Мы отправили только книги -- часть из тех, что
собирали всю жизнь. Надеемся, что удобные диваны когда-нибудь будут.
потом Ирина, как мои друзья, а потом их дети, кладет под учебник книгу --
пока русскую книгу -- и сдвигает учебник иврита, лишь только старшие выходят
из комнаты.
поймав ее на этом преступлении. -- Ты понимаешь, что сама должна завоевать
себе место под солнцем.
насмотреться, да и сама хлебнула олимовского варева. Ей предложили после
занятий в школе по три часа в день нянчить троих детей, пока их мама не
придет с работы. За два шекеля в час. Алина согласилась.
А дети при этом делают, что хотят. Трое малышей терзали Алю. Средняя,
двухлетка ("такая смешная", говорит Аля), словно маленький иезуит, всегда
ожидала прихода юной няньки и тут же распускала на полу лужу. После этого
снимала штанишки и вытирала ими пол. И со взрослым злорадством наблюдала,
как Аля наводила порядок, мыла пол. Терпеливо давала себя переодеть. А через
полчаса повторяла свой номер. Это как называется: охранять? сторожить?
это знаю. И еще Аля знает о моей мечте: чтобы она училась в университете. И
закончила музыкальную школу. Но Аля спрятала свою нежную флейту в старый
ципорин шкаф, а до университета еще несколько лет -- там будет видно.
мечты я привезла с собой вместе со своей ментальностью, а здесь другая
реальная жизнь. Алина очень похожа на нас, но, может быть, это как раз и
плохо.
который все умеет, знает все на свете и бесплодно ищет работу.
прийти пораньше.
друг на друга -- с опаской: соперники. Не знакомились, вдруг в разговоре
сблизишься, а потом одного возьмут, а другого -- нет. Когда чужие, легче
работать локтями. Наверное, они не думали так конкретно, просто молчали -- не
до бесед.
команду взглядом бывалого покупателя, ткнул пальцем в одного, в другого:
судьбоносный перст не указал.
ципорином диване неподвижно и смотрел в пустоту. -- В другой раз возьмут. Мы
же не голодаем.
работать.
сказал, что его хозяину нужен еще один работник. Уволился араб, хозяин хочет
взять олима из России. Мы понимали -- олим дешевле.
Вернулся затемно, лег на диван, вытянулся, молчал. Говорить не было сил. Аля
укрыла его пледом.
подвел его к рабочему месту -- ножницам для рубки железа. Это был огромный
монстр, который должны были привести в движение Володины мускулы.
положить на станину металлический лист или трубу, опустить гильотину.
Верхний конец поднимается высоковато, с пола не дотянуться, придется
прыгать. Тогда и усилие будет большим.
хозяину. Он прыгал на ножницы девять часов подряд, если не считать четверти
часа -- на бутерброд и кофе. К вечеру все помещение мастерской было завалено
нарубленным металлом.
столько делал за неделю. -- Ты хочешь у меня работать постоянно?
и рубить железо. Постоянно. Всю оставшуюся жизнь.
поздно, смертельно усталый, вытягивался на диване и молчал. Мы старались его
не трогать.