эта утомляет ее, но вместе с тем наполняет душу неизъяснимым блаженством.
Поступая наперекор собственному желанию и юным порывам ста девочек, панна
Валентина повинуется всемогущему голосу долга.
Девочка беспокойно потирала руки, посматривая то на часы, то на вздувавшуюся
от ветра занавеску, но сидела смирно.
секунды, прозвонили сперва тоненько и торопливо четыре четверти, а потом
громко и медленно пробили пять раз.
слегка сутулая, она тяжелой поступью подошла к комоду, где стоял стакан
холодного кофе, прикрытый блюдцем, которое облепили голодные и любопытные
мухи.
блеснули мелкие белые зубки, глаза заискрились и приняли темно-зеленый
оттенок. Она несколько раз обежала вокруг стола, не зная, за что раньше
приняться. Подскочила к двери в комнату матери, потом вернулась и опять
схватилась за книги. И, склонив головку набок, сказала просительно:
ответила гувернантка.
панна Валентина не выронила из рук все - стакан с кофе, блюдце, ложечку. На
увядшем лице ученой дамы выразилось величайшее возмущение. Но не успела она
проглотить хлеб, и разразиться длинной проповедью о правилах приличия, как
пес, не дождавшись, пока ему откроют дверь, вскочил в комнату через окно.
Валентина и от большого огорчения проглотила двойную порцию кофе, издав при
этом звук, похожий на бульканье.
через окно? - бранила собаку Анелька.
он лизнул ее в губы, дернул за платье, обнюхал перепачканные чернилами руки,
потом вцепился зубами в пуговку высокого башмака. Сопровождая все эти
действия визгом и лаем, он в конце концов повалился на спину и, высунув
язык, стал кататься по полу. У этого белого песика с черным пятном на левом
глазу был очень живой темперамент.
принятием пищи и горькими размышлениями.
кофе. В стакане - кофе и сливки, в моей жизни - страдание и труд, вот и все
ее содержание. Как стеклянный сосуд не дает разлиться жидкости, так и мое
самообладание сдерживает приступы отчаяния. Не успела кончить урок, а собака
уж тут как тут... Мерзкая тварь! Только блох разносит по всему дому... Но
делать нечего, надо влачить дальше тяжкую ношу обязанностей и печалей".
в жизни будет какая-нибудь услада? Но что же ее скрасит?.. Быть может,
теплое чувство?
обратилось в некий символ, с годами, правда, изменившийся. Давным-давно,
когда она впервые поехала гувернанткой в деревню, символ этот принял облик
молодого красивого помещика.
некрасивый, но зато серьезный и мыслящий врач.
черты и осталась лишь абстрактная идея. Однако у этой абстракции были свои
обязательные качества: почтенный возраст, небольшая бородка, парадная
визитка и высокие воротнички, придающие человеку солидный вид. Это видение,
являвшееся в воображении панны Валентины, было неотделимо от толпы
пансионерок, ее воспитанниц, и груды учебников. Жизнь, лишенная тяжелого, но
возвышенного труда учительницы, будь она даже согрета "теплым чувством",
потеряла бы для панны Валентины всякую прелесть.
бледно-розовом платьице, сзади у нее болталась коса, а по пятам носился
Карусь.
зубами то за рукав, то за быстро мелькавшие башмаки, - должно быть, Карусь
таким образом напоминал, что его следует приласкать.
действительности. Она подняла глаза и воскликнула:
больничная палата, и небесно-голубую, которая, вероятно, служила спальней
для молодоженов, а теперь не имела определенного назначения, - Анелька и ее
веселый спутник, Карусь, выбежали на застекленную террасу, со всех сторон
густо увитую диким виноградом.
монахом-бернардинцем, с куклой в руках, а рядом, у столика, заставленного
бутылками и склянками, дама средних лет в белом платье внимательно читала
книгу. У нее было красивое худое лицо с болезненным румянцем на щеках. Она
тонула в огромном кресле, обложенном мягкими подушками темно-зеленого цвета.
прозрачные руки и колени.
книгу, поцеловала Анельку в розовые губы. - Что, урок, слава богу, окончен?
Ты даже как будто осунулась немного с обеда. N'es tu pas malade?** Уйми свою
собаку, она обязательно опрокинет столик или Юзека. Joseph, mon enfant,
est-ce que le chien t'a effraye?***
брата за шею.
слабенький! - жалобно сказал мальчик.
губы, он осторожно поцеловал ее.
Гляди-ка, Юзек, у твоего мальчика куртка задралась кверху, - болтала
Анелька.
несколько ложечек солодового экстракта и выпила чашечку молока. Ce chien
fera du degat partout**, - прогони его, дорогая.
которая успела обнюхать горшки с цветами и жестяную лейку в углу и как раз
собиралась расправиться с туфлей больной мамы.
кончили заниматься? Как успехи Анельки? Joseph, mon enfant, prendras tu du
lait?**
"Размышления" ли это Голуховского, о которых я вам говорила? - спросила
панна Валентина.
сердце... Нет. Я читаю не Голуховского, а нечто более интересное - книжечку