пишет Купер. - Тому, кто привык наблюдать людей, не надо объяснять, что
никто не бывает столь высокомерен с подчиненными, как те, что испытывают то
же на себе ибо слабой человеческой природе присуща тайная страсть вымещать
на беззащитных свои обиды, нанесенные сильными мира сего" (глава XXIII).
ясней в отношении автора к различным персонажам. В Венеции, которую
изображает Купер, власть принадлежит денежной аристократии, капиталистам, и
писатель относится с нескрываемым осуждением к правителям типа сенатора
Градениго, которые превращают государственную власть в источник и средство
своего личного благополучия. Но есть в романе другой аристократ, к которому
Купер относится иначе, - Камилло Монфорте. Он для Купера представитель иной
общественной среды. Это потомственный аристократ, представитель крупного
землевладения, а Купер, как мы знаем, отличает таких людей от
выскочек-наживал.
охарактеризованные выше. Взятые порознь простолюдины, как правило, чаще
бывают хорошими, чем плохими. Но, когда они оказываются все вместе, действия
их по большей части бывают неразумными, благородные порывы толпы долго не
удерживаются, короче - народная масса, как представляется Куперу, не
обладает достоинствами, необходимыми для того чтобы руководить жизнью
общества.
прошлом, но и о современности, не только о Европе, но и об Америке. Его
книга является осуждением олигархии капиталистов. Купер пророчески предвидел
возможность утверждения в его стране власти банкиров и коммерсантов. Он
стремился предупредить народ о том, чем это ему грозит, - созданием особого
рода тирании, тирании, играющей в показную законность, делающей ложь и
лицемерие первыми правилами политики, а полицейский произвол - ее главной
основой.
мечтал о том, чтобы власть в государстве осуществляли наиболее культурные
люди, сознающие свою обязанность перед народом, а народ, со своей стороны,
сознавал бы свои обязанности перед государством. Власть должна отвечать
перед общественным мнением, и если во всех звеньях общества сверху донизу
утвердится истинная мораль, то это "не позволит государству превратиться в
изъеденный продажностью механизм" (глава XXVII). При этом особенная
ответственность ложится на власть имущих: "ответственность, являющаяся
сущностью свободного правления, более чего-либо иного заставляет так
называемых слуг народа следовать призывам своей совести" (глава XXVII).
сложным сочетанием общественных и экономических причин. Надежды Купера на
возможность усовершенствования американской буржуазной демократии ни в малой
степени не осуществились. Старый, несколько наивный роман неожиданно
оказался в XX веке животрепещуще современным. Конечно, Венеция XVII века по
своему облику ничем не похожа на американские города-спруты XX века, но
природа олигархической власти, в сущности, ничем не отличается, сколько бы
ни прошло веков и в какой бы стране она ни проявилась.
власти. Среди других книг Купера эта более всего приближается к изображению
трагического. Подлинной трагедией является судьба венецианского браво -
честного человека, запятнанного бесчестием и запутавшегося в хитросплетениях
политики и личных интересов. Купер-художник и Купер-мыслитель предстает в
этом произведении во весь рост. Эта книга достойна стоять в одном ряду с
лучшими творениями писателя.
Глава 1
берегом Лидо уже взошла луна. В этот час людские толпы устремились по узким
улочкам Венеции к площади Святого Марка - так вода, вырвавшись из тесных
каналов, вливается в просторный волнующийся залив. Нарядные кавалеры и
степенные горожане солдаты Далмации и матросы с галер знатные дамы и
простолюдинки ювелиры Риальто и купцы с Ближнего Востока евреи, турки и
христиане путешественники и искатели приключений господа и слуги
судейские и гондольеры - всех безудержно влекло к этому центру всеобщего
веселья. Сосредоточенная деловитость на лицах одних и беззаботность других
размеренная поступь и завистливый взгляд шутки и смех пение уличной певицы
и звуки флейты кривляние шута и трагически хмурый взгляд импровизатора
нагромождение всяческих нелепостей и вымученная, грустная улыбка арфиста
выкрики продавцов воды, капюшоны монахов, султаны воинов гул голосов,
движение, суматоха - все это в сочетании с древней и причудливой
архитектурой площади создавало незабываемую картину, пожалуй самую
замечательную во всем христианском мире.
с ними, Венеция отличалась большим смешением характеров и костюмов, чем
какой-либо другой из многочисленных портов этого побережья. Особенность эту
можно наблюдать и по сей день, несмотря на то что Венеция сейчас уже не та,
что прежде, хотя в те времена, о которых мы рассказываем, столица на
островах, не будучи уже великой повелительницей Средиземного и даже
Адриатического морей, все же была еще богата и могущественна. Ее влияние еще
сказывалось на политике всех стран цивилизованного мира, ее торговля, хотя и
слабеющая, все же была еще в силах поддерживать благосостояние тех семей,
родоначальники которых разбогатели в дни процветания Венеции. Но людей на
островах охватывало все большее безучастие, безразличие к своему будущему, а
это служит первым признаком упадка, морального или физического.
уже шумели подгулявшие компании во всех кафе и казино, расположенных под
портиками, которые с трех сторон окружали площадь. Под сверкающими аркадами,
озаренными неровным, зыбким светом факелов, уже царило беспечное веселье и
только громада Дворца Дожей, древнейшая христианская церковь, триумфальные
мачты Большой площади, гранитные колоннады Пьяцетты, головокружительная
высота Кампаниллы и величавый ряд сооружений, называемых Прокурациями,
казалось, дремали в мягком свете луны, бесстрастные и холодные.
собор Святого Марка. Храм-трофей, он вознесся над архитектурой площади,
точно памятник долголетию и мощи республики, прославляя доблесть и
благочестие своих основателей. Мавританская архитектура, ряды красивых, но
ничего не несущих, декоративных колонн, которые только отягощали фасад
собора, низкие, азиатские купола, уже сотни лет венчавшие его стены, грубая,
кричащая мозаика, а над всем этим безумным великолепием - кони, вывезенные
из Коринфа, как бы стремящиеся оторваться от серой громады и прославить
здесь, в Венеции, прекрасное греческое искусство, - все это в неясном
освещении луны и факелов казалось таинственным и грустным, как
олицетворенное напоминание о прошлом, о редчайших реликвиях древности и
былых завоеваниях республики.
Кампаниллы - скрывалось в тени, но вершина ее, на сотни футов вознесенная
над площадью, была залита с восточного фасада задумчивым светом луны. Мачты,
несущие знамена заморских владений - Кандии, Константинополя и Морей, -
рассекали пространство на темные и сверкающие полосы, а в глубине Малой
площади - Пьяцетты - у самого моря ясно вырисовывались в ночном прозрачном
небе силуэты крылатого льва и святого Марка - покровителя этого города,
установленных на колоннах из африканского гранита.
который, казалось, со скучающим равнодушием взирал на оживленную и
потрясающую своей красотой площадь, заполненную людьми. Разноликая толпа
бурлила на набережной Пьяцетты, направляясь к главной площади одни
скрывались под масками, другие ничуть не заботились о том, что их могут
узнать. А этот человек стоял без движения, словно не в силах был даже
повернуть головы или хотя бы переступить с ноги на ногу. Его поза выражала
терпеливое и покорное ожидание, привычку исполнять прихоти других. Со
скрещенными на груди руками, прислонясь плечом к колонне, он с безучастным,
но добродушным видом поглядывал на толпы людей и, казалось, ждал чьего-то
властного знака, чтобы покинуть свой пост. Шелковый камзол, тонкая ткань
которого переливалась цветами самых веселых тонов, мягкий алый воротничок,
яркая бархатная шапочка с вышитым на ней родовым гербом обличали в нем
гондольера знатной особы.
пирамиду из человеческих тел, которая на время приковала его внимание, и он
отвернулся, заглядевшись на освещенный луной водный простор. Вдруг лицо его
осветилось радостью, и минуту спустя он тряс в крепком пожатии руки смуглого
моряка в просторной одежде и фригийском колпаке, какие носили тогда люди его
звания.
с мягким акцентом, характерным для островитян:
Маккефри Энн
Херберт Фрэнк
Перумов Ник
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Сапковский Анджей