перелом,- очень серьезно произнес Скотт, но тут же засмеялся, а когда Скотт
смеялся, он смеялся как бы про себя, словно подметив что-то смешное, чего не
усмотрели другие.
сказать.- Он опять стал серьезным, сосредоточенным и нахмурил брови.- Уже
всем известно, что мы с Хемингуэем постепенно превращаемся в нечто, ни на
меня, ни на него не похожее. И это скверно, Кит, потому что ни он, ни я
остановить это не можем. Впрочем, тебе этого не понять - спорю на пять
центов, что ты даже не слыхал ни об Эрнесте, ни обо мне, верно?
естественно. В сущности, это очень здорово, что ты о нас ничего не знаешь.
Во всяком случае, ты не можешь знать, что с нами происходит, потому что все
это, черт возьми, почти незримо. Но мало-помалу, частица за частицей, и
клетка за клеткой, и слово за словом Эрнест медленно превращается в
толстокожего профессионального убийцу, а меня считают молодым, но трагически
безнадежным алкоголиком, хотя, ей-богу, это неправда. Вот что с нами
происходит. Теперь ты понял, в чем дело.
учеником. Он любил эту роль и играл ее мастерски.
тебе объяснить, это будет нечто вроде краткого урока монгольского или
санскритского языка, иначе ты никогда ничего не поймешь. В девятнадцать лет
и два месяца ты еще просто не способен понять, о чем я говорю. Погоди-ка.
Значит, вот что я тебе скажу. Если к тебе приходит успех, если ты его
действительно заслужил, как Эрнест и я, то с одной собственной
индивидуальностью жизнь у тебя будет желтенькая. Ты должен заслониться
спасительными копиями самого себя, сделать их наспех из того, что найдется
под рукой - алкоголь, биржевые спекуляции, свары, вульгарность, истребление
птиц, женщины, ложь. Все что угодно, лишь бы спрятать то единственное, что
есть только у тебя и больше ни у кого. Во всяком случае, ты должен считать,
что это так. Имей в виду, Кит, если ты позволишь лапать свое "я", ты его
погубишь. Ты должен всегда держать в тайне свои внутренние возможности и
прятать их от подлых глаз и наглых пальцев.- Скотт встал с диванчика и повел
меня вниз по крутым ступенькам.- Беда только в том,- продолжал он,- что наша
защитная маскировка берет над нами верх. Эрнест действительно похож на
профессионального боксера, он и разговаривает, как боксер, а я становлюсь
похожим на пьянчугу. Ты посмотри на мои глаза! И хотя Эрнест гораздо хуже
меня, дело кончится для нас обоих чем-то дьявольски скверным, если мы не
прекратим все это.
нерешительности, будто ему не хотелось выходить на эту залитую солнцем
парижскую улочку. Он повел носом, принюхиваясь к воздуху. По правде говоря,
мне думается, что Скотту всегда нужно было внутренне собраться перед тем,
как выйти на любую улицу при дневном свете, особенно на парижскую.
спросил он меня, стоя в подъезде.
французской смеси бензина и мидий, и устриц, и селедки; Эрнест говорит, что
этот запах напоминает ему поле боя, где разлагаются трупы. Ну, во всяком
случае, теперь тебе понятно, почему мы затеяли эту поездку,- сказал он.
правде говоря, я был уверен, что скажу какую-нибудь глупость и попаду
впросак, но я на совесть постарался уразуметь, в чем тут дело, и мне удалось
сообразить, что тут чего-то не хватает.
вроде Эрнеста. У тебя уже журналистский склад ума. Ты хочешь, чтобы все тебе
разжевали и в рот положили?
прощал.- Но это же так очевидно. Если нам обоим грозит опасность стать
обманщиками - значит, ясно, что нам пора поискать чего-нибудь получше. Это
ты хоть понимаешь?
Только ты не очень-то ему поддавайся. Ясно как божий день, что эта поездка
даст тебе превосходнейший жизненный опыт. Пройдут годы, а ты все будешь
вспоминать о ней и поражаться, как тебе повезло. Уж поверь мне, ты всю свою
жизнь будешь считать, что вот тогда-то в тебе и зародился интеллект. Я мог
бы назвать полсотни человек, которые дали бы отсечь себе левую руку, лишь бы
оказаться на твоем месте.
путешествия я, конечно, убедился, что он был прав.
рубеж.
Вероятно, ни он, ни я еще не приспособились к невидимой панораме французской
культуры, которая всегда простирается перед вами на любой парижской улице.
Скотт указал на противоположную сторону улицы Монж, где на черной мостовой у
тротуара стоял маленький тупорылый "фиат".
его у племянницы Джеральда Мерфи.
хотелось отделаться от него и от всей этой затеи.- Вряд ли я смогу вести
машину.
по городу, как шофер-итальянец на машине "скорой помощи", а я езжу, как
трамвай, прямо посреди улицы, и все, что возникает на моем пути, бросается в
обе стороны.
ладонь пришлепнула ватную подбивку на моем плече, в воздухе снова повеяло
нафталином.
или "ужасно", или "чудовищно". Только англичане употребляют их правильно, а
ведь это же отличные слова.
учителя сказал Скотт.- Пожимать плечами - это значит признаться в своем
провале, а ты еще ни разу не успел провалиться. По правде говоря...- Скотт
остановился посреди мостовой.- По правде говоря, я только сейчас сообразил,
почему нам нужен именно ты, Кит. Ты сейчас точно такое существо, какими
когда-то были мы. И ты будешь служить нам постоянным напоминанием о том,
какими мы были на заре жизни, когда наши ранимые души то и дело истекали
кровью. Я взываю к твоей юности и к твоей чистоте, Кит. То есть, конечно,
если ты не возражаешь.
дурацкий довод?
сиденья маленькую шляпку вроде колпачка, должно быть забытую племянницей
Джеральда Мерфи.
для меня.- Скотт крутил на пальце шляпку.- Если дружба Хемингуэя и
Фицджеральда сможет выдержать обиды, которые, по всей вероятности, мы будем
наносить друг другу во время поездки, так она, черт ее возьми, будет длиться
вечно. Лично я глубоко в это верю. Глубоко! Но тут есть одна закавыка.
Понимаешь, это все-таки просто авантюра, и, быть может, мы, как Сизиф,
вкатим на гору камень, только и всего. Быть может, Эрнест плюнет на все это
еще до того, как мы начнем, или на полпути к Фужеру.
заинтересовал, даже заворожил меня, к чему он, собственно, и стремился.
полулюдей-полузверей и, стало быть, окончательно утопим наши угасающие
таланты в отвратительном месиве из боя быков и алкоголя. Так что видишь,
Кит, все, что произойдет в этой поездке, повлияет на нашу остальную жизнь.
не мог) и хотя был зеленым юнцом и ничего кроме своей глухомани еще не
видел, я искренне верил во все героические дерзания, которые заставляют нас
жить или умирать, и потому я понимал, о чем говорит Скотт.
подвергали себя такому испытанию.
осторожность, доверял ему. И хотя я понимал, что связываюсь с двумя очень
своенравными и деспотичными людьми, я знал, что должен принять приглашение
Скотта.
Акунин Борис
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Орловский Гай Юлий