Чтение 3–й страницы книги ~Стилет~

— Сейчас посмотришь! — скривился Денди Ник. Лицо его то и дело покрывала испарина.
Маттео жестом приказал им замолчать. Он неотрывно смотрел на дверь, и остальные тоже уставились туда.
Наконец она открылась, показались два детектива, за ними — Динки Адамс. У порога он споткнулся, и охранник, шедший сзади, подхватил его под руку.
— Это же Динки Адамс, сукин сын! — Большой Датчанин даже вскочил со скамьи и перегнулся через барьер.
Судья призвал к порядку, стукнув молотком.
Тем временем свидетель сделал еще несколько неверных шагов… Вдруг лицо его исказилось мукой. Он снова споткнулся, посмотрел на судей, перевел взгляд на подсудимых… Пошевелил губами, будто силился что-то сказать, но не издал ни звука. Тонкая струйка крови выбежала из уголка рта, потекла по подбородку. Взгляд его остановился, на лице застыла страдальческая маска. Он стал медленно оседать, хватаясь за рукав пиджака Беккета. Потом пальцы разжались, обессиленные, и он рухнул на пол.
Поднялась паника. Люди вскакивали с мест. Судья стучал молотком, тщетно пытаясь утихомирить зал.
— Закрыть двери! — заорал Стрэнг.
Большой Датчанин повернулся к Маттео, собираясь что-то сказать.
— Тихо! — процедил тот сквозь зубы. Лицо его было непроницаемо, и только глаза торжествующе светились.
* * *
Когда Чезарио вернулся к конторке, клерк поднял голову, улыбнулся и протянул документы:
— Ваши бумаги, мистер Кординелли. Пожалуйста, подпишитесь вот здесь.
Чезарио черкнул свое имя, забрал бумаги.
— Благодарю вас, — проговорил он и не торопясь вышел. Когда он очутился снаружи и яркий дневной свет ударил в глаза, грудь все еще сжимал металлический обруч, тесня дыхание. Барбара помахала из машины.
Чезарио засмеялся и тоже помахал ей бумагами: белой вспышкой они блеснули на солнце. Он пересек площадь и подошел к автомобилю..

— Поздравляю, князь Кординелли! — сказала она, озорно и пленительно улыбаясь.
Он снова засмеялся и, садясь за руль, возразил:
— Дорогая, ты просто не читала этих бумаг. Князя Кординелли больше не существует. Отныне я — просто мистер Чезарио Кординелли.
— Просто Чезарио? Превосходно! Так даже лучше. И для нашего путешествия больше подходит.
Выруливая на дорогу, Чезарио покосился на нее.
— Смеешься надо мной?
— Нет-нет, что ты! — поспешно возразила она. — Я горжусь тобой и радуюсь.
Они свернули за угол, и он слегка, вздохнул: отпустило мучительное давящее ощущение в животе.
— Будь добра, прикури мне сигарету, — попросил он, чувствуя, как по телу разливается тепло.
Она подала ему сигарету и продолжала беспечно болтать:
— Что станется с моей мамой, когда она узнает: я на целую неделю отправилась в путешествие с мужчиной, даже не обрученным со мной?..
Он краем глаза наблюдал за ней и видел, как она улыбается.
— Я думаю, твоя мама не Узнает. А раз так, ничего страшного с ней не случится, — парировал он.
— Быть может, она бы поняла меня, — не унималась Барбара, — если бы а встречалась с князем, с европейцем. Но с обыкновенным мистером…
— Знаешь, что я думаю? — перебил он.
— Не-ет… — она удивленно повернулась к нему. Страшное напряжение оставило его и сменилось возбуждением, таким сильным, что Чезарио едва не застонал от боли в связках бедер и живота. Он взял ее руку и положил себе на затвердевшую плоть. Беспечная улыбка мигом слетела с ее лица. Он смотрел ей в глаза… Мгновение ей чудилось — века глядят ей в душу… Но лишь мгновение — и снова будто дымкой затянуло его зрачки.
— Так вот, я думаю, что твоя мама — сноб! — проговорил он торжественно, и они оба расхохотались.
Дорога свернула в туннель Мидл-Таун. Отсюда до аэропорта была прямая дорога. Теперь они молчали. Чезарио автоматически управлял автомобилем, а мысли его были далеко. Он думал о своем доме в Сицилии и о том, что всего несколько дней, как он возвратился оттуда, а кажется, будто прошли долгие годы…
И как это вышло, что дон Эмилио стал его «дядей»? Шейлок! Он хмыкнул про себя. Интересно, что теперь думает «дядя»?
Там, позади, остался мертвый человек. Долг выплачен. Впереди — еще двое. В счет доходов, полученных им за двенадцать лет. Три жизни за одну. Чезарио снова хмыкнул. Такими процентами должен быть доволен самый скаредный ростовщик.
Ему припомнился вечер, когда дон Эмилио посетил его, чтобы предложить свою сделку.
Глава четвертая
Чезарио подъехал к замку и остановился у парадного входа! Двор был безлюден и тих. Отворилась дверь, и на пороге появился дряхлый старик. Он узнал гостя, и радостная улыбка осветила его морщины.
— Дон Чезарио! Дон Чезарио! — вскричал он дребезжащим старческим голосом, торопясь навстречу, спотыкаясь на ступеньках и кланяясь.
— Гио! — воскликнул Чезарио, приветствуя старого слугу.
А тот уже укоризненно качал головой.
— Как же вы не предупредили о своем приезде, дон Чезарио! Мы бы приготовились к достойной встрече!
— Сам не знал, что заеду сюда, Гио, — улыбнулся гость.
— Я только на одну ночь. Завтра отправляюсь домой.
Старик помрачнел.
— Как же так, дон Чезарио? Разве ваш дом не здесь?
Чезарио смотрел на тяжелые каменные плиты, лестницей ведущие в замок.
— Да… — голос его смягчился, — все забываю. Но теперь я живу в Америке…
Гио вынул из машины чемоданы и поплелся вслед за хозяином.
— Как последние гонки, дон Чезарио? Победили? Чезарио отрицательно дернул головой.
— Нет, Гио. Пришлось прервать гонку — перегорел двигатель. Потому и заехал сюда.
Он прошел через громадный нетопленый зал и остановился перед портретом отца. Благородное лицо патриция глядело на него с холста. Война уничтожила отца духовно и физически. Он не считал нужным прятать свое презрительное отношение к немцам, и дуче приказал конфисковать его земли. Вскоре отца не стало.
— Какая жалость, что вам не повезло с машиной… — все еще сокрушался Гио.
— С машиной? Ах, да, да!.. — Чезарио развернулся и. направился в библиотеку.
Теперь он ни о чем не думал и только отмечал про себя перемены, происшедшие в замке за последние годы.
Вот так же было после войны. Он вернулся тогда и понял: прошлое исчезло без следа. Все, что у них было — и банк Кординелли, и земли, — все, кроме замка и громкого титула, перешло во владение дяди, который тем не менее не мог простить брату, что тот официально признал Чезарио своим сыном и таким образом лишил его самого права на наследование княжеского титула.
Все вокруг знали, какой мерзавец и негодяй завладел банком Кординелли, но сказать об этом вслух никто бы не решился. Чезарио вспомнил свою встречу с дядей, и горькая складка пролегла на его щеке.
— Синьор Раймонди, — Чезарио держался вызывающе надменно, — мне стало известно, что отец передал вам на хранение некоторую сумму…
Раймонди холодно прищурился. Сутулясь, он сидел за пыльным черным столом.
— Тебе сказали неправду, дорогой племянник, — проскрипел он в ответ. — К сожалению, мой брат, князь Кординелли, покинул нас, оставшись должником. Вот здесь, — он похлопал ладонью по столу, — здесь лежат закладные на земли и замок.
Он не солгал. Все бумаги были в порядке. Владельцем замка был теперь Раймонди Кординелли.
И три года после войны Чезарио жил под властью старого скряги. Приходилось выпрашивать деньги даже для того, чтобы оплатить занятия в фехтовальной школе…
В один из вечеров Чезарио был в банке, в дядином кабинете. В коридоре поднялась какая-то суматоха. Через стеклянную дверь он и увидел, как в кабинет направляется хорошо одетый седой незнакомец — и все встречные останавливаются перед ним и почтительно раскланиваются.
— Кто это? — поинтересовался Чезарио.
— Эмилио Маттео, — коротко ответил дядя, поднимаясь навстречу гостю.
Чезарио удивленно поднял брови. Имя ничего ему не говорило.
— Матйтео — один из донов Общества, — объяснил дядя. — Только что из Америки.
Чезарио усмехнулся.
«Общество» — название мафии. Взрослые люди, а играют, как мальчишки смешивают кровь, приносят обеты, называют друг друга «дядями», «племянниками», «кузенами»… Какая чушь.
— Ничего смешного, — прикрикнул Раймонди. — «Общество» имеет большое влияние в Америке. А Маттео — из первых людей на Сицилии.
Дверь отворилась, и гость появился на пороге.
— Здравствуйте, синьор Кординелли, — проговорил он с сильным американским акцентом.
— Ваше посещение — большая честь для меня, — поклонился Раймонди. — Чем могу быть полезен?
Маттео покосился на Чезарио, и Раймонди торопливо добавил:
— Позвольте представить вам моего племянника, князя Кординелли. — И повернулся к Чезарио: — Синьор Маттео из Америки.
Маттео смотрел испытующе и как бы оценивая.
— Майор Кординелли? — уточнил он. Чезарио утвердительно кивнул.
— Наслышан о вас…
На лице Чезарио отразилось недоумение. Во время войны о нем могли слышать очень немногие — лишь те, у кого был доступ к секретной информации. То, что сказал Маттео, показалось ему странным.
— Это честь для меня, сэр.
Раймонди между тем принял величественный вид и молвил:
— Приходи завтра, и мы утрясем все мелкие расходы по твоим фехтовальным упражнениям…
Чезарио не ответил, лишь на скулах проступили желваки и потемнели от гнева глаза. Он чувствовал, как тело наливается свинцом. Сегодня старик перешел все границы. Он и без того слишком много себе позволял. Чезарио направился к выходу, спиной ощущая испытующий взгляд Маттео.
Доверительное бормотание дяди сопровождало его до дверей:
— Чудный парень. Правда, дорого обходится. Осколок прошлого — ничему не обучен, дела никакого не знает… — и голос дяди стих за дверью.
Гио растопил в библиотеке камин, и Чезарио стоял у огня со стаканом бренди в руках.
— Обед будет через полчаса, — сказал старик. Чезарио кивнул и прошел через комнату к столу:
на нем все еще стоял портрет матери. Чезарио помнил ее глаза: такие же синие, как и у него, они, однако, излучали тепло и доброту. Вспомнилось: однажды — ему тогда только что исполнилось восемь лет — он стоял у дерева в саду, поглощенный созерцанием огромной мухи, приколотой булавкой к коре. Муха жужжала и билась, тщетно пытаясь освободиться.
— Бог с тобой, Чезарио, что ты делаешь?!
Он оглянулся и, увидев мать, улыбнулся, показал пальцем на муху. Мать взглянула и вздрогнула, глаза сделались сухими.
— Прекрати немедленно! Откуда такая жестокость?! Сейчас же отпусти ее!
Чезарио спокойно выдернул булавку, однако муха осталась на месте. Быстро глянув на мать, он схватил муху за трепещущие крылья, бросил на землю и раздавил каблуком. Лицо матери стало белым.
— Зачем ты это сделал?!
Он задумался, но в следующее мгновение торжествующе улыбнулся.
— Мне нравится убивать!
Мать некоторое время смотрела на него, затем молча отвернулась и ушла в дом.
Через год она умерла от горячки, и князь взял Чезарио к себе в замок. Там у него было множество воспитателей и учителей, и ни один не оставался безнаказанным, если вдруг осмеливался делать замечания.
Чезарио поставил фотографию на место. Странное беспокойство овладело им. Слишком много воспоминаний будили эти стены. Продать замок, уехать, стать американским гражданином — единственный способ отделаться от прошлого. Отсечь единым махом, чтоб и следа в душе не осталось…
Он подумал о письме, заставившем прервать участие в гонках, отказаться от встречи с Илиной и срочно приехать сюда. Илина… Он улыбнулся. Что-то притягательное было в этих румынках из титулованного полусвета… Что ж, теперь она, верно, на дороге в Калифорнию со своим богатым техасцем. Гио распахнул дверь библиотеки.
— Обед подан, ваше сиятельство.
Тонкие белоснежные салфетки, золотистый отблеск свечей на столовом серебре, изысканные блюда… Гио мог собой гордиться. Холодный угорь нарезан ломтиками. Горячие креветки на пару стояли в кастрюльке над жаровней на отдельном столике.
Одетый в красно-зеленую ливрею дворецкого, старый слуга стоял в ожидании, придерживая спинку кресла, во главе длинного пустого стола, покрытого белой скатертью.
Чезарио сел и взял салфетку.
— Гио, поздравляю. Вы просто добрый гений!
— Благодарю, ваше сиятельство, — ответил тот с достоинством, откупоривая бутылку «Орвието». — В старые добрые времена у этого стола собиралось за обедом множество гостей…
Чезарио пригубил вино и кивнул. Старые добрые времена… Но жизнь идет, и времена меняются. Даже для таких, как Гио.
Он окинул взглядом длинный пустой стол…
Глава пятая
Да, теперь было вовсе не то, что после войны. Тогда не обращали внимания на убранство стола и были рады, если на нем появлялась хоть какая-то еда. Однажды поздним вечером его навестил Маттео. Это было в тот самый день, когда они познакомились в кабинете дяди. Чезарио сидел за этим же столом и ел хлеб с сыром. Перед ним, просто на деревянной столешнице, лежали яблоки. Донесся шум подъехавшей машины, и Гио отправился узнать, кто приехал.
— Синьор Маттео просит принять его, — доложил он через минуту.
Чезарио кивнул. Вскоре Маттео вошел в комнату. Быстрым цепким глазом охватил все сразу: голый стол, железная посуда, скудная еда. Но в лице — ничего не изменилось, оно было непроницаемо. Чезарио пригласил его к столу. Тот сел напротив, но ужинать отказался — он уже перекусил. Чезарио был спокоен. Он принадлежал к элите, для которой богатство не имело особого значения. Бедность могла раздражать, вызывать досаду, но не могла его унизить — ни в глазах других людей, ни в его собственных. Его высокое положение было незыблемо.
Гио убрал со стола и вышел. Чезарио откинулся в кресле, вонзив в яблоко зубы.
Маттео внимательно всматривался в его утонченное лицо: оно было бы совсем мальчишеским, если бы не холод в темно-синих, почти черных глазах. И еще твердые скулы и кисти рук — сильные и сухие, красивой формы.
— Вы говорите по-английски, майор? — спросил он.
— Перед войной я учился в Англии.
— Прекрасно! Тогда, если вы не против, будем изъясняться на английском. Мой итальянский, видите ли… Я ведь уехал из Италии еще трехлетним ребенком…
— Не возражаю.
— Если не ошибаюсь, мой визит вас несколько озадачил?
Чезарио молча кивнул.
Маттео проделал в воздухе жест, как бы указывая на окружающий их замок.
— Отец частенько рассказывал о чудесах замка Кординелли… Бывало, в деревне любовались огнями фейерверков, которые здесь устраивались по праздникам.
Чезарио доел яблоко и бросил огрызок на стол.
— Все стало добычей войны, — пожал он плечами.
— Или добычей вашего дяди? — Маттео стремительно подался вперед.
Гримаса отвращения на миг исказила лицо Чезарио.
— Этот ростовщик!.. — процедил он. — Да, теперь все это в его руках.
— Пока он жив… — гость неотрывно глядел ему в глаза.
— Люди, подобные ему, слишком жадны, чтобы умереть.
— Таких субъектов американцы называют «шейлоками», по имени одного скряги из известной пьесы, — Маттео поддержал шутку Чезарио.
Тот усмехнулся:
— Шейлок! Как к нему подходит! Назвали, что припечатали.
С таким видом, будто речь идет об обыденных вещах, Маттео продолжал:
— Ваш дядя одинок… Кроме вас, у него нет никаких родственников. А между тем на его счету в банке — ни много, ни мало — двести миллионов лир.
Чезарио бросил на него быстрый взгляд и внезапно увидел в незнакомом старом человеке… себя.
— Я думал об этом, — проговорил он, мгновение помешкав. — Такая свинья дышит — только небо коптит… Но если я его убью?
Маттео понимающе кивнул.
— Верно… — он помолчал. — Но представьте, вдруг дядя умирает в тот момент, когда вы находитесь где-нибудь среди людей, скажем в двухстах метрах отсюда, в фехтовальном зале… Тогда все, чем он владеет, досталось бы вам, не так ли?
— Гио! — крикнул Чезарио, поднимаясь из-за стола. — Мы перейдем в библиотеку. Принеси нам бутылку «Наполеона».
Когда дверь за слугой затворилась и они остались одни перед наскоро растопленным камином, Чезарио без обиняков обратился к гостю:
— Синьор Маттео, зачем вы пришли? Маттео тонко улыбнулся и попробовал вино.
— Я многое знаю о вас, майор…
— Вот как?

— Думаю, вы помните период перед вторжением союзных войск в Италию? Я и один из моих соотечественников представили американскому правительству список людей, которые могли помочь подготовить операцию по высадке союзных войск. Это были представители подполья, начавшего действовать еще до первой мировой…
Чезарио молчал.
— Вы были одним из офицеров, направленных командованием итальянской армии для установления связи с девятью из упомянутых мной людей. Вами убиты пятеро из них.
— Они отказались сотрудничать, — перебил Чезарио. — Я все описал в отчете.
Маттео усмехнулся.