Чтение 3–й страницы книги ~Путь Шеннона~

и мы направились каждый к себе. По дороге Гарольд Масс задумчиво ковырял
пальцем в зубах, извлекая рыбные кости, а Лал Чаттерджи с поистине
восточным величием мелодично рыгал.

- Мистер Шеннон, - догоняя меня, еле выговорила запыхавшаяся мисс Лоу;
я все-таки отучил ее от привычки называть меня "доктор": обращение это,
указывавшее на отнюдь не высокую профессиональную квалификацию, казалось
мне в ту пору весьма обидным. - Я не уверена в том, что правильно написала
работу о трипаносоме gambiens - помните, вы нам дали сегодня такую тему? А
это меня очень интересует... Не могли бы вы... не будете ли вы так любезны
посмотреть мой труд?

Несмотря на угнетавшие меня тревожные мысли, я просто не в силах был
отказать ей - так на меня действовало ее наивное свежее личико, что язык
не поворачивался ответить грубо.

- Ладно, приносите, - буркнул я.

Через несколько минут, опустившись на сломанные пружины единственного в
оранжерее кресла, я читал ее работу, а она сидела, выпрямившись, на
краешке табуретки, накрытой облупившейся клеенкой, и, обхватив руками
колени, прикрытые саржевой юбкой, серьезно и взволнованно наблюдала за
мной.

- Ну как? - спросила она, когда я кончил.

Работа была превосходно выполнена: в ней было несколько оригинальных
мыслей и ряд аккуратно сделанных зарисовок развития паразита. Поразмыслив,
я вынужден был признать, что мисс Лоу вовсе не похожа на большинство
молодых женщин, которые валом валят в университет, чтобы "посвятить себя"
медицине. Некоторые поступают туда от нечего делать, других посылают
мещане-родители в расчете как-то пристроить; кое-кто поступает, просто
чтобы выйти замуж за подходящего молодого человека, который со временем
может получить практику где-нибудь в пригороде и стать скучным, но вполне
почтенным врачом, не очень знающим, зато с устойчивым доходом. И ни у
одной нет настоящего таланта или призвания к этой профессии.

- Видите ли, - пробормотала она, как бы поощряя меня высказать свое
мнение, - меня ждет место. Мне очень важно получить диплом.

- Работа выполнена вами намного лучше, чем требуется для зачета, -
сказал я. - Можно даже сказать, очень хорошо.

По ее нежным щекам разлился румянец.

- Ох, благодарю вас, док... мистер Шеннон. Самое важное, что это
сказали вы. Я и передать вам не могу, как мы, студенты, уважаем ваше
мнение... и ваш... нет, позвольте уж мне договорить: ваш блестящий
талант... И потом, вам столько пришлось пережить на войне...

Я снял домашнюю туфлю и принялся рассматривать носок, где немного
отстала подметка. Я уже пытался объяснить, почему я не мог обидеть мою
странную соседку, но какой-то выход для своего болезненного самолюбия я
должен был найти. Человек я был по натуре скрытный и сдержанный и вовсе не
принадлежал к породе лжецов, однако за последние недели под действием
этого доверчивого сияющего взгляда некий черт, должно быть унаследованный
от моего неисправимого дедушки, прикрываясь моей задумчивой и даже
грустной физиономией, принялся выкидывать возмутительнейшие номера.

Мы часто беседовали с мисс Лоу, и я поведал ей, что я сирота и
происхожу из богатой аристократической ливенфордской семьи; поскольку я не
пожелал идти намеченным для меня путем, а предпочел стать медиком и
заняться научной работой, меня лишили наследства и заказали вход в отчий
дом.

Наивность и доверчивость моей слушательницы лишь подстрекали мою
фантазию.

Четыре года войны я вел однообразное унылое существование врача на
легком крейсере, который вместе с подводными лодками нес службу в Северном
море. Раз в неделю нам приходилось пересекать минные поля противника, и
вылазки эти были, наверно, опасны, но уж больно скучны. На стоянках мы
пили джин, играли в орлянку и ловили угрей. Однажды, правда, нашего
старшего офицера застигли в каюте с хорошенькой женщиной - при этом он был
без мундира и, как объяснил впоследствии, оказывается, обучал ее трудному
искусству мореплавания. Кроме этого случая, ничто не нарушало монотонности
нашей жизни, пока мы не вступили в Ютландскую битву, а там события стали
разворачиваться с такой стремительной быстротой, что в памяти у меня
осталось лишь смутное воспоминание о грохоте, вспышках пламени да о том,
как я, обливаясь потом, работал в кубрике, где был устроен судовой
лазарет, - работал плохо, так как у меня тряслись руки и одолевала такая
жажда, что впоследствии я целую неделю жестоко страдал от колик в животе.

Естественно, я не мог рассказывать об этом мисс Джин Лоу, а потому
придумывал куда более занимательные приключения. Нас торпедировали, много
дней проблуждали мы на плоту где-то в центральной части Тихого океана,
далее шло драматическое повествование о том, как мы терпели жажду и голод,
сражались с акулами и перенесли множество других ужасных испытаний,
которые заканчивались описанием, как я проснулся - бледный, но
торжествующий, настоящий герой - в одном из южноамериканских госпиталей.

И вот сейчас, пока я молчал, она, видимо, собиралась с духом; потом
ресницы ее затрепетали, что всегда у нее было признаком сильного волнения.

- Я уже давно думаю... дело в том, что... пожалуй, это не совсем
хорошо, мистер Шеннон, что я так много знаю о вас... а вы обо мне -
ничего. - Она слегка замялась, потом, вся залившись краской, храбро
продолжала: - Вот я и решила спросить, не согласились бы вы как-нибудь в
субботу приехать к нам в Блейрхилл.

- Видите ли, - сказал я, несколько ошеломленный этим неожиданным
приглашением, - я буду очень занят всю зиму.

- Я понимаю. Но вы были так добры ко мне, что мне хотелось бы
познакомить вас с моими родными. Конечно, - поспешно добавила она, - мы
люди очень простые, не то что вы. Мой отец... - тут она снова покраснела,
однако с видом человека, принявшего после долгих размышлений тяжкое
решение, храбро закончила: - ...особа не слишком значительная. Он...
булочник.

Последовала долгая пауза. Не зная, что сказать и как быть, я продолжал
сидеть, точно истукан. Молчание уже начало тяготить меня, как вдруг она
улыбнулась - юмор был явно не чужд этой мечтательной и пылкой натуре.

- Да, он печет хлеб. Работает в пекарне с моим младшим братишкой и еще
одним помощником. Выпеченный им хлеб потом развозят в фургоне по всей
округе. Дело, конечно, небольшое, но существует оно давно. Так что,
несмотря на вашу высокопоставленную родню, такое знакомство не будет уж
очень вас шокировать.

- Господи боже мой, да за кого вы меня принимаете? - Мне почудился в ее
словах язвительный намек, и я быстро взглянул на нее, но по простодушному
виду моей собеседницы понял, что она сказала это без всякой иронии.

- Значит, вы приедете. - Очень довольная, она поднялась с табуретки,
взяла с подлокотника моего кресла свою работу и поглядела на нее. - Я
очень благодарна вам за помощь. Меня так интересуют тропические
заболевания. - Заметив мой вопрошающий взгляд, она пояснила: - Видите
ли... мы принадлежим к Блейрхиллской общине... и... как только я получу
диплом... я поеду работать врачом в наше поселение... в Кумаси, это в
Западной Африке.

От удивления я даже рот раскрыл. Ну и несносная же манера у этой девицы
вечно угощать меня всякими неожиданностями! Следуя первому побуждению, я
чуть было не расхохотался, но глаза ее так сияли, точно она видела перед
собой священный огонь Грааля, и я сдержался. А посмотрев на нее
повнимательнее, вынужден был признать, что говорит она вполне искренне.

- И давно у вас родилась эта дикая мысль?

- С тех пор, как я начала изучать медицину. А изучать ее я стала именно
ради этого.

Значит, она поступила в университет не для времяпрепровождения и не для
того, чтобы выйти замуж, как многие другие. И все-таки я не был
окончательно убежден.

- Это звучит, конечно, очень благородно, - медленно произнес я. -
Романтика, самопожертвование... на бумаге. Но вот когда вы там
очутитесь... Не знаю, сознаете ли вы, на что себя обрекаете?

- Это мой долг. - Она спокойно улыбнулась. - Моя сестра уже пять лет
работает там воспитательницей.

Перед таким доводом я умолк. Она помедлила у двери и, улыбнувшись мне,
исчезла. Некоторое время я сидел неподвижно, глупо уставившись в одну
точку и невольно - не без чувства неловкости - прислушиваясь к ее тихим
движениям за стенкой; потом пожал плечами и, стиснув зубы, принялся
раздумывать над собственными бедами.

Должен ли я подчиниться указаниям профессора Ашера или, поспорив с
признанным авторитетом и судьбой, пойти своим, не совсем для меня ясным и
чреватым всякими трудностями путем?

3

На следующий день, в субботу, я был свободен и, выйдя в шесть часов
утра из еще погруженного в сон дома, отправился пешком в деревню Дрим,
находившуюся милях в двадцати шести от Уинтона. На улицах городка было
темно и сыро от росы - лишь изредка шаги прохожего, спозаранку идущего на
работу, нарушали пустынную тишину. Когда первые лучи солнца пробились
сквозь туман, я уже миновал последние домишки, разбросанные среди
огородов, и, с чувством облегчения оставив позади себя окраины, очутился в
поле; передо мной, сливаясь вдалеке с морем, расстилалось широкое
сверкающее устье Клайда - знакомая картина, неизменно приводившая меня в
самое радужное настроение.

Около полудня я съел яблоко, которое мисс Эйли, рискуя вызвать
недовольство своей сестрицы, еще с вечера сунула мне в карман. Затем у
Эрскина, что пятью милями выше Ливенфорда, я перебрался на пароме через