Чтение 3–й страницы книги ~Последняя любовь в Константинополе~

-- А что же произойдет после моей третьей смерти, после
того, как я в третий раз стану вампиром?

-- И тебе, и другим будет еще некоторое время казаться,
что ты еще живешь, как будто ничего не случилось, и так будет
до тех пор, пока не придет к тебе последняя любовь, пока не
засмотрится на тебя та женщина, от которой ты мог бы иметь
детей. Тогда ты тут же исчезнешь на глазах всего света, потому
что у третьей души не может быть детей, так же как у того, кто
в третий раз становится вампиром, не может быть потомства...

Потом в шатре наступил полный мрак и послышался рев
медведя. Когда сцена вновь осветилась, оказалось, что там
человек во французском мундире (который изображал капитана
Опуича) не на жизнь, а на смерть борется с огромным медведем.
Человек нанес зверю удар ножом, и тот в предсмертной судороге
залил его мочой и придушил. Оба рухнули на землю... Зрители
зааплодировали, актеры поделили между всеми сидящими в зале по
ложечке кутьи за упокой души убитого, и кто-то предположил, что
это была первая смерть капитана Харлампия Опуича. На очереди
была вторая.

Перед зрителями появилась красавица из первого действия и
сказала:

-- Вы, люди, не умеете измерять свои дни. Вы меряете
только их длину и говорите, что день длится 24 часа. А дни ваши
иногда имеют и глубину, причем большую, чем длина, и глубина
эта может достигать месяца или даже года длины дней. Поэтому вы
не можете окинуть взглядом свою жизнь. Не говоря уж о смерти...

При этих словах в шатер верхом на коне въехал капитан
Опуич. В одной руке он держал подзорную трубу, а в другой --
плетку, которой разгонял перед собой публику. Вслед за ним
появился человек с ружьем, одетый в австрийский мундир. Капитан
обернулся и поднес трубу к глазу. Австрийский офицер вскинул
ружье и, выстрелив через трубу, убил его. Капитан рухнул на
землю, конь, освободившись от узды, галопом ускакал в ночь...
Это была вторая смерть капитана Опуича. И снова раздали кутью
за упокой его души.

Тогда на сцену вышла девочка из первого действия и
поклонилась.

-- Не уходи! Моим мертвым плохо сегодня вечером; засунь
мне палец в ухо, чтобы я и во сне знала, что ты здесь. Слушай!
Сердце во мраке отстукивает сумму чьих-то лет, которые
исполняются в нас...

Это было предвестием третьей, самой младшей смерти
капитана. На сцене стояла ночь (такая же, как и за стенами
шатра). Два человека с фонарями и саблями шли навстречу друг
другу. Было очевидно, что это дуэль. Один из них изображал
капитана Опуича (во французском мундире), а другой --
австрийского офицера. Тот, что изображал Опуича, вдруг
остановился, воткнул саблю в землю, повесил на нее фонарь, а
сам, отступив в сторону и намереваясь напасть на соперника со
спины, стал подкрадываться к нему в темноте, следя за тем, как
тот нерешительно стоит с фонарем в руке в нескольких шагах от
него и не понимает, что задумал его враг и почему остановился.
В этот момент, совершенно того не ожидая, Харлампий Опуич в
темноте напоролся прямо на штык австрийца, далеко от его сабли
и фонаря, которые он тоже хитроумно оставил воткнутыми посреди
дороги. И это стало третьей смертью капитана Харлампия Опуича.

"Ничего не понимаю", -- думал молодой Опуич, покидая
шатер.

В этот момент у себя за спиной он услышал голос:

-- Тем лучше, что не понимаешь!

Оглянувшись, поручик увидел Мага с розами в волосах и
спросил его:

-- Где же правда? Жив мой отец или нет?

-- У каждого человека не одно прошлое, а два, -- отвечал
Маг, -- одно называется "Замедление", это прошлое растет вместе
с человеком с самого его рождения и ведет к смерти. Второе
прошлое называется "Ход", и оно возвращает человека к его
рождению. У них разная продолжительность. В зависимости от
того, какое из них длиннее, человек заболевает или не
заболевает от своей собственной смерти. Второе означает, что
человек строит свое прошлое и по ту сторону могилы, и оно
продолжает расти и после его смерти. Истина же находится где-то
между первым и вторым прошлым... Но почему бы господину
поручику не поискать Папессу? -- спросил вдруг Маг и удалился.

Второй ключ. Папесса

Папесса могла прочитать в слезах любого человека все, что
он видел во сне. Весь свой век она провела в Ульме и в
молодости гаданием не занималась. Она говорила:

-- К чему мне смотреть в чужой кусок времени только для
того, чтобы увидеть, из чего это время сшито? Меня не
интересует, что господа носят в своих часах и который час у дам
под корсетом.

Рассказывают, что она решила на углу одной улицы построить
небольшой домик. Как только закончились земляные работы,
строители потребовали, чтобы она принесла свои карты, велели их
хорошо перемешать и перекрестить, а затем под каждый из 78
камней фундамента ее дома положили вверх рубашкой по одной
карте. И не открывали их, чтобы посмотреть, где какая.

В этом доме как-то вечером Папессе приснился сон, из тех,
что длятся в два раза дольше, чем ночь, в течение которой они
снятся... Она лежала в своей кровати с металлическими шарами на
каждой из четырех опор. К ней подошли мужчина и красивая
молодая женщина, обвязали ей шею ее косой, а косу привязали к
ножкам кровати в изголовье. Потом немного приподняли кровать,
ровно настолько, чтобы коса натянулась. И сказали ей:

-- Сейчас мы перенесем твой дом на небо. Для этого нам
нужна всего лишь одна хорошая ночь. Мы работаем быстро, сил у
нас много. Если не будешь сопротивляться и кричать, мы тебя не
тронем. А закричишь -- увидишь свой дом на небе тут же. Мы даже
не заставим тебя покидать кровать.

Она принялась кричать, поэтому они приподняли изголовье
еще выше. И продолжали выносить из дома все подряд и укладывать
на телегу. Она продолжала кричать, и тогда они просто подняли
на дыбы ее кровать вместе с ней, и она осталась в кровати
подвешенной за свою косу до самого утра.

Проснулась она в своей постели, но посреди пустыря. За эту
ночь, пока она спала крепким сном, воры действительно украли ее
дом и вывезли все до последнего камня и плитки черепицы.
Никогда позже не было найдено ни оконной рамы, ни дверной
ручки. Единственное, чего воры не тронули, была кровать с
балдахином на четырех опорах, однако она стояла почти
вертикально, прислоненная изголовьем к стене соседнего дома,
так что ее хозяйка лежала в ней полузадушенная своей косой и
глядела в землю себе под ноги.

После этого Папесса не захотела строить новый дом, а
поселилась по соседству. Тем временем на месте фундамента
украденного дома выросли белые и красные розы, кипарисы,
подсолнухи, колосья пшеницы, лилии и пальмы, а посреди сада
тянулось вверх древо жизни, а рядом с ним древо познания, и
повсюду ветки и цветы растений сплетались в венки и
образовывали арки.

С тех пор Папесса говорит, что дом ее на небе, держит в
саду кровать с балдахином и, расположившись в ней, разглядывает
свои карты.

Здесь и застал ее поручик Опуич. Он прошел, как ему и
сказали, между двумя камнями, черным и белым, и вошел в сад.

-- Это ты Папесса? -- спросил он занимавшуюся чем-то
старуху.

-- Я Лунная Дева, -- ответила она.

Поручик потребовал ему погадать. Погадать и на него, и на
отца. Старуха велела ему прийти вечером. Когда Опуич пришел,
она разложила карты по кровати и, перевернув первую карту,
начала читать по ней следующее:

-- Твой отец принадлежит к ордену прочно связанных друг с
другом людей. В монастырях таких зовут общежителями -- это
монахи, живущие в сообществе, они вместе едят, ходят на
молитвы, вместе живут. А здесь, в миру, где живем мы, это люди,
которые прежде всего держат в своих руках власть, ведут войны.
Твой отец обладает силой, в руке у него сабля, а под сапогами
одна выигранная война. Кроме того, и он сам, и все подобные ему
-- отличные врачи, травники, певцы, строители, виноградари,
музыканты и писатели.

Что касается тебя, -- продолжала Папесса, по-прежнему
глядя в ту же самую карту, -- ты не сможешь войти в их круг, в
круг людей вроде твоего отца. Трудно приходится сыну
победителя! Мир никогда не будет принадлежать ему. Так и с
тобой. Твой отец и его братство до самой смерти будут рядить
тебя и других своих детей в ползунки. Так и состаришься в