Чтение 3–й страницы книги ~Должность во вселенной~

"...первичность действия S, а тем и его физических носителей квантов h, математически очевидна: это непроизводная величина. Энергия E=dS/dt есть производная от S по времени, импульс P=dS/dr - производная от действия по расстоянию, сила F=dS/drdt - производная от него по тому и по другому... но само действие мы не можем так произвести ни от каких физических величин. Другой довод в пользу первичности - то, что без квантов действия h невозможно описание микромира. Не напрасно h называют "владыкой современной физики" (О. Д. Хвольсон).

Но является ли величина h==6,626X 10-27 эргХс действительно Богом или природой установленной константой? Не вернее ли полагать (вслед за Я. И. Френкелем), что из-за обилия этих элементарных актов-действий в природе мы измеряем среднее значение, относительно которого индивидуальные h-кванты статистически рассеяны: есть и меньше, и больше, и даже очень меньше и очень больше. А поскольку Вселенная велика и разнообразна, то в ней могут быть области, где реализуются мелкие против "наших", или, наоборот, крупные кванты h. Для нас и любых других существ, порождений h-материи, мир выглядел бы одинаково при любых величинах квантов: важно их количество, а не значение в эрг-секундах. Но если соседствуют области с разными h, это обнаружится новыми законами и явлениями.

Во-первых, должен проявлять себя следующий закон сохранения материи-действия: в равных геометрических объемах произведения числа Х квантов п на их величины h равны:

S1=n1h1=n2h2=S2. (1)

Но при этом для внутренних наблюдателей, для которых счет размеров объектов и длительностей событий идет, повторим, в "штуках", а не в величинах h, физические размеры объемов окажутся различны. Где кванты мельче, а число их больше, больше и физического пространства-времени. Там могут вместиться более крупные объекты и произойти - за внешне малое время - более долгие события.

Во-вторых, на границе областей, с разными h создастся НПВ, Неоднородное Пространство-Время. Особенностью его будет наличие силового поля чисто математической природы. Действительно, смысл приведенной выше дифференциальной ф-лы для силы F в том, что между отстоящими на Дг друг от друга в пространстве и на Дt во времени участками есть не равный нулю избыток действия ДS:F= ДS/ДгДt При этом если ДS= S2-S1=0, то в обычном мире силы f нет. Но в НПВ для равных между собой S1 и S2 мы вправе написать это выражение так:

FНПВ=S2/Дr2Дt2 -- S1/Дr1Дt1 (2)

При этом, поскольку по закону (1) произведения в знаменателях Дr1Дt1 и Дr2Дt2 не равны между собой, то сила F - а следовательно, и силовое поле - будет!

Так как в квантовой электродинамике с h наиболее явно связаны электрические заряды и электрическое поле, то в переходной зоне НПВ оно и будет таким".

Из брошюры д. ф.-м. н. В. В. Пеца "К теории материи-действия. (Обобщение на случай временного кванта h)".

Невысокий плотный мужчина в темном пальто с поднятым каракулевым воротником, в пегой пыжиковой шапке неспешно шагал через заснеженное, изрытое ямами поле. Позади остались девятиэтажные корпуса жилмассива, слева виднелись дощатые заборы и одноэтажные дома среди голых деревьев, справа дымящейся серо-стальной лентой вилась в сторону города река Катагань. На этом берегу ее, на разбитом обледенелом шоссе ревели самосвалы и грузовики.

Ему тоже следовало бы добираться по шоссе, так объяснили: шагайте, пока не упретесь в проходную. Но там было шумно, противно: под ноги смотри, от машин уворачивайся - и оглядеться некогда. Валерьяну же Вениаминовичу на первый раз хотелось именно осмотреться внимательно и не торопясь; впоследствии, он это понимал, такая возможность, появится не скоро.

Поэтому он как слез с автобуса, так и повернул прямо в поле. Заблудиться он не мог, ориентир был перед глазами: шесть пар цеплявшихся за тучи голубых аэростатов по краям да четыре, еще выше их, в центре, держали незримый издали проволочный шатер. Сам Шар на фоне серого зимнего неба был виден смутно - только темнело его ядро и темная щетина далекой лесополосы за ним была в этом месте как бы вмята. Сначала Пец шел по нетронутому снегу - благо неглубокому, в ботинки не набивался; затем набрел на тропинку среди ям. Впереди по правую сторону нервно фырчал канавокопатель, дальше рабочие с помощью автокрана выкладывали в нитку трубы. "А работы-то развернулись",- с некоторой ревностью отметил он.

...Не без душевного трепета - хоть и останавливаясь, чтобы не спеша и внимательно обозреть местность, стараясь не особенно глазеть издали на то, что видел на многих снимках,- но не без душевного тем не менее трепета приближался Валерьян Вениаминович к объекту, работами в котором ему отныне надлежало руководить. Поднявшаяся после укрощения Шара шумиха поначалу задела Пеца только краем, приятным краем. Его теория была упомянута в сообщении ТАСС и, более развернуто, в статьях центральных газет. (Не обошлось и без курьезов: одна газета, не разобравшись, известила мир, что Шар создан катаганскими инженерами по теории и замыслу профессора Пеца). Его тощая ротапринтная брошюра была немедленно перепечатана в одном научном и двух научно-популярных журналах. Ученый совет Саратовского университета выдвинул его кандидатуру в члены-корреспонденты Академии наук, и на днях он узнал, что избран единогласно. Были и звонки из редакций, приглашения выступить по радио и телевидению, приезжали на кафедру и домой брать интервью... Словом, было все, что еще лет десять назад доставило бы ему искреннее удовольствие.

Но главное было не это. Главным было то, что его "теория" - в уме и сейчас именовал он ее именно так, в кавычках,- его игра ума, на которую он не тратил много сил, подтвердилась. И еще как! "Ну, а этому-то ты рад?" - спрашивал он себя. И как ни копался в душе - выходило, что не очень. Скорее, было не по себе, проявлялась озабоченность: не породит ли это проблем больше, чем разрешит?.. Потому что проявил себя слепой случай, стихия: блуждал в просторах Вселенной сгусток уменьшенных квантов, увлекаемый и отталкиваемый разными сочетаниями электрических полей туманностей и звезд, оказался вблизи Земли, потом - вблизи какой-то прорехи в слое Хевисайда, в прошлом году активного Солнца они были часты. Попал в атмосферу, приблизился к почве, начал куролесить. Точно так Шар мог оказаться вблизи Венеры, Плутона, Марса, у иной звезды... Слепая стихия, от которой никогда не знаешь, чего ждать!

За пятьдесят пять лет жизнь изрядно помотала Валерьяна Вениаминовича, не раз переворачивала его с боку на бок, роняла с высот в каменистые низины. У него были основания не любить стихии. Беспризорник, потерявший в 20-м году родителей, затем детдомовец, он бедовал со страной и рос со страной. Только выправился, окончил рабфак, затем институт, начал достаточно, чтобы одеться и есть досыта, зарабатывать,- война. Командиром взвода связи на Западном фронте, который был чем угодно, только не фронтом, попал в окружение в болотах Полесья, а затем, больной и истощенный, и в плен. Пропадал за колючей проволокой; немного придя в себя, бежал; был пойман, доставлен обратно ("в состоянии пониженной трудоспособности", как сказано в сопроводительной бумаге немецкой полевой жандармерии) и отправлен в спецлагерь Вестербрюкен "на обработку". С двумя заключенными бежал и оттуда, на сей раз удачно. Пробрался в оккупированную Белоруссию, нашел партизан, голодал и мок, подрывал и мерз, убивал и был ранен.

Кончилась война, вернулся в физику. Но из-за пребывания в плену к серьезным экспериментальным работам не дали допуска; путь был открыт только в теорию. Как ни странно, но именно в теории поля, отвлеченной тогда области матфизики, у него прорезались способности, получились результаты - так что в этом случае стихии вроде бы вынесли Валерьяна Вениаминовича на хороший путь. Успех, впрочем, был умеренный: кандидатская диссертация и место ассистента на кафедре физики в Харьковском технологическом. К тому же началась кампания "русского приоритета". Он был самый что ни на есть русский и всегда "за" - но ершист, горяч, верил в немедленную справедливость, не страшился вступать в спор, в том числе и с начальством, и на рискованные темы. Декан факультета обвинил его, что в диссертации он протащил реакционную общую теорию относительности Эйнштейна и идеалистические взгляды Дирака, а заодно - используя фамилию и не совсем рязанскую внешность Валерьяна Вениаминовича: прямой нос, черные в то время волосы, крутой, выразительной лепки лоб, четкий подбородок - ив том, что он скрывает свою национальность. Уволили. Пец подал в суд. Суд после разбирательства склонялся восстановить. Тогда декан встал и сказал:

- Товарищи, у нас закрытая тематика. Как мы можем держать на кафедре человека, который дважды бежал из лагерей?!

За что Валерьян Вениаминович, поддавшись порыву (опять стихии!), тут же в кровь разбил ему физиономию, тем доказав, что держать такового Пеца на факультете действительно не следует.

Уехал с женой в Алма-Ату, где с научными кадрами было туго и к тонкостям не придирались. Там написал докторскую диссертацию, преподавал, прошел по конкурсу на заведование кафедрой в пединституте в Самарканде, перебрался туда. Он был лекарством для души - древний, видавший все и переживший все, мудрый и скептический Восток. Валериан Вениаминович отошел, увлекся горным туризмом, древнеиндийской и древнекитайской философиями и даже полюбил, наконец, свою теоретическую деятельность - скорее всего за отрешенность ее от жизненной суеты. На суету уже не доставало ни охоты, ни сил.

Теория пространств с меняющимися квантами h была его увлечением последних лет, сначала в Самарканде, потом в Саратове, куда пришлось перебраться из-за ухудшившегося здоровья жены. Он строил эту "теорию" дома, после лекций и кафедральных дел, строил для себя, для души, не рассчитывая на признание и резонанс; даже приговаривал, адресуя себе слова, кои в "Ревизоре" городничий высказал зарвавшемуся Держиморде: "Не по чину берешь!" Действительно, не по "чину" ему, скромному провинциальному профессору, была эта сверхидея для корифеев. Но что поделать, если она пришла в голову именно ему и если в работе над ней он более всего чувствовал себя человеком! С результатами он знакомил только немногих людей, чье внимание ценил. Один из них, доцент кафедры астрофизики Варфоломей Любарский, хоть и оспаривал многое, но все-таки подбил Пеца размножить рукопись на университетском ротапринте: не пропадать же работе!

Корнев в разговоре со Страшновым, пожалуй, напрасно аттестовал теорию Пеца как "сумасшедшую". То есть применительно к самим идеям может быть и так, но по отношению к автору ее - ни в коей мере. Напротив, эта теория выражала совсем другие черты Валерьяна Вениаминовича: основательность и скептицизм. Взгляд, что "мировые постоянные" не всегда и не всюду постоянны, безусловно, излишне волен для присяжного физика и преподавателя - но для материалиста-диалектика естественен: все меняется. Основательность же вообще была созвучна натуре Пеца; недаром и в художественной литературе он наиболее ценил сочинения великих 'романистов, умевших так развернуть, исследовать и исчерпать тему, что другим ничего не оставалось прибавить. По этой же причине, когда начала приобретать сторонников в физике идея "материи-действия", он не устремился вместе с другими - в жажде опубликоваться и снискать - на верхние этажи строящегося здания новой теории, а начал придирчиво простукивать у этого здания фундамент и стены: а глубоко ли? а прочно ль? а не выйдет ли, как прежде-пока этажей мало, идея-фундамент держит, а как нагромоздится большое скопление фактов и несогласующихся выводов - трещина, авария, обвал? Кризис физики. И ничего, хорошо даже, что его обобщение на случай переменного кванта пока не злободневно: можно работать спокойно, не насилуя мозг и душу гонкой, подгонкой и сиюминутным соответствием. Когда-нибудь и эта проблема всплывет, окажется злой. Потомки скажут спасибо.

Валерьян Вениаминович и в мыслях не держал, что проблема окажется злой при его жизни. Да еще так всерьез. Ну пусть бы обнаружили в галактических просторах, в звездах какие-то там спектральные феномены, кои только и можно объяснить через изменение кванта h; или в сверхускорителях что-то такое мелькнуло... И того, и другого хватило бы за глаза и для признания, и для шумихи, для избрания в Академию - и, главное, ни к чему особенному не обязывало бы. А тут: громадный Шар, с одной стороны, опасный катастрофами, а с другой - пригодный для устройства в нем целого НИИ... Вот что всегда настраивало Пеца против стихий, так это отсутствие у них чувства меры.

Задумавшись, Валерьян Вениаминович не сразу осознал, что шагает с некоторым усилием и наклонясь вперед, будто поднимается в гору. Он остановился, огляделся: да, теперь он шел в гору, хотя минуту назад никакой "горы" перед ним не было. Серо-желтые дома массива переместились вниз, снежное поле накренилось; два ближние аэростата грушевидно исказились и нависали над ним.

Пец вернулся метров на пятьдесят назад, наблюдая, как все восстанавливается в горизонтальной плоскости и в обычных пропорциях: снова зашагал к эпицентру, туда, где снежное поле разлиновали косые штрихи и столбы проволочной изгороди. Вскоре он ощутил, что в корпус ему ударяют время от времени мягкие, но плотные порывы ветра, а земля под ногами слегка покачивается. "Порывы - это перекачка, понятно. А почву что шатает?.. Внешний ветер отдувает аэростаты, смещает сеть и Шар - и меняется вектор гравитационного поля?.. Но почему около Шара искривляется поле тяготения?! Не понимаю".

Валерьян Вениаминович поднял голову, следя за стальным канатом, уходившим откуда-то справа в серую мглу. "Этот инженер остроумно придумал - заэкранировать Шар сетями и держать его, как бычка на веревочке. Но что ни говори, а его сети экранируют предсказанное мною электрическое поле без заряда, от переходной области НПВ. С этим полем у меня здорово получилось, есть чем гордиться! Другие свойства пространства-времени с меняющимися квантами предугадать легко, любой бы дошел, а вот поле, обнаруженное по знаменателю формулы,- это не на поверхности. Высокий теоретический класс!" У него поднялось настроение.

Изгородь приблизилась. Пец прочитал фанерное объявление на столбе:

ВНИМАНИЕ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА!

Проход строго воспрещен! За нарушение -- штраф

Рядом за колючей проволокой ззияла метровая дыра. В нее и вела тропинка. Валерьян Вениаминович пригнулся и осторожно, чтобы не зацепить пальто, пролез. "Исторический момент,- иронично отметил он.- Первооткрыватель Шара проникает в Шар".

Распрямился, сделал шаг; его качнуло. Пец остановился, осмотрелся - и почувствовал головокружение. Мало того что оставшиеся позади дома, шоссе, река оказались глубоко внизу и как-то расплылись, сделались туманно-серо-желтыми, но и снежное поле впереди, еще секунды назад поднимавшееся в гору, теперь загибалось вниз - чем дальше, тем круче. Ушло вниз и далекое ярко-оранжевое игрушечное зданьице в два этажа, с сарайчиками-ангарами возле, со строящейся поодаль кривой кирпичной трубой и фигурками рабочих около. Справа и слева местность тоже заваливало. Валерьян Вениаминович стоял, будто на пятачке, на вершине. Он сделал шаг, другой - и чуть не упал. Идти было невозможно: это для глаз все впереди уходило вниз, а искривленное в сторону Шара тяготение выворачивало местность по-прежнему "вверх", на подъем. Зрительные ощущения Пеца вступили в болезненный спор с чувством равновесия: глаза заставляли корпус откидываться назад, а для шага надо было податься вперед.

"Что за чепуха! - Пец двинулся, сердясь на себя,- Ходят же люди, вот и тропинка - а я что за цаца!"

В этот момент дунул ветер. Воздух шатнул Валерьяна Вениаминовича, взметнул порошу; качнулась под ногами тропинка. Он увидел, как предметы по стронам заколыхались, будто были погружены в прозрачное желе. "Ну и ну..." Он сделал еще несколько шагов, балансируя руками. Снова качнуло местность. Поле перед ним с каждым шагом запрокидывалось круче. "Все правильно, я прохожу область краевых искажений".

Но он ее не прошел, эту область. Тело взмокло, желудок вел себя самостоятельно, ноги дрожали, сердце замирало - все признаки укачивания. Пец опустился на' снежный холмик: пейзаж вокруг сразу выровнялся, сделался почти нормальным. "Ну, ясно,- он снял шапку, подставил ветру разгоряченную голову,- у почвы кванты почти обычные, а чем выше, тем они мельче, искажения сильнее. Здесь хорошо бы иметь глаза на ногах..."

Через минуту он пришел в себя, встал. Впечатление было необыкновенно сильным! он будто воспарил над накренившейся и завернувшейся краями вниз местностью. Пришлось обратно сесть.

Валерьян Вениаминович чувствовал растерянность и унижение. "И стыдно, и смешно, и ноги не идут... первооткрыватель! Еще покачивания эти - неужели нельзя было жестче натянуть канаты?.. И ведь я все фокусы НПВ понимаю. До чего, оказывается, ничтожно мое теоретическое знание, если по ощущениям я переживаю то же, что пережила бы забредшая сюда корова! Да корове и легче бы пришлось-у нее четыре ноги, глаза ниже. Что же мне, к подчинђнным на четвереньках добираться?!"

Он рассердился всерьез, поднялся, глядя только под ноги. "Ну, хватит, возьми себя в руки, директор! Хорошо еще, не видит никто.

Я действительно знаю, что все это иллюзии неоднородного пространства, нет здесь ни провала, ни подъема. Я знаю и больше, что необязательно знать в однородном мире: пространство вокруг меня и во мне, во всем - мощная упругая среда, воспринимать как реальность надо не пустячные неоднородности в ней - домики, поле, деревья, канавы - а его самое. Пространство-время. Я в нем - как рыба в воде. Ну, вперед!"

Он зашагал - сначала балансируя руками, потом ровнее, спокойней. Обморочно покачивалась окрестность, кривлялись контуры строений, изгибалось поле... Но реальность была вокруг и в нем, основная, постигаемая рассудком реальность. Вскоре идти стало почти так же легко, как и перед Шаром.

"А что? - сказал себе Валерьян Вениаминович, отирая платком лицо.-Ты полагал, что если прошел войну, сделал научную карьеру и сочинил теорию, то уже познал жизнь? Нет, похоже, это еще впереди".

Вдали на тропинке показался человечек; он шел, быстро-быстро перебирая коротенькими ножками. "Еще исторический момент: встреча с первым сотрудником!" Завидев Пеца, человек остановился, поглядел по сторонам, снова двинулся вперед, ненатурально быстро вырастая в размерах. Его тоже пошатывало на ходу.

Вблизи Первый Встречный Сотрудник оказался приземистым мужчиной в зеленой армейской стеганке, в сапогах и в кубанке с синим верхом; через плечо был перекинут бунт ВЧ-кабеля в голубой хлорвиниловой оболочке. Из-под кубанки выбилась рыжеватая челка. Рыжими были и брови, и короткие щетинистые усы на обветренном докрасна лице. Голубые глазки недобро и настороженно глянули на Валерьяна Вениаминовича. Сотрудник явно был не в восторге от исторической встречи, хотел пройти мимо. Но Пец его остановил:

- Это куда же вы несете?

- А вам что за дело? - сипло сказал сотрудник.

- А то, что материальные ценности надо выносить через проходную. И по пропуску.

- А может, он у меня есть, пропуск. А так мне короче.

- А есть, так покажите,- с нарастающим отвращением к диалогу потребовал Пец.

- Чего-о? - Мужчина взглянул, будто примериваясь.- Да кто ты такой?

- Директор новый. Так как насчет пропуска?

-Директор...- В голубых глазках Сотрудника возникло смятение. Какой-то миг он колебался, не свалить ли ему Пеца ударом кулака и не кинуться ли в бег. Но- понял, что влип, раскис лицом и голосом.- Товарищ директор, так я ж... так мне же разрешили...

- Ну, ясно! - Теперь и у Валерьяна Вениаминовича был такой вид, что сам того и гляди врежет.- Поворачивай. Неси обратно, ну!

Мужчина понуро брел впереди, бормотал: "Вот тебе и на... так ведь я же ж в первый и последний раз!.." Пец шагал за ним молча, только в уме матерился так густо, как не приходилось с военных времен. "Ну, начинается научная работенка, и в бога, и в душу, и в печенку!.. С первым успехом, товарищ член-корреспондент: несуна поймал, распро..! Засужу шельмеца, чтоб другим неповадно было. Ах, не следовало соглашаться на директорство! Завом теоретического отдела или там замом по науке - это пожалуйста. А ведь теперь надо быть и недреманным оком, и погонялой, и пробивным дядькой - кем угодно, только не мыслящим исследователем".

- Иди, не озирайся! - рыкнул он на Сотрудника, который оглянулся, хотел что-то сказать.- Как фамилия, кем работаешь?

- Ястребов я, механик-монтажник. Я ж, не на продажу, товарищ директор! - запричитал тот сипло.- Я ж для себя... И он списанный, этот кабель, еще от авиаторов остался. В конце концов, я мог и иск предъявить, мне советовали: разве для того я отвалил семь сотен за телевизор, чтобы он из-за вашего Шара ничего не показывал? У соседей через два двора показывает, а у меня ничего. Вот и хотел нарастить антенну, отвести ее в сторону...

"Хм, еще один фокус Шара: радионепрозрачность. С чего бы?.."

- Где живешь?

- Да вон там, на Ширме,- обернувшись, указал вдоль тропинки механик - А телевышка как раз за Щаром.

"Это непонятно. В Шаре пространство как пространство, вышка остается в пределах прямой видимости, радиоволны должны проходить. Ну, в пути до центра Шара они сокращаются - так ведь затем удлиняются, все симметрично. Или там в глубине есть что-то, что отражает?.. Непохоже".

Дальше шли молча, все внимание отнимала дорога: путь" преграждали многочисленные трубы, выложенные в разных направлениях, выгнутые, сваренные. Так они приблизились к сарайчикам, которые оказались не такими и маленькими: полутораэтажные строения с арочными крышами. "Ремонтные ангары для легких самолетов",- понял Пец. Из ближнего донесся визг циркулярной пилы, из соседнего - стук движка; там вспыхивали голубые блики сварки.

За ангарами находился двухэтажный дом, который издали казался ярко-оранжевым; он был из красного кирпича. Крышу его венчала метеобашенка с флажком и стрелкой ветроуказателя. Флажок висел на нуле, только изредка колебался.

Площадка перед домом была заставлена контейнерами, ящиками, снег истоптан.

Пец остановился, огляделся: окрестность отсюда заваливалась равномерно во все стороны. Над головой висела тьма с сумеречно серыми краями.

Механик Ястребов стоял рядом, опустив голову,- переживал. Валерьян Вениаминович задумчиво глядел на него. Тот поднял глаза, криво усмехнулся: мол, что ж, теперь воля ваша.

- Ладно,- молвил Пец,- отнесите кабель на место, и на первый раз все. Не вас пожалел, не хочу с этого начинать. А еще замечу - безусловно, под суд. И это припомню. Ступайте.

- Спасибо, ой, спасибо вам... не знаю, как вас?

- Валерьян Вениаминович.

- Ой, спасибо. Валерьян Вениаминович! Да я ж никогда и ничего!..

Механик радостно направился к ангару. А Пец, смеясь в душе над собой: сибарит, ушел от скандала, нервы свои пожалел...-вошел в здание.

III

В коридоре первого этажа гуляли сквозняки, пахло маслом и горелой изоляцией; где-то гулко били по железу. На втором этаже было чище, уютней. Обшарпанные дермантиновые двери украшали новенькие таблички: "Бухгалтерия", "Главный энергетик", "ПКТБ", "Директор" (Пец подергал двери: заперты), "Отдел снабжения". Из-за последней двери слышался нестройный гул.

Валерьян Вениаминович вошел - прямо в галдеж, перемешанный с сизым дымом. В обширной, на три окна комнате людей было не так и много, но все они - и сидящие за столами, и стоящие возле - переговаривались.

- Альтер Абрамович, когда же придут ртутные вентили? Ведь разнарядка давно утверждена!

- Мы запрашивали Дубну. Обещают во втором квартале.

- Послушайте, или мне курированием заниматься, или снабжением!..

- Надо ставить вопрос перед Вериванной, а Вериванна...

- Если во втором квартале, так вполне могут и 31 июня отгрузить.

- Да в июне тридцать дней, побойтесь бога!

- При чем здесь бог, о чем вы говорите! Они все могут.

- Э, что Вериванна! Надо ставить вопрос прямо перед товарищем Документгурой. А уж товарищ Документгура...

"Ну, шарага!..- прислоняясь к косяку, подумал Пец.- Как ни в чем не бывало... А чего ты ждал? Чтобы они обсуждали здесь теорию неоднородных пространств? Снабжение - всюду снабжение, Х действительно, могут и 31 июня отгрузить".

Троекратно с непривычной размеренностью прозвенел телефон. Грузный мужчина со скульптурным профилем римлянина и скептическими еврейскими глазами взял трубку:

- Давайте, жду... Рига? Алло, Рига!.. Здравствуйте, товарищ Коротков. Почему не отгружаете нам высоковольтные трансформаторы?.. Как кому, как куда! В Катагань, в филиал Института электростатики, заказ номер 211... Что? Ничего не понимаю. Тише, товарищи, я с Ригой разговариваю!

В комнате стихли.

- Мы давно вам перечислили все сполна,- упрекал мужчина собеседника в Риге дребезжащим баритоном,- а вы... Что-что?.. Бог с вами, товарищ Коротков, какая я девушка? С вами говорит заведующий отделом снабжения Приятель, мы же не первый раз беседуем. Что?! Вы не Коротков, вы его секретарша? Коротков будет через час?..

Он с отвращением бросил трубку. Кто-то фыркнул. Кто-то сочувственно покачал головой. "Ага,- приободрился Пец,- специфика все-таки себя показывает!

- Невозможно работать,- сказал Приятель плачущим голосом.- Ну просто совершенно невозможно работать! - Он поднял глаза к двери, увидел кого-то входящего.- Александр Иванович, как хотите, но я в таких условиях бесперебойного обеспечения не гарантирую. Невозможно вести переговоры с поставщиками! Я ему, понимаете, о трансформаторах, а он: "Не щебечите, девушка!" Это я девушка, я щебечу. И в заключение оказывается, что баритон, который я принял за коротковский, принадлежит его секретарше, у которой на самом деле дискант. Как вам это понравится?

Валерьян Вениаминович оглянулся: рядом стоял рослый шатен с веселыми глазами и прямым мужественным носом; слушая снабженца, он обхватил нос пальцами, будто доил, потом отпустил; борт синего пиджака украшала красно-белая колодочка. Вот он какой, Корнев!

- Спасение утопающих, Альтер Абрамович,- сказал шатен,- как известно, дело рук самих утопающих. Доставайте скорее инверторы. Сейчас мы в зоне двухкратной деформации, и то трудно общаться с внешним миром. А проникнем в десятикратные и выше,- там будут диалоги уже не баритона с дискантом, а инфразвука с ультразвуком. Без инвертеров онемеем!

- Инверторы? - поинтересовался Пец.- Это вроде телемониторов, которые моменты забития гола растягивают?

- Да, только эти проще, для телефона. Те тоже привлечем, без телевизионного контроля здесь не обойдешься,- ответил Корнев, внимательно взглянув на Пеца.- А вы, простите, кто и к кому?

- К себе... и к вам,- Валерьян Вениаминович представился.

- О, я вас второй день выглядываю! Вот вы какой!

Рукопожатие. Корнев повернулся к сотрудникам. - Минуту внимания, товарищи! Как вы знаете, с нового года мы больше не филиал ИЭ, а самостоятельный НИИ НПВ, научно-исследовательский институт неоднородного пространства-времени. Позвольте представить вам человека, о котором вы, несомненно, слышали: Валерьян Вениаминович Пец, член-корреспондент Академии наук, теоретический первооткрыватель Шара и - директор нашего института!

Это было сказано звучным торжественным голосом, пожалуй, даже излишне торжественным - потому что все, кто сидел, встали, а те, кто стоял, выпрямились. Пец, обходя снабженцев и пожимая с бормотаньем "Оч-приятно!" их руки, чувствовал себя стесненно.

ГЛАВА 7

ТОЛЧОК В ОПРЕДЕЛЕННОМ НАПРАВЛЕНИИ

- Ты чего меня ударил балалайкой по плечу? - Я того тебя ударил: Познакомиться хочу.

Фольклор.

На самом деле Корнев был настроен далеко не радушно. Успех развращает даже скромного. Когда же человек сам жаждет погрязнуть в славе, искуситься властью и влиянием, погрузиться в пучину почитания, если он уже слегка вкусил - в самый раз для возбуждения аппетита - этих плодов, то для него оказывается серьезным ударом, когда обстоятельства и люди (главное, люди все эти!) отодвигают его в сторону. "Обошли!" - так воспринял Александр Иванович весть, что директором нового НИИ назначен Пец, а его кандидатура предполагается на должность главного инженера. Нет, вы подумайте: Пеца, не глядя, ставят директором, а он, человек, понявший Шар, захвативший его и доставивший из дебрей к городу, только предполагается на вторую должность! А кто откопал этого, извините, Пеца, как не он? Кто бы его знал по репринтной брошюрке! "Выходит, мавр сделал дело - мавр может удалиться? Ну, люди!.. И ладно, и пожалуйста, могу вообще уйти к чертям, вернусь в ИЭ - посмотрим, как тут управится этот профессор, будет ли себя не жалеть, вникать в каждую неувязку! Конечно, там, наверху, академикам в рот смотрят... Еще пожалеют!"

И хотя сознавал Корнев, что никудашеньки он от Шара не уйдет, за уши не оттянешь, да и быть главным инженером ничем не хуже, чем директором (кто реально окажется хозяином,; вопрос больше характеров, чем статуса), но сам факт, что вышло Не по-его, не как он представлял в мечтах, всколыхнул в нем волну самоутверждения. Так бывало всегда: вернули статью или заявку на изобретение, не повысили в должности, когда ожидал, или - это еще в студенческие годы - отвергла девушка... И всякий раз он разочарованно и зло мечтал, что все равно добьется, возвысится, совершит - и уж тогда!.. О, тогда они (или он, или она - все противоставшее) пожалеют, будут, искать его расположения. А уж он... и так далее. Конечно, эти чувства быстро проходили. И если случалось, что он потом оказывался прав делом и мыслью, достигал, совершал и возвышался (а так случалось не раз), то эти злые мальчишеские мечтания - повыламываться и благородно посчитаться - Александр Иванович никогда не исполнял, ибо глупость их была очевидна. Но и они были стимулом его действий.

(И не знал, кстати, Корнев, что не академики, которым "наверху в рот смотрят", продвинули В. В. Пеца в директора, а сработал все его лучший друг Виктор Пантелеймонович Страшнов. Он сам слетал в Саратов, познакомился с Валерьяном Вениаминовичем, убедился в его авторитете и положительности - и продвинул кандидатуру Пеца через Академию и ЦК).

К моменту прибытия Пеца чувства Александра Ивановича почти пришли в норму. Осталась настороженность, опаска уронить себя;

разумеется, было и холодное уважение к теоретической мощи профессора. Но более всего он был озабочен тем, чтобы направить развитие работ в Шаре в то русло, которое наметил и начал прокладывать.

Они разговаривали сначала в кабинете, потом прогуливались по территории; Александр Иванович показывал Валерьяну Вениаминовичу, где что есть, что как делается... У Пеца был свой план освоения Шара, умеренный академический план: сначала изучить возможность жизни и работы людей в НПВ - постепенно, начиная от внешних слоев; исследовать свойства Шара (напряженность электрического поля, градиенты неоднородности, гравитационные искажения...). Для этого следовало организовать небольшой, сотрудников на двести, институт с мощным теоретическим отделом и вспомогательными, преимущественно измерительными лабораториями. После фундаментальных исследований - эдак года через три-четыре - можно дать рекомендации и для практического использования Шара. Но то, что он узнавал от Корнева, сокрушало его планы и портило настроение.

Факт разрушения Таращанска, печальный сам по себе, для развертывания работ в Шаре обернулся несомненным благом: явление следовало принимать всерьез. Были выделены немалые суммы, открыт доступ к лимитированным материалам, изделиям - и это даже в текущем году, не дожидаясь начала нового. Соответственно и Корнев не стал медлить, дал работу проектировщикам и строителям, загрузил заказами заводы, вступил в договорные отношения с серьезными организациями... Александр Иванович не спешил информировать Пеца о договорах, откладывал это напоследок. Но они как раз подошли к участку, огороженному забором с колючей проволокой по верху; за забором слышалась строительная деятельность и лаяли собаки.

- А здесь что - питомник? - недоуменно спросил Пец.- Ускоренное выращивание чистопородных гончих?

- Н-нет,- с заминкой ответил Корнев,- здесь будет лаборатория ускоренных испытаний бортовой аппаратуры. По хоздоговору с предприятием РК-14.

- РК-14... то самое, ракетно-космическое?

- Да.

- И на какую сумму договор, на какой срок?

- На семьдесят пять миллионов, на три года. Пец только крякнул и не нашелся, что сказать.

- Оказывается, надежностные испытания сильно тормозят их разработки. Многие системы надо годами проверять в тяжелых режимах, прежде чем пускать в серию. Вот они и закупили наше ускоренное время наперед."

Собаки бодро лаяли, оповещая, что здесь секретный объект, на который они, р-р-гаф! - ни одного шпиона не пропустят.

- Собак сами добывали? - хмуро поинтересовался профессор.

- Нет, заказчики привезли. И строят сами, материалы их... В интонациях Корнева сквозило удивление, что Пец не одобряет сделку. А Валерьян Вениаминович был наслышан об этой фирме, об ее умении накладывать лапу, действуя деньгами -либо через правительство. "Не клевал тебя, парень, жареный петух,- думал он.- Подомнут - и прости-прощай широкие исследования! Ну, это мы посмотрим. И собак надо убрать". У него была застарелая, от времен, когда его ловили после побега, нелюбовь к охранным овчаркам.

Они направились к краю зоны, в сторону кирпичной трубы. Корнев шагал широко и вольно - привык. Валерьян Вениаминович Сделал каждый шаг с опаской, косился на дико искривленные пейзажи "внизу". Раздражение его возрастало: выходит, без него его 'женили - да еще на такой фирме! Вот и прикидывай: опротестовать договор - хлопотно, исполнять - может выйти еще хлопотнее. Но исполнять - все-таки дело, а отказываться - скандал, :склока, испорченные отношения... Черт знает что!

- Хорошо,- Пец решил переменить тему.- Какая здесь закономерность уменьшения кванта h с высотой?

Вопрос был прямой, как на экзамене. И Корнев почувствовал себя студентом на экзамене, студентом не из успешных. Он совсем упустил из виду этот чертов квант.

- Квант h... м-м... ну, чем выше, тем он меньше,- сказал он..

- Какие величины вы измерили? - не отставал профессор.

- Мы измерили... мы, Валерьян Вениаминович, измерили нечто большее, чем величину h,- бодро ответил Корнев.- Мы сняли барометрический закон по высоте, интересный вышел закон. С его помощью промерили изменение темпа времени до километровой высоты. Ну, а темп легко пересчитать и в квант...

Тут он по неуловимым признакам почувствовал, что внимание Пеца стало неодобрительным. "Нет, это не тот человек, которому стоит забивать баки. Надо начистоту".

- Не буду темнить. Валерьян Вениаминович,- вздохнул он, забирая нос в ладонь,- не меряли мы этот квант действия. У нас никто не знает, как его измерить.

- Вот это да! - Пец так и стал, подняв голову.- Нет, это бесподобно! А как же вы давали информацию ТАСС и газетам о соответствии моей теории? А если здесь вообще нет изменений кванта действия, что-то иное?

- Да что может быть иное, все сходится!

- Мало ли - сходится... Природа не очень-то милостива к кабинетным умствованиям. Не измерить за три месяца... ну, знаете! Ладно,- Валерьян Вениаминович снова сдержал себя,- расскажите, что вы измеряли и как.

Корнев рассказал, как они запустили в глубину Шара аэростат с барометрическим самописцем, датчиком сигналов, отсчитывали по длине вытравленного каната высоту, соотносили с ней присылаемые приборами по кабелю импульсы. Давление воздуха здесь распределено не так, как в атмосфере: до тысячи четырехсот физических метров убывает явно быстрее, а далее слабо меняющееся высотное разрежение. Время на высоте в полкилометра ускоряется примерно в сто пятьдесят раз, на восьмистах метрах - в три с лишним тысячи раз...

- Словом, ускоренного времени там завались...- рассказывая, Корнев, присел, вычертил пальцем на снегу кривую барометрического закона в декартовых координатах, кривую ускорения времени. Пец наклонился, смотрел.- Кроме того, мы поднимались на вертолете - до упора, на полтора километра. Выше винт не тянет.

- И что там? - нетерпеливо спросил Пец.

- Пространства тоже хоть отбавляй. Степень неоднородности на всех высотах умеренная, работать можно.

- А еще выше?

- Там - тьма. Сквозь нее, как мы ни глядели, ничего не просматривается: ни сеть над Шаром, ни аэростаты, ни небо.

- То есть, вы полагаете, там есть что-то непрозрачное?

- Вероятно. Какая-то черная муть.

- Муть? Не тело?

- Не похоже на тело. Понимаете...- Александр Иванович в затруднении "подоил" нос,- если присмотреться, замечаешь какие-то мерцания. Искорки, светлячки, блики... они мелькают быстро и едва различимо. - И летчик видел?

- Да.

- Значит, не иллюзии. Что-то там есть.

Валерьян Вениаминович спрашивал, слушал, вникал - и отходил. Поначалу Корнев так ему не понравился: самоуверенной бойкостью, договором этим самозванным на 75 миллионов, а в особенности тем, что не провел азбучные измерения кванта действия, что он было решил отрицательно ответить на вопрос, поставленный ему Страшновым: подойдет ли Корнев в качестве главного инженера? Какой-то оголтелый авантюрный практицизм... Но постепенно он понял, что это вовсе не практицизм околонаучного выжиги - иное. "Надо же, запросто поднялся в вертолете на полтора километра в НПВ. Дело, равное выходу в космос: кто знает, что там такое?.. И проблемы: можно ли жить и работать в Шаре - для него не существовало с самого начала. Разумеется, можно! И в теорию мою он поверил крепче, нежели я,- зачем ему еще эти кванты мерить?.. Нет, его прыть не от спекулянтского духа, скорее, от поэтического жара души. Такому и было по плечу блистательное овладение Шаром, я бы не сумел..."

- А кванты действия по высоте,- въедливо сказал он,- необходимо измерить. И не откладывая. Хитрого ничего нет, в университете на кафедре физики наверняка есть стенд или даже переносной прибор, надо одолжить или скопировать. Это же скандал!..