несрытыми холмами. В некоторых садах даже протекали живописные ручьи с
настоящей форелью.
Они просыпались от песен горных голубей и обходили свои сады, ступая по
крошащимся плодам буковых деревьев и останавливаясь, чтобы посмотреть на
льющиеся сквозь листву солнечные лучи.
Потом пришло время, когда до колонии докатилась мощная волна переселенцев
из центра столицы - правда, уже сильно ослабленная. Дело было в пору
Токийской Олимпиады. Тутовую плантацию - громадную, напоминающую море,
если смотреть на нее с горы - всю запахали бульдозерами. А вокруг станции
постепенно выстроились ровные ряды домов и магазинов. Новоприбывшие по
преимуществу работали на фирмах в центре города, поэтому вскакивали в
шестом часу утра, ополаскивали лицо и нетерпеливо прыгали в поезд - чтобы
вернуться домой глубоким вечером в полумертвом состоянии.
Так что взглянуть на город и на собственный дом без спешки они могли
только во второй половине воскресенья. А еще, как сговорившись, почти все
держали дома собак. Собаки активно скрещивались, щенки вырастали в
бродячих псов. Когда Наоко говорила, что раньше здесь совсем не было
собак, она имела в виду именно это.
Я прождал около часа, но собаки не появлялись. Зажег десятую сигарету,
потом раздумал и затушил. Сходил на середину платформы, отвернул
водопроводный кран, попил воды - холодной до ломоты в зубах, но вкусной.
Однако и после этого собаки не появились.
Сбоку от станции был большой пруд - узкий и петлистый, как запруженная
речка. Его окружали густые, высокие камыши, а на поверхности время от
времени плескалась рыба. На берегу, блюдя дистанцию, сидели молчаливые
мужчины с удочками. Леска у каждого была абсолютно недвижной и напоминала
воткнутую в матовую поверхность серебряную иголку. Под ленивыми лучами
весеннего солнца, старательно обнюхивая клевер, бегала по кругу большая
белая собака, пришедшая вместе с рыбаками.
Когда собака приблизилась ко мне метров на десять, я перегнулся через
изгородь и позвал ее. Она подняла морду, посмотрела на меня какими-то
несчастными светло-карими глазами и пару раз вильнула хвостом. Я щелкнул
пальцами, собака подбежала, просунула нос сквозь изгородь и лизнула мне
руку длинным языком.
- Иди сюда! - сказал я, отступив на шаг. Собака оглянулась назад, как бы в
нерешительности, и продолжала махать хвостом, не понимая, чего от нее
хотят.
- Сюда, кому говорю!
Я достал из кармана жвачку, снял обертку и показал собаке. Немного
подумав, она решилась и пролезла под изгородью. Я погладил ее по голове,
потом слепил из жвачки шарик и со всех сил бросил его в сторону платформы.
Собака рванула туда.
Довольный результатом, я отправился домой.
В поезде на обратном пути я несколько раз обращался сам к себе. Теперь
все, - говорил я, - теперь можно забыть. Для этого ты сюда и ездил. Но
забыть не получалось. Ни того, что я любил Наоко. Ни того, что она умерла.
А все потому, что на самом деле ничего не кончилось.
Венера - планета жаркая и вся покрытая облаками. Из-за жары и сырости
большинство ее жителей умирают молодыми. Имена доживших до тридцати
остаются в преданиях. Уже из-за одного этого их сердца переполнены
любовью. Все венерианцы любят всех венерианцев. У них нет ненависти,
презрения или зависти. Нет даже злословия. Нет драк и убийств. Все, что у
них есть, - это любовь и сочувствие.
- Если даже кто-то умрет, мы не горюем, - сказал мне один тихий уроженец
Венеры. - Ведь пока мы живем, мы торопимся любить. Чтобы потом не сожалеть
ни о чем.
- То есть, как бы впрок, да?
- Вашими словами это трудно выразить...
- А что, там правда все так гладко идет? - спросил я.
- Если б это было не так, - ответил он, - Венера задохнулась бы от горя.
Когда я вошел к себе в квартиру, близняшки лежали под одеялом, как сардины
в консервной банке, и хихикали о чем-то своем..
- С возвращением! - сказала одна.
- Куда ходил? - спросила другая.
- На станцию, - сказал я, ослабил галстук и нырнул под одеяло между ними.
Жутко хотелось спать.
- На какую станцию?
- А зачем ты туда ходил?
- На дальнюю станцию. Посмотреть на собак.
- Каких собак?
- Любишь собак?
- На белых больших собак. Это еще не значит, что я их так сильно люблю.
Я закурил, и они молчали, пока я не докурил до конца.
- Тебе грустно? - спросила одна.
Я молча кивнул.
- Поспал бы ты, - сказала другая.
И я заснул.
* * *
Это история не только про меня. Второго ее героя звали Крыса. В ту осень
мы с ним жили в городах, которые разделяли семьсот километров.
Книга начинается отсюда, с сентября 1973 года. Это вход. Будет неплохо,
если окажется и выход. Если же выхода не окажется, то писать книгу
никакого смысла нет.
* * *
Рождение пинбола.
Едва ли отыщется хоть кто-то, слышавший о человеке по имени Раймонд Морони.
Жил когда-то такой деятель, а потом умер. И все. Больше про его жизнь
никто ничего не знает. Столько же знают о жуке-плавунце со дна глубокого
колодца.
Но именно этот человек в 1934 году извлек из золотых облаков технологии и
поставил на нашу грешную землю самый первый автомат для игры в пинбол. Это
исторический факт, относящийся к тому же году, когда Адольф Гитлер поделил
гигантскую лужу под названием "Атлантический океан" и положил руку на
первую перекладину веймарской лестницы.
Однако, в отличие от братьев Райт или Александра Белла, фигура Раймонда
Морони вовсе не окрашена в мифологические тона. Ни тебе трогательного
эпизода из юности, ни тебе драматической "эврики". Ничего, кроме имени на
первой странице специального труда, написанного любопытным автором для
любопытных читателей. Читаем: "В 1934 году господином Раймондом Морони был
изобретен первый автомат для игры в пинбол". Даже без фотографии. А раз уж
нет портрета, то что говорить о памятнике!
Возможно, вы думаете так: если бы этот господин Морони никогда не
существовал, то и история пинбольного автомата сложилась бы совсем
по-другому. Или вообще бы никак не сложилась. А коли так, то наша столь
низкая оценка заслуг господина Морони является вопиющей неблагодарностью!
Однако, будь у вас возможность взглянуть на "Ballyhoo", первый автомат,
вышедший из-под рук господина Морони, - ваши сомнения, скорее всего,
развеялись бы. Потому что в этом автомате не было решительно ничего, что
могло бы хоть как-то стимулировать воображение.
Есть немало общего в путях, которыми двигались пинбольный автомат и Адольф
Гитлер. И тот, и другой были накипью эпохи, пеной сомнительного
происхождения - и свою мифологическую ауру приобрели не столько благодаря
факту своего существования, сколько благодаря скоростям прогресса. А
основу прогресса составляют, как известно, три вещи: технология,
капиталовложения и фундаментальные запросы людей.
Люди кинулись с пугающей скоростью посвящать свои разнообразные таланты
бесхитростной машине, похожей на слепленную из грязи куклу. "Да будет
свет!" - кричали одни. "Да будет электричество!" - кричали другие. "Да
будет флиппер!" - кричали третьи. В итоге игровое поле озарилось светом,
шарик начал вбрасываться силой электромагнита, а флиппер научился
отправлять его обратно сразу двумя своими лапами.
Для игрока был введен десятичный индекс уровня, и счет стал вестись с его
учетом. Чтобы справиться с теми, кто сильно трясет машину, придумали
лампочку "Нарушение правил". Затем родилось метафизическое понятие
"сиквенс" , за которым последовали такие категории, как "бонус лайт" ,
"экстра бол" и "риплэй" . Только после этого пинбольному автомату стало
присуще известное магическое начало.
Это будет книга про пинбол.
Вот что написано в предисловии научного исследования по пинболу под
названием "Бонус лайт":
"От пинбольного автомата вы не получаете практически ничего - только
гордость от перемены цифр. А теряете довольно много. Вы теряете столько
меди, что из нее можно было бы соорудить памятники всем президентам
(другой вопрос, захотите ли вы ставить памятник Ричарду М. Никсону), - не
говоря уже о драгоценном времени, которое не вернуть.
Покуда вы истощаете себя, одиноко сидя у пинбольного автомата, кто-то,
быть может, читает Пруста. Кто-то другой смотрит в автомобильном
кинотеатре "Смелую погоню", по ходу действа предаваясь тяжелому петтингу с
подругой. Не исключено, что первый станет писателем, проникнувшим в самую
суть вещей, а второй создаст счастливую семью.
И ведь главное - пинбольный автомат не следует за вами по пятам, куда бы
вы ни пошли. Он просто зажигает лампочку повторной игры. "Риплэй",
"риплэй", "риплэй", "риплэй"... Может возникнуть впечатление, что целью
этой машины является бесконечность как таковая.
О бесконечности мы знаем немного. С другой стороны, можно строить догадки
по поводу ее отражений.
Корнев Павел
Свержин Владимир
Каменистый Артем
Пехов Алексей
Сертаков Виталий
Шилова Юлия