прихварывала, у нее были слабые легкие;
всякой причины разрывала помолвку и только смеялась, когда люди постарше, с
добрым сердцем, советовали ей не капризничать и не отвергать преданность
красивого, романтичного Габриэла, который вдобавок приходится ей троюродным
братом, - ведь это не то что выйти замуж за совсем чужого человека.
Говорили, что Габриэл слишком страдал от ее холодности, потому и начал вести
беспутную жизнь и даже пить. Дед его, человек очень богатый, любил Габриэла
больше всех внуков; из-за страсти Габриэла к скачкам у них вышла ссора, и
Габриэл закричал: "Нужно же мне хоть что-то в жизни, черт возьми!" А ведь у
него и так было все на свете - молодость, богатство, красота, любящая родня,
и еще большее богатство ждало впереди. Дед упрекнул его в неблагодарности, в
склонности к безделью и мотовству. Габриэл возразил - дед, мол, и сам держал
скаковых лошадей и сумел извлечь из них немалую выгоду. "Но средства к
существованию мне давали не лошади", - заявил дед.
Кентукки и Нового Орлеана и присылал ей подарки, цветы во льду и телеграммы.
Подарки были занятные - например, огромная клетка, полная крохотных зеленых
попугаев-неразлучников; или украшение для прически - пышная эмалевая роза,
на лепестках ее стразовые росинки, а над нею дрожит на золотой пружинке
яркая бабочка из разноцветной эмали; но телеграммы всегда пугали мать Эми, а
цветы после путешествия в поезде и потом в почтовой карете прибывали в
довольно жалком виде. Розы он присылал в такую пору, когда у Эми и дома сад
был полон роз в самом цвету. И она поневоле посмеивалась, хотя мать и
уверяла ее, что со стороны Габриэла все это очень трогательно и мило. Такие
подношения доказывают, что Эми всегда присутствует в его мыслях.
она это говорила, не понять, что же у нее на уме. Очень возможно, что это
говорилось всерьез. И ни на какие вопросы она не отвечала.
бархатный плащ сизого цвета, раскладывает серебристое муарового шелка платье
и маленькую шапочку - ток серого бархата, украшенную спереди темно-красными
перьями. Рядом с бабушкой сидит красавица кузина Изабелла. Они беседуют,
Миранда, если есть охота, может послушать.
И я не стала спорить, я ведь обещала моим дочерям, что они будут венчаться в
чем пожелают. Но Эми меня удивила. "На что я буду похожа в белом атласе?" -
сказала она. Правда, она была бледненькая, но в белом атласном платье
выглядела бы как ангел, мы все так ей и сказали. А она говорит: "Если
вздумается, хоть траур надену, это же мои похороны, а не чьи-нибудь". Я ей
напомнила, что Лу и твоя мама венчались в белом и с фатой и мне приятно было
бы видеть под венцом всех моих дочерей в одинаковом наряде. А Эми отвечает:
"То Лу с Изабеллой, а то я", и, сколько я ни допытывалась, она не объяснила
мне что это значит. Один раз, когда ей нездоровилось, она сказала: "Мамочка,
мне недолго осталось на этом свете", но сказала как будто не всерьез. Я ей
говорю: "Ты можешь прожить очень долгую жизнь, только будь разумна". А Эми
отвечает: "В этом-то вся беда". И еще она сказала:
всех болезней, - продолжает бабушка. - В нашей семье, говорю, все женщины
смолоду слабы здоровьем. Вот когда я была в твоем возрасте, все думали, что
я и года не протяну. Это называлось бледная немочь, от малокровия
становишься прямо зеленая, и всем известно, что от этого есть только одно
лекарство. А Эми отвечает: "Ну, если я доживу до ста лет и позеленею, как
трава, я все равно не захочу выйти за Габриэла". И тогда я ей сказала очень
серьезно, что, если у нее и правда такое чувство, ей, конечно, не следует за
него выходить, и надо Габриэлу отказать раз и навсегда, и пускай он уедет. И
у него все пройдет. А Эми отвечает: "Я уже ему отказала и велела уехать, а
он не слушается". Тут мы с ней посмеялись, и я сказала, что девушки умеют на
сто ладов уверять, будто не хотят замуж, и на тысячу ладов умеют испытывать
свою власть над мужчинами, но она-то, Эми, уже всем этим вдоволь натешилась,
и пора ей честно решить, да или нет. Вот я, - продолжает бабушка, - только и
мечтала, как бы выйти за вашего дедушку, и, не попроси он моей руки, я, уж
наверно, сама бы его попросила. А Эми уверяла, будто и вообразить не может,
как это ей вдруг захочется замуж. Я, говорит, буду заправская старая дева,
совсем как Ева Паррингтон. Ведь уже тогда было ясно и понятно, что Ева -
прирожденная старая дева. Тут Гарри и говорит: "Ну, Ева... у Евы нет
подбородка, вот в чем беда. Если бы и у тебя не было подбородка, Эми, ты,
конечно, тоже разделила бы участь бедняжки Евы". А дядя Билл сказал: "Когда
женщинам больше нечем утешиться, они начинают добиваться права голоса. Не
очень-то оно заменяет супруга", - сказал дядя Билл. А Эми ему: "Мне нужен
такой спутник жизни, чтоб была не жизнь, а вальс, вот кого я ищу". Напрасно
было учить ее уму-разуму.
отзываются о нраве и привычках сестры Мария решила - они думали, будто Эми
умная, потому что, отправляясь на бал, она всякий раз спрашивала нравится ли
им, как она выглядит. Если на их вкус что-нибудь было не так, она меняла
платье или причесывалась по-другому, пока им не угодит, и говорила брату:
"Ты такой добрый, ты не дашь твоей бедной сестренке показаться на люди
уродиной". Но ни отца, ни Габриэла она не слушала. Бывало, с нее станется,
если Габриэл похвалит ее платье, она тут же пойдет и наденет другое. Ему
очень нравились ее длинные черные волосы, и однажды, когда она лежала
больная, он приподнял разметавшуюся на подушке прядь и сказал: "Обожаю твои
волосы, Эми, они у тебя самые красивые на свете". А когда пришел в следующий
раз, смотрит - Эми коротко остриглась и голова у нее вся в крутых кудряшках.
Габриэл так ужаснулся, словно она взяла и сама себя изувечила. И уж больше
Эми волосы не отпускала, хоть братья ее и просили. Как раз тогда и сделан
портрет, что висит на стене, - Эми послала эту фотографию Габриэлу, а он без
единого слова ее вернул. Эми была очень довольна и вставила фотографию в
рамку. В уголке есть надпись чернилами, беглым тонким почерком: "Дорогому
брату Гарри, которому нравится, что я стриженая".
девочки нередко задумывались - что было бы, если бы он не промахнулся, когда
стрелял в того молодого человека. Полагали, что молодой человек поцеловал
тетю Эми, хотя она вовсе не была с ним помолвлена. И предполагалось, что
дядя Габриэл будет драться с ним на дуэли, но отец подоспел туда первым. У
них славный, самый обыкновенный отец, когда девочки нарядные и послушные, он
сажает их к себе на колени, а если придут не очень аккуратно причесанные или
с не совсем чистыми ногтями, прогоняет. "Уходи, смотреть на тебя противно",
- говорит он сухо. Он замечает, если у кого-нибудь из дочерей перекручен
чулок. Заставляет чистить зубы препротивной смесью толченого мела с угольным
порошком и солью. Когда они капризничают, он их гонит с глаз долой. Они
смутно понимают, что все это для их же блага в будущем; а когда простудишься
и хлюпаешь носом, он прописывает горячий пунш и сам проследит, чтобы тебя
напоили этим чудесным лекарством. Он не теряет надежды, что дочери вырастут
не такими глупенькими, какими выглядят вот сейчас, сегодня, а если
забудешься и при нем говоришь о чем-нибудь слишком уверенно, он спрашивает:
"Откуда ты это знаешь?" - да таким тоном, что поневоле растеряешься. Потому
что - вот беда! - неизменно оказывается, что ничего они этого не знали, а
только повторяли с чужих слов. Да, разговаривать с отцом нелегко, он
расставляет ловушки, и в них неизменно попадаешься, а Марии с Мирандой чем
дальше, тем сильней хочется, чтобы он не считал их дурочками. И при таком
вот характере их отец когда-то уехал в Мексику и прожил там почти год, а все
потому, что стрелял в человека, с которым тетя Эми кокетничала на балу. И
это он очень неправильно поступил, надо было вызвать того человека на дуэль,
как сделал дядя Габриэл. А отец просто взял и выстрелил в него, как самый
последний невежа. Из-за этой истории во всей округе поднялся ужасный
переполох и помолвка тети Эми с дядей Габриэлом чуть было не расстроилась
окончательно и бесповоротно. Дядя Габриэл уверял, что тот молодой человек
поцеловал тетю Эми, а тетя Эми уверяла, что он только любовался ее красивыми
волосами.
хотел нарядиться тореадором, потому что влюблен был в Мариану, а ей очень
шли черная кружевная мантилья и мексиканский гребень. Мария и Миранда видели
фотографию матери в том наряде, на милом ее лице ни тени кокетства, она так
серьезно глядит из-под водопада кружев, спадающих с торчком стоящего в
волосах гребня, и над ухом воткнута роза. Эми скопировала свой костюм с
маленькой пастушки дрезденского фарфора, что стоит на каминной доске в
гостиной; это была точная копия: шляпа с лентами, золоченый посошок, очень
открытый зашнурованный корсаж, короткие пышные юбки, зеленые туфельки - все
в точности такое же. И черная полумаска, но она никого не обманывала. "Эми
можно было узнать хоть за тысячу шагов", - сказал отец. Габриэл, невзирая на
свои шесть футов три дюйма росту, оделся под стать - ну и вид же у него был
в голубых шелковых панталонах до колен и в белокуром парике, да еще кудри
перевязаны лентой. "Он себя чувствовал дурак дураком и выглядел по-дурацки,
и в тот вечер уж доподлинно свалял дурака", - сказал дядя Билл.
на бал. Отец Эми - наверно, он так и родился самым настоящим дедушкой,
думала Миранда, - только глянул на дочку, на виднеющиеся из-под юбки ножки в
белых чулках, глубокий вырез корсажа и нарумяненные щеки - и сразу вспылил,
возмущенный таким неприличием. "Позор! - провозгласил он во всеуслышание. -
Моя дочь не покажется на люди в таком виде! Это непристойно! - прогремел он.
- Непристойно!"
каминную полку. Пастушка целую вечность тут стоит, и тебя она никогда не
смущала".
Лондон Джек
Березин Федор
Лукьяненко Сергей
Афанасьев Роман
Куликов Роман
Белогорский Евгений