ночью в Грэтли по дороге в гостиницу. Я вдруг понял, что такое война, и
правда о ней придавила меня, как обрушившаяся башня. Кто-то во мне - не
Хамфри Нейлэнд, дрожащий за свою шкуру, и не британец, опасающийся за свои
владения, - содрогнулся и взвыл, увидев перед собой зияющую черную
пропасть, куда скользили мужчины, женщины, дома, целые города. То было
видение спущенного с цепи торжествующего зла, воцарившегося на земле
ада... Где-то в тайниках вселенной, никогда и не снившихся нам, кто-то
дергал за веревочку, и мы плясали, а затем скользили в пропасть, и с нами
проваливалось все. И начали это не проклятые нацисты, - я ненавижу этих
бандитов, но вовсе не склонен представлять их во сто раз сильнее, чем они
есть, - просто они первые оказались марионетками на веревочке. Они толкают
нас в пропасть, в темный кипящий поток, низвергающийся прямо в ад, но
создать эту пропасть они не могли. Может быть, мы создали ее все сообща, а
может быть, это вырвались на волю гигантские силы тьмы? Той ночью в Грэтли
я вдруг увидел эту пропасть и почувствовал себя на краю ее. Не я один -
весь город был на краю этой пропасти. А в нем какие-то несколько человек
(как знать, может быть, и тот, с которым я столкнулся на углу?) изо всех
сил старались спихнуть всех нас вниз. Здесь, за черной завесой затемнения,
где-то укрывалось зло. Но где? Мне предстояло узнать это.
2
летчики, и больше как будто никто. Тем не менее она была переполнена, и
женщина за конторкой сказала мне, что я могу занять номер только на
два-три дня. Увидев эту комнату, одновременно и холодную и душную, я
подумал, что и двух дней с меня совершенно достаточно, а потом надо будет
подыскать себе какое-нибудь человеческое жилье.
из клейстера: мучной суп, вареная рыба в мучном соусе с овощами и мучной
пудинг. Не думайте, что я жалуюсь на питание военного времени: держу пари,
что в гостинице "Ягненок и шест" и в мирное время кормили немногим лучше.
Виной этому был ее владелец майор Брембер, который бросил службу в
пенангской полиции, по-видимому, не для того, чтобы содержать гостиницу, а
для того, чтобы гостиница содержала его. Я видел и майора и его супругу -
оба чопорные, пучеглазые, они восседали, как сахибы, в столовой с таким
видом, словно они у себя в поместье, тогда как им следовало бы стоять на
кухне и, засучив рукава, стряпать настоящий обед. Однако не буду
распространяться о майорах Бремберах нашей страны. Я не люблю их и желал
бы, чтобы они не изображали из себя содержателей гостиниц.
восьми часов, так как спиртного было мало. Сейчас там царило большое
оживление. Виски не было, посетители пили портвейн, джин и пиво. Летчики и
армейские офицеры со своими дамами сидели за столиками, большей частью
группами по четыре человека. Несколько пожилых, скромно державшихся
горожан задумчиво прихлебывали пиво, а в углу, у самой стойки, отдельно от
других, расположилась компания, в которой я сразу признал тесный кружок
завсегдатаев. Я немедленно перекочевал со своим пивом поближе к этой
группе и стал наблюдать за ними. Тут были два офицера - один из них,
краснолицый капитан, уже сильно подвыпил, - и пожилой, невзрачный мужчина
в штатском, который говорил жеманным визгливым голосом и хихикал, как
девушка. По-видимому, это он угощал всю компанию. Из двух женщин одна была
полная, бесцветная особа, как будто чем-то обеспокоенная, другая -
помоложе, одета наряднее и очень хороша собой. У нее был длинноватый
нахальный носик и пухлые губы, которые даже тогда, когда она не говорила и
не смеялась, были жадно раскрыты, словно готовые к новому взрыву смеха.
Всмотревшись в нее, я ощутил уверенность в том, что уже где-то видел ее
раньше и в совершенно иной обстановке, но не мог припомнить, где. Это
мучило меня, и я все время пялил на нее глаза. Девушка это заметила,
отвернулась и снова чему-то засмеялась, но я успел уловить в ее дерзком
взгляде мимолетное выражение тревоги.
понравилось.
котором был кто-то из них, - кажется, та самая веселая и хорошенькая
девушка, что меня заинтересовала. Обед этот происходил, по-видимому, в
каком-то загородном ресторане, который, насколько я расслышал, назывался
"Трефовая дама". Сыпались обычные шутки насчет общих знакомых: тот
напился, эти не сумели скрыть своей любовной связи. Упоминалась и какая-то
миссис Джесмонд; о ней говорили, что она "наверное, купается в деньгах",
"шикарная женщина", и называли ее загадочной. Я тут же мысленно взял на
заметку эту миссис Джесмонд.
неизменным скабрезным привкусом, типичную для таких компаний, веселящихся
в барах. В роли присяжного остряка выступал пожилой фат, у которого, как я
заметил, щеки были нарумянены. Заметил я также, что под его паясничаньем
крылась определенная цель - он все время высмеивал оборонную работу
страны. Он ясно давал понять, что наша борьба с нацистами просто комична,
хотя неизменно называл ее "трогательной". У него, видимо, было много
денег, судя по тому, как он швырял ими. И он был не дурак, этот мистер
Периго, как его называли остальные. Я уже начинал думать, что мне сразу
повезло и что я напал на верный след... Но где же я встречал раньше эту
девушку?
мой стол. - Нечего слушать, мы вам не радио!
антипатию к этому субъекту с налитыми кровью свиными глазками.
мигнула второму офицеру - видимо, это был ее муж.
глаза, - продолжал капитан.
прибавила: - Не обращайте на него внимания.
презрение, которое я чувствовал к нему. - Я живу в этой гостинице, и если
вам не нравится, что я сижу здесь, можете отправляться в другое место.
расплескав часть моего пива. У меня чесались руки выплеснуть то, что
оставалось в кружке, в его идиотскую физиономию.
был занят - он заказывал бармену какой-то сложный коктейль для всех.
Сейчас он увидел, что происходит, улыбнулся мне, обнажив ряд зубов, как
будто сделанных из самого лучшего фарфора, а Фрэнка похлопал по плечу.
Не обращайте на него внимания, дорогой сэр. Он угомонится, когда выпьет
еще стаканчик.
заверил его, что ничуть не обижен. Он настоял, чтобы я пересел к ним, и,
так как угощал на этот раз он, остальные не могли протестовать. Только
милейший Фрэнк по-прежнему смотрел на меня сердито. Это перемещение было
мне весьма на руку. И вот я очутился у стойки, подле девушки с нахальным
носиком. Глаза у нее были ярко-синие, один чуточку темнее другого. Эта
особенность еще больше убедила меня в том, что я где-то видел ее раньше.
Звали ее Шейла Каслсайд, и, как выяснилось из разговора, она была женой
майора, сегодня утром уехавшего по служебным делам.
же развязно, но в обращенном на меня взгляде мне почудилась какая-то
настороженность.
всегда озабоченный человечек. И то сказать - как тут не быть озабоченным?
Он никак не может добиться ответа от министерства снабжения. У бедняги на
заводском дворе ржавеют запасы всяких секретных изделий, а в министерстве
все не могут решить, понадобятся они или нет. Как это печально, не правда
ли?
как будто речь шла о партии в бридж, а не о борьбе за жизнь каждого из
нас.
полковник Тарлингтон говорил Лайонелу, что, по его мнению, вы пятая
колонна.
открывала рот только для таких увещаний.
категорически протестую.
Периго жалобно, - и не щеголяю все время своим патриотизмом... Нет, это
уже слишком! И я скажу это в лицо полковнику Тарлингтону. Не всякий же
может держать себя так, как будто он - родной брат аллегорической
Британии. Да и внешне не все могут походить на Тарлингтона - ведь он
точь-в-точь национальный флаг: белый, синий и красный.