получить сегодня, и это бесило его: он чувствовал, что его обошли,
заставили дешево сдаться.
в двадцать пять центов.
снял с вешалки пальто и кепку и пошел к двери.
снимут с пособия. Бюро вычеркнет нас из списков.
дверь посмотрел на улицу. Мимо то и дело проносились трамваи, дребезжа на
повороте. Все опротивело ему дома. Ссоры, крики, изо дня в день одно и то
же. Но что делать? Каждый раз, когда он задавал себе этот вопрос, мысль
его упиралась в глухую стену, и он переставал думать. Через улицу, как раз
напротив, остановился грузовик, и он увидел, как двое белых рабочих в
комбинезонах, с ведерками и кистями, спрыгнула на тротуар. Да, можно взять
это место у Долтона, надеть на себя ярмо, а можно отказаться и подохнуть с
голоду. Злоба душила его при мысли о том, что у него нет другого выбора.
Да, но нельзя стоять тут так до вечера. Чем же ему заняться? Он не мог
решить, купить ли за десять центов иллюстрированный журнал, или сходить в
кино, или пойти в биллиардную потолковать с ребятами, или просто
пошататься по улицам. Он стоял, засунув руки глубоко в карманы, сдвинув
сигарету в угол рта, и в раздумье наблюдал за рабочими, возившимися у дома
напротив. Они наклеивали на рекламный щит большой красочный плакат. На
плакате изображено было лицо белого мужчины.
генеральные прокуроры штата. - Рабочие пришлепывали плакат мокрыми
кистями. Он посмотрел на круглое, сытое лицо и покачал головой. - Будь я
проклят, если этот жулик загребает меньше миллиона в год. Эх, один бы день
посидеть на его месте, никогда больше не знал бы горя.
кабину, и грузовик укатил. Биггер смотрел на плакат: белое лицо было
пухлое, но строгое; одна рука была поднята, и палец указывал прямо на
прохожих. Есть такие плакаты: когда стоишь перед ними, кажется, что
нарисованное лицо смотрит прямо на тебя, и, даже если пройдешь мимо и
оглянешься, оно все смотрит тебе вслед немигающими глазами, пока не
отойдешь совсем далеко, и тогда оно расплывается, вот как в кино бывает.
Вверху плаката стояло большими красными буквами: КТО НАРУШАЕТ ЗАКОН, ТОТ
НИКОГДА НЕ ВЫИГРАЕТ!
всегда выиграет тот, кто _тебе_ заплатит!
опустив голову, поигрывая монетой в кармане. Он остановился и обшарил
карманы: в жилетном кармане лежал один медный цент. Выходило всего
двадцать шесть центов, из них четырнадцать нужно было отложить на проезд к
мистеру Долтону - если, конечно, он решит взять это место. Чтобы купить
журнал и сходить в кино, не хватает еще но крайней мере двадцати центов.
трамваи. Денег мало; если он не достанет еще, ему некуда девать себя до
вечера. Ему хотелось посмотреть новый фильм; он изголодался по кино. В
кино так легко мечтать: нужно только откинуться на спинку кресла и пошире
раскрыть глаза.
ними? Но какой смысл? Разве только они решатся на то, что давно уже
задумали все вчетвером. Тогда это верные деньги, и скоро. С трех до
четырех часов дня в квартале, где находится "Торговля деликатесами" Блюма,
не бывает дежурного полисмена, и бояться нечего. Можно так: один из них
возьмет Блюма на мушку револьвера, чтобы тот не кричал; другой будет
сторожить парадную дверь; третий станет у черного хода; а четвертый
вытащит деньги из ящика под прилавком. Потом они запрут Блюма в лавке,
убегут с черного хода переулками, а через час встретятся в биллиардной
Дока или в Клубе молодежи Южной стороны и разделят добычу.
Правда, и самое рискованное. До сих пор они совершали налеты только на
газетные киоски, палатки фруктовщиков или жилые квартиры. И никогда не
трогали белых. Они грабили только негров. Они знали, что грабить своих
гораздо легче и безопаснее, потому что белые полисмены смотрят сквозь
пальцы на преступления негров против негров. Уже несколько месяцев они
строили планы налета на лавку Блюма, но привести их в исполнение все не
хватало духу. Они инстинктивно чувствовали, что грабеж у Блюма явится
нарушением векового запрета: переходом границы, за которой обрушится на
них вся ярость чужого, белого мира; что это будет вызов владычеству белой
расы, вызов, который они томительно желали, но боялись бросить. Да, если б
им удалось ограбить Блюма, это была бы настоящая победа. Все их прежние
дела рядом с этим просто детская игра.
локте. Она дошла до угла, остановилась и вернулась к нему.
больше с Джеком и Гэсом и Джо. Опять ведь попадешь в беду.
о нем с Верой и Бэдди, сказала, что, если он опять попадется, его уже не
пошлют в исправительную школу, как прошлый раз, а прямо засадят в тюрьму.
Что мать говорит о нем с Бэдди - это наплевать. Бэдди хороший парень. У
самого голова на плечах есть. Но Вера - девчонка, дура, что ни скажи,
всему верит.
навстречу. Он остановился и стал ждать. Это Гэсу первому пришла в голову
мысль о налете на Блюма.
прикурить. Они прислонились к красной кирпичной стене и курили; сигареты
белели на черном фоне подбородков. Биггер смотрел на восток, где солнце
разгоралось ослепительной желтизной. В стороне по небу плыли разорванные
белые облака. Приятно было попыхивать сигаретой, ни о чем определенном не
думая. Внимание скользило, задерживаясь на незначительных уличных сценах.
Он машинально провожал взглядом каждую машину, проносившуюся с шуршанием
по гладкому черному асфальту. Прошла мимо женщина, и он смотрел на ее
покачивающиеся на ходу бодра, пока она не скрылась в подъезде. Он
вздохнул, почесал подбородок и сказал негромко:
Четкие контуры стального и бетонного мира расплылись зыбкими волнами. Он
моргнул, и мир снова сделался твердым, машинным и ясным. Какое-то движение
в небе заставило его поднять голову; он увидел узкую белую ленту,
извивающуюся в глубокой синеве.
ПОКУПАЙТЕ... Самолет летел так высоко, что временами терялся в слепящем
свете.
вздохнув.
волоча за собой длинный белый пушистый хвост, ложившийся завитками, точно
выдавленная из тюбика зубная паста; завитки разбухали, редели по краям и
медленно таяли в воздухе. Самолет выписывал второе слово: ГАЗОЛИН...
задумчиво, как будто обращаясь к самому себе.
снял кепку, низко поклонился и произнес с притворной почтительностью:
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Белов Вольф
Рыбаков Вячеслав