провалов, под утесами и нависшими скалами, куда-то в новую долину. А там
снова начинались густые леса. Замшелые столетние лиственницы чернели внизу,
подымались на террасы, заселяли склоны. На опушках, на солнышке нежились
гибкие вечнозеленые стланики - стелющиеся кедры, которые ложатся на зиму под
надежное укрытие снега на самую землю, чтобы весной, с первым теплом, шумно
встать, распрямиться свечой, отряхивая со своей чуть помятой хвои
намороженный льдистый снег.
рубили леса, корчевали, стаскивали деревья. Сыпали на обнаженный грунт
гравий и песок. И так, шаг за шагом, прорубались вперед, распугивая зверей и
птиц. Кончался лес, и перед строителями внезапно открывалась огромная ровная
поляна. Высокие травы по краям, пышные мхи и целые заросли брусники, клюквы,
морошки. Но пойди сунься в этот приветливый лужок! Гиблая трясина так и ждет
неосторожного. Она зачавкает, проглотит и сразу сомкнется наверху грязным
озерком маслянистой воды. Страшные места! На Севере их называют марями. Даже
медведь их обходит, позволяя себе лишь издали полюбоваться на лакомые ягоды.
сыпали в воду, в дурно пах-нувшую грязь тысячи кубометров камня, гравия,
стелили гати, вбивали сваи. И вот через предательские трясины пролегло в
конце концов прямое, как стрела, шоссе с бело-черными рядами столбиков по
обеим сторонам.
восток и опять на север. Сотни и сотни километров в глубь материка.
охотникам, механикам и звероловам, разведчикам и рыболовам - членам
огромного коллектива севстроевцев - все, что нужно им для работы и жизни в
этом трудном, но богатом крае. Медленно движутся прицепы с разобранными
экскаваторами, идут самоходом бульдозеры, грузовики везут лебедки, ковши,
котлы. То там, то здесь машины сворачивают на боковые дороги и скрываются в
лесных распадках. И только по указателю, прибитому где-нибудь к столбу,
можно узнать, что тут недалеко лесоразработка, завод или прииск.
две ночи. Шофер Семеныч спал в кабине час или полтора в сутки, останавливая
машину где-нибудь у ручья. Просыпаясь, он выскакивал из кабины, обливался до
пояса холодной водой и опять на целый день садился за руль.
тихо. Когда машина останавливалась и Семеныч выключал мотор, удивляла
странная тишина, царившая кругом. Не шумели ветвями деревья, не слышно было
птиц и всего того веселого гомона жизни, который так обычен в лесах. Что-то
загадочное было в глубоком молчании природы. Становилось немного жутко и
хотелось говорить шепотом.
Снаружи доносились приглушенные голоса. Один - четкий и выразительный -
принадлежал дяде, Ускову. Другой - густой, неторопливый и окающий, какой
встречается у волжан, - был незнаком
И до корму неприхотливые. Не знаю, будешь ругать меня, Василий Михайлович,
или нет, но взял я вместе с табунком и жеребчика. Говорят, он хорошо табун
держит. Норовистый, но строгий. Уж никакая лошадь не отобьется: закусает, а
не пустит. Чисто фельдфебель старорежимный, дисциплину в строю держит. Хоть
и неспокойно с ним, но взял.
Где же он?
спутница моя, Кава...
маршрутом, и, пожалуй, на заре послезавтра отправимся.
стороной обходил. Слава дурная у старожилов идет об этих горах, - раздумчиво
сказал незнакомый голос.
Кура-лех? Салахан-Чинтай. Это значит - "Жилище злых духов".
проведаем, чем они недовольны, почему злы... А вообще-то я уже знаю об этих
слухах.
беседа. Он выглянул наружу. Было светло. Машина стояла на большой песчаной
отмели у реки. Дороги не было видно ни позади, ни впереди. Значит, ехали
прямо по берегу речки, по гравию и песку.
оконцем, по виду нежилая, без ставен и без стекол - зимовье. Возле нее
ходили, пофыркивая, лошади, тут же лежала кудлатая черная собака с
маленькими стоячими ушками и смешным коротеньким носом - типичная лайка,
северянка.
принялась отряхиваться и вылизывать взлохмаченную шерсть. А через секунду
около нее уже стояла и осторожно, подозрительно принюхивалась черная собака.
Потом обе повиляли хвостами и вдруг сразу сорвались и, резвясь, побежали
вдоль берега. Знакомство состоялось.
небольшой, порядком поседевшей бородой. Его розовое, свежее лицо и молодые
глаза как-то не вязались с седой бородой и внушительной осанкой. Одет он был
в видавшую виды кожаную куртку, подпоясан охотничьим ремнем, на котором
висели патронташ и сумка то ли с порохом, то ли с табаком и спичками.
Простые брюки заправлены в ладные ичиги, туго перетянутые ремешками у
щиколотки и под коленками.
иллюстрированных книжек о тайге и ее жителях.
племянник, самый юный наш разведчик.
и поцеловал по-отечески ласково, в лоб.
ссыльного из Нижнего Новгорода, и с детских лет привык к сумраку тайги, к
холоду горных , рек, к комарам и ружью, к волчьему вою и шуму обвалов.
Восьми лет он уже был на весенней тяге гусей, в двенадцать ходил с
охотниками на рысь и медведя, а в семнадцать начал водить по тайге людей,
уходивших от бдительного ока царской полиции. Когда после революции по
таежным куткам рассыпались остатки разбитых колчаковских и семеновских банд,
Любимов, с куском красной ленты на ушанке, гонялся за ними вместе с сотнями
таких же, как он, партизан. А уже в последние годы, когда в Хамадане создали
трест, Любимов был назначен штатным проводником и стал первым другом
разведчиков-геологов.
шумов человеческой жизни. Разгружали машину, готовили вьючные узлы,
подбирали и сортировали грузы, стараясь переложить их поудобнее и поладней в
брезентовые мешки для конных укладок.
котелок, - сказал Усков.
их от коры, вбил в песок, положил на них поперечину и побежал за дровами.
Выбирать было некогда, хотелось выполнить поручение как можно быстрее. Он
свалил тонкую лиственницу, подтащил к своему сооружению, живо изрубил в
щепки и сложил в кучу. Свежие дрова приятно пахли смолой. На руках у
дровосека налипла живица, и они сразу стали такими грязными, что нечего было
и думать отмыть их в воде. Но, кажется, дело сделано! Петя чиркнул спичкой.
Кора задымила, затлела и... погасла. Петя поджег еще раз, потом еще. Коробок
уже почти пустой, а успех все тот же. Мальчик покраснел и украдкой
поглядывал на старших. Все были заняты каждый своим делом, никто не обращал
на него внимания. Тогда он подошел к грузовику и тихонько попросил шофера:
охватило веселым пламенем. Дрова затрещали, закоптили, зашипели и...
погасли. Какая досада! У Пети даже уши покраснели.
Он внимательно осмотрел ее. выбрал ровный, без сучков, бок и, не срубая
дерева, настругал со ствола длинных, вьющихся стружек. А уж потом срубил все
дерево и, разделав его на поленья, сам взялся за тяжелый комель. Петя
ухватил вершину. У черного от копоти Петиного "костра" проводник еще наколол
длинных щепок, поставил их шалашиком над пучком стружек, обложил шалашик
толстыми чурками стоймя, так, что теперь все дрова стояли наклонно к центру,
и поджег в середине шалашика стружку и кору. Пламя побежало по растопке, по
щепкам, вынырнуло вверх, как в трубе, охватило поленья - и ну гудеть между
чурочками, будто в хорошей печке! И все это без слов, без объяснений. Петя
глядел во все глаза.
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Шилова Юлия