свернули на просеку, которая прямиком выходила на асфальтированную дорогу.
Поскрипывал шлак под колесами. Вспыхивали под фарой редкие дорожные
указатели. Высоко в небе мигал красный огонек самолета. Какая-то ночная
птица ухала одиноко. Было тихо на земле, тихо и хорошо.
у пилота, лицо к Стекольщику.
станции.
где над лесом еле видимой воспаленной жилкой еще теплился отблеск
отлетевшего дня. Под колесами стремительного товарняка стучали и звякали
рельсы.
белевшему во тьме каменному домику продовольственного магазина. - Притихни
туточки. Я мигом.
ларьку, а оттуда уже к уборной, так же отчетливо белевшей в ночи. Постояв
с минуту за загородкой, Фрол вдруг затянул песню:
затрусил к станции.
дачника. С утонувших в тени сирени скамеек долетал ленивый перебор гитары,
нарочито заливистый девичий смех.
сверкал, как ночной горшок.
остановиться и сделал с разгону несколько лишних шагов. Совладав с собой,
он обернулся к лавочке, на которой сидели девица в светлой блузке и лениво
попыхивающий сигареткой милиционер.
осклабился Стекольщик. - Чай, у него будильник имеется.
огонек его сигареты разгорался и медленно тускнел в душной и благоуханной
сиреневой нише.
скрытничают. - И вдруг, вся подавшись к Фролу, пробасила: - Говорят, что
двенадцать, а уже небось час! Так, дядя?
навес, где рядом с жестяной доской расписания была касса.
освещенных фонарями кругов, бочком-бочком скользнул в тень. Улучив удобный
момент, спрыгнул вниз и, пригнувшись, пошел под платформой обратно. Отойдя
от опасной скамейки достаточно далеко, вылез на волю и подался в сторону,
в кромешную тьму облетающих прилипчатым надоедливым пухом тополей.
Руководствуясь больше обонянием, чем зрением, он отыскал обратный путь и
вскоре был уже за магазином, где возле склада из ящиков сидел, намертво
вцепившись в резиновые ручки мотоцикла, кореш.
сиденье.
трезвой оценке сложившейся ситуации. - Я что, один с ним? - Он покосился
на коляску. - Или ты сам...
шоссе и понеслись к Окружной, он осмелился вновь спросить:
похлопал по коляске.
Константинович Люсин подумал о предстоящем уикэнде. Суматошная,
изнурительная неделя явно близилась к концу. Если не будет никаких авралов
- так и не расставшись в душе с траловым флотом, Люсин предпочитал морскую
терминологию, - надо выбираться на природу. Генрих Медведев вот уже
который раз зазывает его к себе в Малино. Не худо бы, конечно, и с Юрочкой
повидаться. Но он, как это у них, писателей, говорят, весь сидит в романе,
и лучше его не трогать. Пусть себе сидит. Значит, решено, подаемся в
Малино. Тем более, что и Володя Шалаев там ожидается. Расскажет, что
нового в мире.
несущийся по течению пар над утренним озером, глинистую пустошь, поросшую
желтой сурепкой, и костерок под закопченной кастрюлей, в которой булькают
в коловращении пены, лаврового листа и черных горошин перца жирные и
сладкие бычки. Знаменитые малинские пресноводные бычки! Впрочем, с
костерком, видимо, ничего не получится. Лето стоит знойное, сухое. Того и
гляди, опять загорятся болота и едкая торфяная мгла окутает город. И так
дышать нечем. Асфальт под ногами ползет. Но бычки и на электроплитке
хороши. Генрих небось уже бидончик пивка припас и студит в погребе, его
жена Лиля пирожков напечет с зеленым луком и яйцом. Благодать! Не забыть
бы опарышей прикупить на Птичьем рынке, а то уж больно неохота копаться в
огороде. Ради одного бледного и немощного дождевого червя целую траншею
рыть приходится...
Крестообразная тень оконного переплета съехала с голой стены и, скользнув
по пыльному стеклу шкафа, с папками и справочниками в сумрачной глубине,
улеглась на стальной дверце сейфа. В оранжевом подрагивающем квадрате
четко вырисовывались черные оспины облупившейся краски.
ничего не скажешь, сплошная, можно сказать, нервотрепка. Но если вдуматься
как следует, то все зря.
привязанностями и антипатиями. А для души - ничего...
на тыльной стороне запястья, и вновь принялся за очередную отчетность.
Внутренним усилием отогнал возникшую нежданно заботу о резиновой лодке
<Сирена>, которую давно пора оснастить хоть каким-нибудь якорем, и
попытался сосредоточиться на цифрах. Неожиданно это ему удалось, и он
понял, что закончит сегодня никому не нужную и, наверное, поэтому так
надоевшую ему документацию. Но зазвонил телефон, и бумага осталась
незаконченной.
раз подумал о том, что не худо бы придать этим разноцветным убийцам
рабочего времени индивидуальные голоса, и взял зеленую трубку внутреннего
телефона.
дописать, но знакомый голос начальства тут же заставил его отбросить
ручку.
раз по твоей части.
на рычаг, другой рукой одернул сзади пиджак.
и неприязненно покосился на жидкую стопку исписанных листов.
и, свернув налево, толкнул обитую черной искусственной кожей дверь.
Секретарша Лида меняла на своей <Эрике> ленту.
вы не знаете, что Скотленд-Ярд еще в прошлом веке перешел на двухцветную
ленту?
Рядовой член клуба аквалангистов должен с почтением выслушивать советы
своего председателя. - И вкрадчиво добавил: - Вы, если не ошибаюсь,
стремились выехать в палаточный лагерь на сказочном мысе Пицунда да еще в
бархатном месяце августе?
назидание потомству... Шерлока Холмса, конечно, знаете, Лидочка?
повернулась к Люсину.