всего и вся. Я всегда считал, что мир отторгает мое лицо, но лицо Уико -
оно само отринуло весь мир. Лунный свет безжалостно лился на ее лоб,
глаза, нос и щеки, но лицо оставалось неподвижным, свет просто как бы
стекал по нему. Если бы Уико хоть чуть-чуть дрогнула ресницами или
шевельнула губами, мир, который она пыталась отринуть, принял бы это
движение за проявление слабости и раздавил бы ее.
будущего, оно замкнулось в молчании. Нечто подобное можно иногда увидеть
на срезе только что срубленного дерева.
волокна, сокрытые прежде, теперь выставлены под солнце и дождь - каким
странным выглядит это прекрасное лицо дерева, подставленное ударам чуждого
ему мира. Лицо, явившееся этому миру только для того, чтобы его отринуть...
восхитительный миг оказался кратким. Лицо Уико вдруг переменилось.
ошибиться - в лунном свете блеснули ее зубы. Больше мне нечего сказать о
происшедшей с этим лицом перемене, потому что Уико отвернулась от лунного
света и исчезла в густой тени деревьев.
момент, когда она решилась на предательство. Если бы только я это видел,
быть может, во мне родилось бы прощение - прощение человека и всех его
мерзостей.
день праздника. Жандармы разделились на несколько групп и окружили горный
храм со всех сторон. Для этого им понадобилась помощь жителей деревни.
Снедаемый чувством мстительного любопытства, я присоединился к мальчишкам,
которые пошли с первой группой, - ее вела сама Уико. Меня поразило, до
чего же твердо ступала она по залитой лунным светом тропе; следом за ней
шагали жандармы.
под горой, минутах в пятнадцати ходьбы от поселка.
, а также чудесной трехъярусной пагодой, которую, по преданию, возвел
прославленный Дзингоро Хидари . Летом я часто плескался неподалеку отсюда,
у водопада под горой.
берега ручья. Ее обветшалый гребень порос мискантом, белые стебли которого
сияли, подсвеченные луной. Перед воротами пышно цвели камелии.
шумела красной осенней листвой роща, а за деревьями начиналась знаменитая
лестница из ста пяти ступеней, покрытых мхом. Вытесанные из известняка
ступени были скользкими.
велел нам остановиться. По преданию, некогда на этом месте стояли две
статуи стражей врат, созданные знаменитыми ваятелями Ункэем и Танкэем.
Отсюда начинались владения храма.
через мостик, и, выждав немного, мы двинулись следом.
луной. Мы все спрятались в зарослях. Красные листья казались черными.
шла крытая галерея, ведущая к пристройке, - в таких обычно устраивают
ритуальные танцы кагура. Пристройка парила над обрывом и, подобно храму
Ки"мидзу в Киото, опиралась на бесчисленные деревянные сваи. И сам храм, и
пристройка, и бревна сваи, омытые бесчисленными дождями и высушенные
ветрами, белели во мраке, словно кости скелета. Осенним днем гармония
пышной красной листвы и белых храмовых построек была безупречной, но
теперь, ночью, высвеченный луной, белый скелет храма выглядел
чарующе-зловещим.
использовать Уико, чтобы выманить матроса из его убежища.
безумное и одновременно горделивое... Ослепительно вспыхивал между черными
волосами и черным платьем ее белоснежный профиль.
измена Уико в обрамлении луны, звезд, ночных облаков, пятен серебристого
света, парящих над землей храмовых зданий и гор, ощетинившихся острыми
верхушками кедров. Уико имела право, так гордо расправив плечи,
подниматься одна по этой белой лестнице - ее измена была одной природы со
звездами, луной и кедрами. Теперь она стала одной из нас и принимала весь
этот мир.
я, задыхаясь от волнения, подумал: "Совершив предательство, она приняла и
меня тоже. Теперь она принадлежит и мне".
черты. Я так и вижу перед собой, как Уико поднимается по ста пяти замшелым
ступеням. Подъем ее свершается целую вечность.
предательство - теперь она предала всех нас, остальных, и, главное, меня.
Эта новая Уико больше не отрицала окружающий мир, но и не принимала его.
Она опустилась до уровня обычной страсти, превратилась просто в женщину,
отдавшую всю себя одномуединственному мужчине.
размыто, словно изображение на старой литографии... Уико прошла по галерее
и крикнула что-то во мрак храма. Оттуда появился мужчина. Уико заговорила
с ним, мужчина обернулся к лестнице, выхватил пистолет и стал стрелять.
Жандармы из кустов открыли ответный огонь. Уико бросилась к галерее, но
мужчина вскинул руку с пистолетом и несколько раз выстрелил ей в спину.
Уико упала. Тогда мужчина приставил дуло к виску, и прогремел еще один
выстрел...
ступенькам к двум трупам, только я не трогался с места, попрежнему
притаившись в тени осенней листвы.
шагов по деревянному настилу галереи долетал до меня, приглушенный
расстоянием. Скользящие лучи карманных фонариков сквозь деревянные перила
то и дело пробегали по ветвям деревьев.
все осталось в далеком прошлом. Людей с их толстокожестью можно пронять,
только когда прольется кровь. Но кровь проливается уже после того, как
трагедия свершилась. На меня накатила дремота.
птицы, стволы деревьев были освещены лучами утреннего солнца. Солнце
высвечивало снизу белые кости храмовых построек, и храм казался
возрожденным. Гордо и спокойно он парил над покрытой красной листвой
долиной.
больше ничего.
выглядывал обычный гражданский китель, в каких все ходили во время войны.
Он сказал, что хочет взять меня на несколько дней в Киото. У отца были
больные легкие, и я поразился тому, как он сдал.
был непоколебим. Только потом я понял, что он, зная, как недолго осталось
ему жить, хотел представить меня настоятелю Золотого Храма.
отправляться в путешествие с отцом, который, сколько бы он ни храбрился,
был совсем плох, не очень-то хотелось. По мере того как свидание с пока
еще неведомым мне Храмом приближалось, я испытывал все больше колебаний и
сомнений. Золотой Храм непременно должен был оказаться прекрасен. Я
чувствовал, как велика ставка, ставка не на действительную красоту Храма:
а на способность моей души вообразить прекрасное.
я, разумеется, знал. В случайно попавшей мне в руки книге по искусству
история Храма излагалась следующим образом.
усадьбу Китаяма и построил на этом земельном участке обширный дворцовый
ансамбль. Архитектурный комплекс состоял из построек религиозного
назначения: Усыпальницы, Храма Священного Огня, Зала Покаяния, Храма
Очищения Водой, а также ряда светских зданий: Главного Дворца, Дома
придворных, Зала совещаний, Дворца Небесного Зеркала, Башни Северной
Звезды, дворца "Родник", Усадьбы Любования Снегом и прочих сооружений.
Самые большие средства были затрачены на строительство Усыпальницы,
которую позднее стали называть Кинкакудзи - "Золотой Храм". Теперь уже