были завещать ему свою жилплощадь. В общем, ничего особенного, фантастически
доходного, но бизнес тем не менее процветал, потому что
облагодетельствованные старички после заключения контракта помирали с
какой-то несвойственной даже их преклонному возрасту расторопностью и
квартиры поступали в полное распоряжение Недвижимца. Как ему удавалось
регулировать смертность своих клиентов -- загадка, но, думаю, дело
связано с тем, что, помимо квартир, он еще приторговывал просроченными
американскими пилюлями от головной боли, каковыми бесплатно снабжал своих
пенсионеров. А как известно, самые головокружительные открытия происходят на
стыке наук!
целый теплоход, наприглашал певцов, артистов, телезвезд. Меня же, грешного,
выписали для того, чтобы в перерывах между эстрадными номерами я читал мои
эпиграммушечки:
имитировать голоса разных знаменитостей, но его взяли только для того, чтобы
он говорил голосом Недвижимцевой тещи одну лишь фразу: "Дура я
коломенская...", что вызывало феерический восторг хозяина. Голосом тещи он
овладел настолько, что Недвижимец начал на него даже по-родственному
покрикивать, а потом и поколачивать. В результате парень не выдержал и сошел
на берег в Нижнем Новгороде. Но перед тем как сбежать, он посоветовал мне
вложить деньги в акции АО ДДД. "Деньги должны работать, а не мы..." --
молвил он на прощание, прикрывая здоровенный чернильный синяк под глазом --
награду за подражательство. И я послушался этого идиота, чтоб ему всю
оставшуюся жизнь подражать реву довоенного унитаза: АО ДДД оглушительно
лопнуло, снова сделав меня нищим. Но об этом как-нибудь потом...
столичных нищих с полупрофессиональным интересом, вдруг позвонил Недвижимец.
У него были серьезные неприятности со здоровьем: с похмелья, по ошибке, он
принял американскую пилюлю от головной боли, к счастью, только одну -- это
его и спасло. На радостях Недвижимец решил отметить свой день рождения на
Сицилии, куда и звал меня, обещая хороший гонорар. Замирая от счастья, я
выдержал паузу и тут же согласился.
итальянское винишко, купил себе на меркато, проще говоря, на толкучке пиджак
и несколько хороших рубашек. Выступать мне пришлось один только раз во время
прощального обеда, накрытого персон на сто в роскошном загородном ресторане
под старинным акведуком. Наши мафиози, слетевшиеся отовсюду, чтобы
поздравить новорожденного, громко ржали над моими эпиграммушечками. Но
итальянские коллеги только улыбались для приличия, хотя переводил им доктор
филологических наук из МГУ, лучший знаток Габриэля Д'Аннунцио, специально
привезенный по такому случаю. Причем за перевод дюжины эпиграммушечек,
признался он, пьяно плача на моем плече, ему заплатили в несколько раз
больше, чем за всего Д'Аннунцио, которого он, бедняга, переводил двадцать
пять лет! Из итальянцев оценил мое творчество только директор библиотеки
Катаньского университета. Он подошел ко мне и через жалобно всхлипывающего
переводчика сообщил, что как раз готовит антологию современной российской
поэзии и обязательно включит меня в нее, поставив между Евтушенко и
Пушкиным. После такого заявления каждый итальянский мафиози почел своим
долгом пожать мне руку, ибо директор библиотеки, как оказалось, и был
крестным отцом. Растроганный таким признанием со стороны местной элиты,
Недвижимец заплатил мне в полтора раза больше, чем обещал, и я обрадованно
смекнул, что смогу купить еще и новую машинку, электрическую. Кроме того,
мой расщедрившийся наниматель вручил мне обратный билет бизнес-класса, а сам
остался еще на недельку, чтобы ознакомиться с тонкостями решения жилищного
вопроса на Сицилии. Его гости разлетелись кто в Штаты, а кто на Канары.
Переводчик Д'Аннунцио, протрезвев, устроился ложкомоем в тот самый
ресторан под акведуком. Вот почему в Москву я возвращался, одиноко
прихлебывая из пластмассового стаканчика "Смирновскую" и заедая ее
сливочками, фаршированными анчоусами.
можно сравнить видневшуюся далеко внизу землю. Но безрезультатно...
Наверное, я даже чуть-чуть вздремнул: в голове воцарилась нежная
многозначительная невнятица. Очнулся я оттого, что кто-то грубо взял меня за
плечо. Я открыл глаза и увидел его. В нацеленном на меня взгляде было
столько ненависти, что ее вполне могло хватить на геноцид какого-нибудь
малого народа...
тебе точно конец.
мясник с ярко выраженными садистскими наклонностями смотрит на юного, еще
ничего не знающего о бараньих отбивных ягненка. Он почти не изменился: у
него было все то же усеянное веснушками круглое лицо, румянец во всю щеку,
рыжие, завивающиеся на лбу колечками волосы и большие голубые глаза. Только
смотрели они на меня не с прежней простодушной доверчивостью, а с холодной
враждебностью. И одет он был тоже не как прежде: вместо экзотического,
придуманного мной наряда гения, вышедшего из таежной деревни Щимыти, на нем
красовался отличный двубортный костюм, переливающийся, как нефтяное пятно на
воде. Хорош был и дорогой галстук цвета кинжального удара.
заинтересованно посмотрели на нас.
опозорил!
неправдоподобную искренность.
кроликом Павлова...
схватил меня за шиворот.
мордобоя.
голову! Очень тихо... Пошли!
крылоподъемной конструкции! -- выпалил я первую пришедшую в голову
чепуховину.
мужчины, носящие униформу, привержены к крепким напиткам, настолько женщины,
находящиеся при исполнении, склонны к крепким духам. (Хорошее наблюдение.
Запомнить!)
суровой вставной улыбкой. -- Сейчас вам будет предложена горячая пища.
предусмотрительно отпустив мой ворот и даже по-приятельски взъерошив мне
волосы на затылке. -- Я, может, старого друга встретил. Восемь лет не
виделись! Я, может, его обнять хочу!
широченная спина двинулась по салону самолета, точно поршень. Перед тем как
скрыться за занавеской, отделявшей бизнес-класс от экономического, он
обернулся и показал мне огромный кулак, суливший, по меньшей мере, обильное
кровотечение и множественные переломы. Конечно, рано или поздно это должно
было случиться. За все приходится платить. Рано или поздно придуманная и
выпущенная в мир тварь задушит своего Франкенштейна, а Галатея наставит
Пигмалиону рога. Собственно, с этих чертовых маральих рогов все и
началось...
поднос с сиротской аэрофлотовской снедью и поставила передо мной на откидной
столик:
2. ВНАЧАЛЕ БЫЛО ПИВО
тот день. Год тоже легко вспомнить: шли первые месяцы горбачевской
перестройки, когда слов было уже много, а пива еще мало, и если в
писательский Клуб завозили свежее "Жигулевское", то за столиками было шумно
и свободомысленно. Да и время было замечательное: нашему доверчивому народу
уже дали в ручонку погремушку гласности, но пока еще не отняли от
материнской груди социализма. Впрочем, нет! Началось это чуть раньше, как