Чтение 3–й страницы книги ~Алхимик~

не хочет. Он хочет путешествовать.

-- Сын мой, -- сказал ему на это отец, -- через эту
деревню проходили люди со всего света. Они искали чего-нибудь
нового, но сами оставались прежними. Они доходят до замка на
холме и понимают, что прошлое лучше настоящего. У них могут
быть белокурые волосы или черная кожа, но они ничем не
отличаются от наших с тобой односельчан.

-- Однако я-то не знаю, какие замки в тех краях, откуда
они родом, -- ответил Сантьяго.

-- И люди эти, когда приглядятся к нашим полям, к нашим
женщинам, говорят, что хотели бы остаться здесь навсегда, --
продолжал отец.

-- А я хочу повидать другие земли, посмотреть на других
женщин. Ведь эти люди никогда не остаются у нас.

-- Для путешествий нужны большие деньги. А из нашего брата
на одном месте не сидят только пастухи.

-- Что ж, тогда я пойду в пастухи, -- сказал Сантьяго.

Отец ничего не ответил, а наутро дал ему кошелек с тремя
старинными золотыми:

-- В поле однажды нашел. Считай, с неба упали. Купи себе
отару овец и ступай бродить по свету, пока не поймешь, что наш
замок самый главный, а краше наших женщин нет нигде.

И когда он благословлял сына, тот по глазам его понял, что
отцу, несмотря на годы, самому хочется отправиться в
странствие, -- хочется, как ни старался он заглушить эту тягу,
утешаясь благами оседлой жизни: едой, питьем и крышей над
головой.

Небо на горизонте уже наливалось багрянцем, а потом взошло
солнце. Сантьяго вспомнил разговор с отцом и развеселился: он
уже повидал множество замков и множество красавиц, ни одна из
них, впрочем, не могла сравниться с той, которую он встретит
через два дня. У него имеются -- куртка, книга, которую всегда
можно обменять на другую, отара овец. Однако самое главное --
то, что исполняется самая его заветная мечта: он путешествует.
А когда ему наскучат поля Андалусии, всегда можно продать овец
и стать моряком. К тому времени, когда ему надоест плавать, он
узнает другие города, других женщин, другие способы быть
счастливым.

"Я не знаю, как ищут Бога в семинарии", -- подумал он,
глядя на восходящее светило. Сантьяго всегда старался
отыскивать новый путь. И в этой церкви ему еще ни разу не
случалось ночевать, хотя в здешних краях бывал он часто. Мир
огромен и неисчерпаем: пусть овцы ведут его -- обязательно
выведут к чему-нибудь интересному. "Все дело в том, что сами-то
они не понимают, что каждый день пролагают новые пути, что
меняются пастбища и времена года, -- они заняты только едой да
питьем".

"Может быть, и мы такие же, -- думал пастух. -- Ведь я и
сам ни разу не подумал о других женщинах с тех пор, как
познакомился с дочкой суконщика". Он взглянул на небо, прикинул
-- выходило, что он еще до обеда будет в Тарифе. Там обменяет
свою книгу на другую, потолще, наполнит фляжку вином, побреется
и острижется. Надо подготовиться к встрече с дочкой суконщика.
А о том, что какой-нибудь другой пастух опередит его и попросит
ее руки, он старался не думать.

"Жизнь тем и интересна, что позволяет сны сделать явью",
-- думал Сантьяго, поглядывая на нe6o и прибавляя шагу. Он
вспомнил, что в Тарифе живет старуха, которая умеет толковать
сны. Пусть-ка расскажет, что значит сон, уже во второй раз
приснившийся ему.

Старуха провела гостя в заднюю комнату, отделенную от
столовой занавесом из разноцветных пластмассовых шнуров. В
комнате стояли стол и два стула, а на стене висело изображение
Сердца Христова.

Хозяйка села сама, усадила Сантьяго, потом взяла его за
обе руки и вполголоса прочитала молитву.

Похоже, что молитва была цыганская. Пастуху часто
встречались цыгане -- они, хоть овец и не пасли, тоже бродили
по свету. А люди говорили, что живут они обманом, что продали
душу дьяволу, что воруют детей, и те потом становятся в их
таборах невольниками. Сантьяго сам в детстве до смерти боялся,
что его украдут цыгане, и теперь, когда старуха взяла его за
руки, страх этот воскрес.

"Но ведь здесь -- святое Сердце Иисусово", -- подумал он,
стараясь успокоиться и унять дрожь. Ему не хотелось, чтобы
старуха заметила, что ему страшно. Он прочитал про себя "Отче
наш".

-- Как интересно, -- сказала старуха, не сводя глаз с
линий его руки, и вновь замолчала.

Юноша забеспокоился еще сильней. Руки затряслись еще
больше, и он поспешно отдернул их.

-- Я не за тем пришел, чтобы ты мне гадала по руке, --
сказал он, жалея, что вообще переступил порог этого дома: не
лучше ли будет заплатить, сколько скажут, да идти восвояси.
Слишком большое значение придал он своему сну.

-- Знаю. Ты пришел, чтобы я растолковала тебе твой сон, --
ответила цыганка. -- Сны -- это язык, на котором говорит с нами
Господь. Когда это один из языков мира, я могу перевести с
него. Но если Господь обращается к тебе на языке твоей души, он
будет внятен тебе одному. Однако деньги за совет я с тебя все
равно возьму.

"Вот те на", -- подумал юноша, но все же решил рискнуть.
Пастух всегда рискует: то волки нападут на его стадо, то засуха
случится. Риск и составляет очарование его жизни.

-- Мне дважды снился один и тот же сон, -- сказал он. --
Снилось, будто я пасу своих овец на лугу, и тут появляется
ребенок, хочет с ними поиграть. Я не люблю, когда люди подходят
к моим овцам -- они чужих боятся. Только детей они к себе
подпускают без боязни -- уж не знаю почему. Не понимаю, как это
овцы определяют возраст.

-- Рассказывай дальше, -- перебила старуха. -- У меня вон
котелок на огне. Денег у тебя немного, а время мое стоит
дорого.

-- Ребенок играл да играл с овцами, -- продолжал, немного
смутясь, Сантьяго, -- а потом вдруг подхватил меня на руки и
перенес к египетским пирамидам. -- Он помедлил, засомневавшись,
знает ли цыганка, что это такое, но она молчала. -- К
египетским пирамидам, -- повторил он медленно и раздельно, -- и
там сказал мне так: "Если снова попадешь сюда, отыщешь
спрятанный клад". И только захотел он указать мне, где же это
сокровище лежит, как я проснулся. И так -- два раза.

Старуха долго молчала, потом снова взяла Сантьяго за обе
руки и внимательно вгляделась в ладони.

-- Сейчас я с тебя ничего не возьму, -- молвила она
наконец. -- Но если найдешь сокровище, десятая часть -- моя.

Юноша рассмеялся от радости -- приснившиеся сокровища
сохранят ему его жалкие гроши. Старуха, верно, и в самом деле
цыганка: цыгане, говорят, сущие ослы.

-- Растолкуй мне мой сон, -- попросил он.

-- Прежде поклянись. Поклянись, что отдашь мне десятую
часть сокровищ, тогда расскажу.

Сантьяго поклялся. Но старуха потребовала, чтобы он
повторил клятву, обратясь лицом к образу Святого Сердца
Иисусова.

-- Этот сон на Всеобщем Языке, -- сказала она. -- Я
попытаюсь его растолковать, хоть это и очень трудно. Вот за
труды я и прошу у тебя десятую часть клада. Слушай же: ты
должен идти к египетским пирамидам. Я сама и не слыхала про
такое, но раз ребенок показал тебе их, значит, они существуют
на самом деле. Отправляйся туда: там ты найдешь клад и
разбогатеешь.

Сантьяго сначала удивился, а потом его взяла досада. Ради
такой чепухи и не стоило разыскивать старуху. Хорошо хоть, что
она не взяла с него денег.

-- Только время потерял, -- сказал он.

-- Я ведь предупредила: сон твой трудно разгадать. Чем
необыкновенней вещь, тем она проще с виду, и только мудрецу под
силу понять ее смысл. Моей мудрости тут не хватает -- вот и
пришлось выучиться другим искусствам -- гадать, например, по
руке.

-- А как же я попаду в Египет?

-- Это уж не моя печаль. Я умею только толковать сны, а не
воплощать их в действительность. А иначе стала бы я жить тем,
что дают мне дочки?!

-- А если не дойду до Египта?

-- Не дойдешь -- останусь без платы за гаданье. Не в
первый раз. А теперь ступай, я и так потеряла с тобой слишком