Чтение 3–й страницы книги ~Похитители завтрашнего дня~

напиваться... С похмелья и не то померещится...

- О чем вы задумались? - сказал, заглядывая мне в лицо, странный
человек... иностранец... Гоэмон...

- Все, точка!.. - пробормотал я и махнул рукой, пытаясь отогнать
нелепый призрак. - С завтрашнего дня перестаю пить. Клянусь!.. Никогда в
жизни... или нет - год, полгода... не притронусь к дешевому виски!..
Сгинь, исчезни! И так тошно, а тут еще ты...

- Ай-ай-ай, нехорошо! - Гоэмон замахал руками, как сигнальными
флажками. Глаза у него запрыгали - вверх-вниз, вверх-вниз. - Авто, таксо,
таксомотор ехал очень медленно, а заторов было очень много, я и... Ты,
миленький, видать, непривычный к передвижению в суперпространстве?

- Замолчи! - завыл я, схватившись за голову. - Чем трепаться, лучше бы
нашел мой будильник.

- Будильник? - привстав на цыпочки, Гоэмон заглянул мне в глаза. Я
увидел густые волосы, торчавшие из огромных ноздрей. - Не молоти чушь! Ты
же не спишь.

- Часы, будильник! - орал я. - Надо, чтобы сиг зазвонил!.. Тогда я
проснусь, и все исчезнет... Прощай, Гоэмон-сан!

- Зачем - прощай? Мы те только что приехали. А ну-ка, раб,
пошевеливайся, топай, шествуй, ступай, вступай в свои покои! И я за тобой.
Хочу, желаю отдохнуть!

А-а, пожалуйста, куда угодно, куда хотите!.. Все равно где-нибудь в
нашем микрорайоне зазвонит будильник, и кошмар кончится. Сколько я за свою
жизнь видел снов - и не счесть, но такая чушь пригрезилась в первый раз.
Хорошо бы проснуться, не доходя до дверей моей комнаты. Если этот
оборотень переступит порог, придется завтра же съезжать с квартиры, не то
страхи замучают.

- У-н-й! - диким голосом завопил Гоэмон, то бишь приснившийся мне
оборотень, рассматривая здания нашего микрорайона. - Что это за кубики?

- Это наш микрорайон, - машинально ответил я и тут же подумал, что
глупо разговаривать во сне, да еще с оборотнем.

- Микрорайон? - Гоэмон недоуменно склонил голову. - Это в каких же
смыслах?

- А в том смысле... Короче говоря, микрорайон представляет собой
комплекс многоквартирных жилых корпусов... В общем, дома...

- Какие же это дома? Это коробки.

- Никакие не коробки! Современные жилые дома. У нас в Японии еще как
дерутся за эти квартиры...

Не обращая внимания на мои разъяснения, Гоэмон извлек из складок штанов
старинную дорожную шкатулку для туши и кисточек, рулон туалетной бумаги -
ею он, видимо, пользовался как записной книжкой - и великолепным почерком,
очень меня удивившим, написал: "Японцы живут в коробках".

Я было запротестовал, стремясь защитить честь моих дорогих
соотечественников, - действительно, что же это получится, если каждый
иностранец будет делать подобные ошибочные выводы?! Но почему-то раздумал.
Ничего, проснусь, и все исчезнет.

- Пошли, - сказал он, пряча шкатулку. - Шагай, маршируй!

Но мне не хотелось следовать за ним. Никому бы не захотелось.

- Послушайте, Гоэмон-сан, - сказал я, - вы бы не желали остановиться в
отеле? Я могу подыскать лам дешевый и уютный номер.

- Не желал бы... - поднимаясь по лестнице, Гоэмон посмотрел вверх. - А
у вас в комнате кто-то есть.

- Что вы, отсюда не видно, я же на третьем этаже живу, - пробормотал я.
- Да и ключ у меня в кармане...

Но когда мы подходили к моей квартире, я испугался. Дверь была
приоткрыта, изнутри доносились какие-то звуки.

Что это?.. Сердце сильно забилось.

Единственный человек, у которого есть ключ...

Из глубины комнаты стремительно выскочила Кисако и повисла у меня на
шее.

- Милый, прости меня! Я такого тебе наговорила! Специально пришла,
чтобы извиниться... Я во всем виновата, я!.. Под вечер так тошно стало,
места себе не нахожу... Вот и пришла... просить прощения... Пришла, а тебя
нет. Решила подождать. А пока ждала, прибрала квартиру и наготовила кучу
вкусных вещей.

Кисако спрятала лицо у меня на груди, должно быть, чуточку смутилась.
Ее прямые коротко остриженные волосы щекотали мне щеки, сладкий запах
духов "Воль де нюи" ["Ночной полет" (фр.)] кружил голову.

Обычно в подобных случаях я мгновенно начинаю сиять. Все три года мы
только и делаем, что ссоримся да миримся. Наверно, потому и не женимся,
что боимся расстаться с подобным удовольствием. Но сейчас я не
почувствовал никакой радости.

- Ну, мир, да? - Кисако подняла лицо. - В знак примирения...

Прикрыв глаза, она приблизила губы к моим губам.

- Вы что это, кусаться собираетесь? - раздался бесцеремонный скрипучий
голос Гоэмона.

Кисако вздрогнула, отпрянула от меня и, вспыхнув, уставилась на
незнакомца.

- Прости, я не знала... - она прижала ладони к пылающим щекам. -
Оказывается, с тобой гость... Вы вместе пришли?

- Кисако! - шепнул я в полном отчаянии, взяв ее руки в свои. - Я не
хотел, чтобы ты пришла слишком рано... Ох, только не это!.. Я хотел
проснуться до того, как ты придешь...

- Что ты болтаешь?! - она нахмурилась, потом, глядя за мою спину,
сказала медовым голосом: - Ради бога, простите, я вас не заметила. Прошу
вас, проходите, пожалуйста!

Непостижимые существа женщины! Им ничего не стоит преобразиться. Вот и
Кисако тоже. Когда мы поцапаемся, она пулей вылетает в переднюю и пинком
ноги распахивает дверь. Но если в этот момент появляются гости, Кисако
чинно приседает и, касаясь тремя пальцами пола, низко кланяется.
Прекрасные манеры! Картина в стиле Огасавары.

- Добро пожа...

Ага, она лишилась дара речи! И все же с готовыми выскочить из орбит
глазами, с широко разинутым ртом, в котором застрял конец слова, Кисако
склонилась в глубоком поклоне.

А скотина Гоэмон и ухом не повел. Перепрыгнув через Кисако, он ринулся
в комнату.

Кисако не шевелилась - так и застыла со склоненной головой. Что с ней?
Поклон очень уж затянулся. Я коснулся ее плеча и почувствовал, как она
дрожит.

- С-с-с... со-о-о... - забормотала Кисако.

- Что?.. Что с тобой? - заорал я, приходя в ужас.

- Со-соли... скорее...

Я бросился в кухню и принес щепотку соли. Она положила ее в рот,
пососала, скривилась в гримасе и наконец подняла голову. Из глаз текли
слезы, но Кисако уже хохотала как сумасшедшая.

- Тьфу, как горько!.. А это кто? Твой дядя из деревни?

- Да нет, - сказал я, теряя последние силы, - нет... Он... это...
понимаешь, сон...

- Сон?

- Ага. Перебрал дешевого виски, вот мне и снится это чудовище... Мне
стыдно, что я показываю тебе такой гнусный сон...

- Что ты говоришь? Очнись! - она испуганно взглянула на меня. - Ты
пьяный, да?

- Нет, совсем не пьяный... - я говорил медленно, пережевывая каждое
слово. - Но, понимаешь, все это сон. Я сплю, и мне снится... Оборотень в
обличье "человека-рекламы" - сон... И ты - сон... И сам я - тоже сон...

Кисако капризно надула губы.

- Как тебе не стыдно! Вовсе я не сон и не снюсь тебе! Я же не сплю...

- Что ты там сюсюкаешь - шу-шу-шу? - раздался голос Гоэмона. Он стоял
на пороге. Невежа, войдя в дом, не снял ни шляпы, ни обуви. - Что это у
тебя? - Он ткнул пальцем в Кисако. - Зверушку держишь? Для забавы? Ну, иди
сюда, ишь ты, какое милое, ласковое животное!..

Брови Кисако стремительно взлетели вверх.

- Нет, нет, это... она... - Я захлебнулся словами. - Разрешите
представить, моя... э-э-э... невеста Кисако.

- А-а, киска... Это которые мышей ловят, - он понимающе кивнул.

- Да вы что?! Не кошка, а женщина! Кисако ее имя. Мы собираемся
пожениться.

- А-а-а, твоя самка, значит!

Я видел, как у Кисако дрогнули губы. У меня снова все завертелось в
голове. Хоть бы проснуться! Хоть бы поскорее проснуться! Хоть бы будильник
зазвенел!..

- А зачем ты давеча с этой самкой кусался?

Перед глазами у меня поплыли огненные круги.

- Это... это... Ну, как вам объяснить... Это - поцелуй! Так мы выражаем
любовь...

Гоэмон тут же извлек знакомый мне рулон туалетной бумаги и размашисто
написал: "Самцы и самки в знак любви кусаются".

Кисако, сверкнув глазами, застонала и сжала кулаки.

"Ну хватит, - подумал я, - придется прибегнуть к крайней мере".

- Кисако, дорогая! - взмолился я, хватая ее за руки. - Прошу тебя,
минуту терпения! Возьми что-нибудь тяжелое и дай мне хорошенько по голове!

- Да я ему сейчас всю башку расколю! - взревела Кисако. - Как он
смеет...

- Пойми, бить его совершенно бессмысленно. Он же продукт моего сна! Ну,
умоляю тебя, стукни меня хорошенько!..