рубашке и легкой юбке и, нагнувшись, колотила белье вальком так, что эхо
отдавалось по всей долине. Стасек тоже был на лугу, но уже не сидел возле
матери, а один брел вверх по реке, к оврагам. Время от времени он
присаживался на берегу и, подперев голову руками, подолгу смотрел в воду.
Стасек, его любимец, был непохож на других ребятишек и часто видел то, что
для глаз обыкновенных людей оставалось недоступным.
снова вспорхнули из-под ног воробьи, снова ветер засвистел между стеблей, но
мужика уже поглотили другие мысли.
луга ни клочка. Если мне засевать только шесть или семь моргов, а остальное
пускать под пар, чем я прокормлю семью? Батрак ест не меньше меня, даром что
хромой, да еще пятнадцать рублей жалованья ему давай. Магда - та много не
съест, но и проку от ее работы - кот наплакал. Одно спасение, что иной раз в
имение позовут подсобить да к евреям наймешься с телегой или баба продаст
маслица и яиц либо поросенка откормит. А много ли за все это получишь? Слава
богу, если за год припрячешь в сундук пятьдесят рублей. А ведь когда мы
поженились, у нас и сотенная была не в диковину".
сено и овес приходится покупать в имении. А случись, неохота им продавать
корма или звать на работу - что будешь делать? Хоть подыхай с голоду да еще
скотину гони на ярмарку..."
Лукасяка или Сарнецкого. Те господами стали. Один со своей бабой в костел
уже ездит в бричке, другой ходит в картузе, точно бондарь, а третий -
который год норовит подсидеть старшину и пристроиться к теплому местечку. А
ты тут бейся, как знаешь, на своих десяти моргах да еще эконому кланяйся в
ноги, чтобы не забыл про тебя".
ксендзу управиться на тридцати моргах, чем бедняку на одном. Будь у меня
побольше скота да луг, не стал бы я милости просить в имении, да и клевер бы
посеял..."
подумал, что кто-то из имения едет верхом к мосту. Но ехал он как-то
странно. Облако пыли то подвигалось вперед, то вдруг пятилось назад шагов на
пятнадцать - двадцать. Минутами пыль оседала, и тогда зоркие мужицкие глаза
могли различить коня и всадника, но затем она снова подымалась и клубилась
на дороге, словно налетела буря.
раздумывать:
кучер, вроде и вовсе душа не христианская, но и не еврей!.. Еврей аккурат
так корежится на лошади, как этот; но опять же нет у еврея такой лихости в
езде. Верно, кто-нибудь нездешний или полоумный..."
разглядеть. Это был молодой человек тщедушного сложения, в светлом костюме и
бархатном картузике с большим козырьком. На носу у него были очки, во рту
папироса, а под мышкой хлыст. Поводья он держал в обоих кулаках, которые так
и подпрыгивали от шеи лошади к самому его подбородку. Вывернув ноги, всадник
с такой силой сжимал ими бока своего коня, что брюки его задрались до колен
и над низкими ботинками виднелось исподнее.
догадался, что наездник этот впервые сел на лошадь, а лошадь впервые везет
такого наездника. Минутами оба они в полной гармонии двигались рысью, но
вдруг подскакивавший в седле всадник терял равновесие, дергал поводья, и
чуткая к малейшему прикосновению лошадь сворачивала в сторону или
останавливалась как вкопанная. В такие минуты всадник принимался чмокать и
сжимать коленями седло, но вскоре убеждался, что это не действует, и силился
достать торчавший под мышкой хлыст. Наконец лошадь, догадавшись, что ему
нужно, снова бежала рысью, приводя в движение руки, ноги, голову и туловище
всадника, дергавшегося в седле, как тряпичная кукла.
пускалась вскачь. Однако всадник каким-то чудом находил равновесие и,
возбужденный быстрой ездой, давал волю фантазии. В мечтах он видел себя
капитаном кавалерии, во главе эскадрона мчавшимся в атаку. Вдруг рука его,
еще не "освоившаяся" с офицерским званием, делала лишнее движение, лошадь
внезапно останавливалась, и всадник тыкался ей в шею носом и папиросой.
он бредил верховой ездой и лишь сегодня наконец получил возможность досыта
насладиться ею.
поворачивала назад к деревне. Тогда всадник видел стайку собак и ребятишек,
гнавшихся за ним с видимым удовольствием, и его "демократическое" сердце
наполняла дружелюбная радость. Наряду с стремлением к рыцарским подвигам в
душе его жила страстная любовь к народу, который он изучил в такой же
степени, в какой овладел искусством держаться в стременах. Однако он тотчас
подавлял вспышку любви к народу, снова возбуждал в себе кавалерийские
инстинкты и посредством чрезвычайно сложных приемов поворачивал обратно к
мосту. Очевидно, у нею было намерение пересечь долину поперек.
ожидали! - произнес вслух развеселившийся Слимак. - Женку себе барин нашел
хоть куда и ездил за ней недалеко, а чтоб выискать такого шуряка, пришлось,
верно, полсвета объехать... В наших краях медведя скорей встретишь, нежели
такого ездока. Ну, стало быть, он глупей последнего подпаска, хоть и баринов
шурин... А, как ни говори, все-таки баринов шурин!
наконец на мост. Стук валька привлек его внимание; он повернул коня и с
высоты седла свесил голову над водой. Тощей фигурой и задранным жокейским
козырьком он напоминал журавля.
привстала и подняла голову. Юбка ее была высоко подоткнута, и Слимак лишь
теперь заметил, какие у нее красивые белые колени. Мороз пробежал по его
коже.
сидит, как нищий на паперти, а к бабам приставать - на это он горазд! Ну, и
моя тоже - могла бы малость прикрыть свою красоту, а то расселась - смотреть
тошно. Как-никак это баринов шурин..."
остановился возле Слимаковой. Мужик уже не бормотал, а смотрел на них во все
глаза. Колени жены показались ему еще белее.
Слимаковой, но она так решительно взмахнула вальком, что конь в испуге
выскочил из воды, а всадник обхватил его шею коленями.
что ему погрозили вальком. Он послал Слимаковой воздушный поцелуй, привстал
в стременах и пришпорил коня. Умное животное угадало его намерения. Высоко
вскинув голову, конь резвой рысью понесся к хате Слимака. Однако счастье
снова изменило паничу: нога его выскользнула из стремени, он обеими руками
вцепился в гриву и заорал что было мочи:
панича захохотал во все горло. Лошадь шарахнулась влево и так тряхнула
всадника, что с головы его свалился бархатный картузик.
захлопал в ладоши, чтобы испугать скакуна.
такой гнев его привело нахальство сына, но он мигом опомнился и гаркнул:
велено!
от себя, подал всаднику, который наконец совладал с лошадью.
парнишки.
орал с горки Слимак. - Сейчас же сними!
злотый. Свободный гражданин ни перед кем не должен унижаться.
шапкой в одной руке и кнутом в другой, он уже бежал к Ендреку.
трогай этого юношу... Не подавляй в нем независимости духа... Не...
его к мосту. По дороге всадник встретил возвращавшуюся домой Слимакову, снял
испачканный в пыли картуз и, замахав им, прокричал: