read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Оставшиеся пробовать пиво не выглядели разочарованными. В указанный в расписании момент времени весь отряд сидел в поезде, отходившем на Юг к Дрездену. Сергей еще не верил, что он в стране, о которой грезил последние два года. Берлин не произвел впечатления, наверное, как слишком знакомый по фоографиям и оттого, что Сергей ходил по излишне популярным местам. Но по мере того, как поезд миновал один городок за другим - городки, безостановочно перетекавшие друг в друга, городки со все большим числом пряничных домиков с маленькими окнами, Сергей все глубже въезжал в эту туманную страну. В Дрезден поезд не прибыл, а сам Дрезден, широко раскинувшийся, внезапно поглотил в себя поезд. Центральный вокзал как будто был вытеснен из этого города вверх на эстакаду.
Было уже очень жарко. Сергей присел на скамейке на перроне. От избытка немецкой речи потянуло в сон, и Сергей продремал до очередного поезда. Этот поезд, больше похожий на
русскую электричку, описывал дугу, в точности, как Эльба, по самому краю берега и влетел в 'Саксонскую Швейцарию' - страну невысоких темно-изумрудного оттенка песчаниковых гор, покрытых лесом и голых. Над той стороной крохотной речушки - гордой Эльбы - царил огромный массив Papststein и его можно было видеть еще не раз, потому что Эльба делала здесь очень крутую петлю. Проскочили туннель перед Ратеном. Городки замелькали с фантастической быстротой - две, три минуты между платформами: Rathen, Radebeul, Koenigstein, Bad Schandau... В Бад-Шандау
остановка три минуты, последняя... Тут оказался еще один, но самый последний, поезд. Городок с красноватыми домами, с собором, с ратушей остался на другой стороне реки...
Лагерь стройотряда начинался через пять метров от крохотной станции, за шлагбаумом. На правильной прямоугольной полянке стояли в два ряда шатровые брезентовые палатки. Перед ними - три вагончика, несколько пустых флагштоков. Неприметный парень, встретивший прибывших, представился как начальник лагеря, очень своеобразно - Lagerfuehrer. Сергей едва не расхихикался, когда переводил. Michael говорил на
страшнейшем саксонском диалекте, в котором шипят
везде - isch, misch, sisch... Michael шипел даже в своем имени - Mischael, но fuehrer' ом он был очень распорядительным - русских уже расписали по палаткам, обед ожидался через час, потом - свободное время. А пока Сергей с Сергеем-командиром включились в оформление бумаг, чтение приказов. Сергей с ходу переводил любой написанный текст, но с трудом, он надеялся пока, разбирал говор 'Мишаэля'. Тем временем подтянулся Herr Komissaer Гюнтер, обликом напоминавший Маркса, но огромнее. Следом подплыла
Мартина, толстая, похожая на сонную медведицу.
Немецкий обед был очень необычен - никакого супа, одно большое второе, колбаса, чай со странным привкусом. Девчонки решили, что с календулой, и он стал таковым.
Поляна размещалась посреди невысоких лесистых вершин на выходе из ущелья, в котором исчезала песчаная дорога. Командир отряда работал тут еще
в прошлом году, знал местность и предложил - "Наверху деревня, а в ней отличный кабак! Кто идет?" Пошли все, кроме Сергея, которому захотелось посмотреть телевизор.
Уже сильно стемнело, ущелье нависло и обступило едва различимыми стенами поляну и станцию. Сергею стало холодно в вагончике, он отрывался от экрана, из которого неслась беспрерывная пулеметная речь, выходил пробежаться па опустевшему лагерю. Засветились окна в домах,
разбросанных в округе, горели по-южному ярко ледяным светом звезды. Однажды Сергею привиделся среди кустов под деревьями огонек, будто блеснувший в далеком окне. Он подошел ближе - огонек приблизился, но все равно сверкал как фонарик в крошечном игрушечном домике, притаившемся среди кустов.
Ближе к полночи, больше похожий на учебный, просмотр немецкого телевидения стал поперек горла
и завершился. И к этому времени начали выходить из ущелья первые посетители кабака. Веселье удалось на славу, Сергею пеняли, что как дозарезу был необходим переводчик, и расходились долго, хохоча, по койкам.
Встали в восемь утра, к сасмому Fruehstueck'у. Ко второму же завтраку ожидался основной контингент - двести немцев и - Сергей был готов поклясться, что пятьдесят, но Сергей-командир поправил : пятнанадцать поляков.
К десяти утра лагерь, как проросшую грибами после дождя поляну, заполнила толпа, среди которой действительно 'тусовалось' пятнадцать, т.е. fufzin, поляков из Вроцлавского университета. Повели всех завтракать во второй раз. В полдень состоялось открытие лагеря с подъемом всех флагов, с представлением ректору Технического университета Дрездена, с зачтением плана работ... В шесть же имел место вечер дружбы. Сергей оценил, как труден хлеб переводчика. Когда надо понимать не только и не
сколько говорившего на изысканнейшем Hochdeutsch
ректора доктора Мюллера, а и кошмарное шипение,
забивавшее помехами на всю длину любое предложение. Худо-бедно Сергей справлялся. По-крайней мере, после именно его перевода, как он надеялся, русские стали в нужную очередь для получения спецодежды и спецобуви.
Медосмотр, беглый и похожий на посещение участкового - Drei Minuten pro einen Menschen und
ein Naechster..., три минуты на человека и следующий.
После осмотра Сергей-командир собрал всех русских участников работ и, переспрашивая Сергея-переводчика, объяснил, что каждый теперь подчиняется своему - 'как, не понял ?' - ...Бригаденфюреру !?' Увидев нехорошую усмешку командир заметил : "Так не шути!.." И всех разлучили.
Сергей вместе с Володькой Реженашвили, греком из Тбилиси, попал в бригаду 'цво', то есть вторую. Еще через час к палатке подошел бригадир Бодо, невысокий плотный парень. Он с удовольствием хлопал своих русских Kumpeln по плечам и давал хлопать себя : "Also, Morgen six!" "Was six?" - не понял Сергей. "Aufwachen, um sieben - Appel, dann schuften !" "Пахать с семи..." - объяснил Сергей Володьке. Тот просто ответил : "Хороше."
А пока в шесть вечера они с Володькой тянулись в гору, идя по ущелью среди сосен по песчаной тропе. Окрестности напоминали немного Карелию, только слева глубоко внизу шумел горный
поток. Два раза навстречу попадались деревянные скамеечки на двоих, развилку осенял добротный указатель с названием конечных пунктов, обозначением километража и потребного времени пути. "Прямо!" - потащил Володька Сергея налево.
Дорога выполаживалась. Они вышли на луга, сделали еще один поворот в рощице и вступили в
деревню. Точнее, в улицу, состоявшую из каменных фахверковых
домов, не имевших возраста, окруженных стенами каменных заборов, толщиной в кирпич. Гастхаус, 'гаштет', был приподнят над домами, все его окна ярко горели.
Внутри сидело множество людей. От веселья, громкого смеха, звона кружек дрожал самый воздух, как дрожит воздух над перегретой землей.
Вновь прибывших моментально поглотила толпа. Сергей, решивший держать себя в руках, понемногу
цедил пиво. Напротив сидели немцы, двое - снизу, из лагеря, один - пожилой, еще двое, по
виду, уставших пролетариев. После осушенной кружки пива Сергей бухнулся как в воду, в общую беседу, заказал еще один Grossbier. Светловолосый парень, Франк, говоря почти только с Сергеем, изредка кивал на него - Es klingt gut ! С каждым новым Bierglass речь окружавших распадалась на отдельные, очень громкие, звуки. Болтали обо всем, ржали после очередного глотка пива, хлопали друг друга по плечам... И в итоге
Сергей, потеряв Володьку, нетвердо спускался к лагерю во время от полуночи до двух часов ночи, ухватив Франка под локоть. Сновидений не было, а было то, что Сергей увидел Гюнтера, стоявшего в растворе палатки : "Guten Morgen!" Сергей с трудом двинул глазами на Володькину кровать. Она оставалась не смятой. На остальных ворочались, с хрустом разгибались люди. Было три
минуты седьмого.
Трава, на которой стояла палатка, была мокра на вид и на самом деле. Вместо воздуха легкие поглощали клубы неопадавших водяных капель. Дуновение утреннего ветра загоняло холодные мокрые струи под куртку. Холод подгонял. Освежившись от умывания под ледяной водой, Сергей разглядывал окрестности. Невозможно было узнать, где они сейчас находились. Из ущелья как дым от влажных дров выползал туман. Туман покрывал и все окружные вершины гор, и лагерь, казалось, одиноко лежал под серым небом. Из-под тяжелых дымившихся клубов проступали на миг черные громады, но новые струи тумана наползали и стирали их из виду.
На Appel'е - построении - раздавался план на день. Озвучивал его железнодорожник, плохо знакомый с немецким произношением, и Сергей постоянно переспрашивал у маленькой, черноглазой немки, стоявшей рядом с ним, после чего переводил командиру. Володька прибыл после завтрака, пропитанный благовониями, сытый и отдохнувший. Командир недовольно вполголоса что-то
сказал, и Володька кивнул и ответил опять : "Хороше!" Когда пошли на посадку на рабочий поезд, разразился настояший ливень. Сергей, командир, успокоил : "В прошлом году тоже каждое утро лило, а с двенадцати - дикая жара..."
Поезд останавливался на трассе, выбрасывая, как десант, очередную бригаду, и с раскачкой двигался по рельсам.
Первые три недели шла обычная работа по замене
довоенного еще участка железной дороги, положенной на чугунные шпалы. Дорога петляла среди волнистых гор и над городками с красно-черепичными крышами. Каждое утро начиналось
ливнем. К десяти шум воды, щедро проливавшейся сверху, сменялся ревом вздувшихся многочисленных ручьев и речушек, а к двенадцати, будто специально к обеду, солнце высушивало небо до белизны, загоняло потоки в незаметные русла и тянуло всех работающих заснуть крепким сном. Сном, тем более крепким, чем ближе к подъему был отбой. Начиналась работа необычайно рано - в 6-30 утра. В три часа полусонные бригады прибывали в лагерь. В лагере сон разгонялся в течение двух следующих часов - пока мылись, ходили
zeltenweise, по выражению Бодо, ужинать. И с шести начиналась свобода! Свободу меняли на 'гаштет наверху', в Бад-Шандау, лежавшем за ближней горой. Сергей очень близко сошелся с Володькой, и они вместе обшарили все окрестные городки, откуда возвращались обыкновенно после двух ночи. В шесть же утра снова обходил все палатки похожий на Карла Маркса Гюнтер со своим : "Guten Morgen!"...
В выходные гуртом ездили по окрестностям, намеченным для посещения начальством лагеря. Городки, прятавшиеся в ущельицах, зацепившиеся за
склоны гор по берегам Эльбы, напоминали скорее декорации для съемок фильмов, но все дома были обжиты, звенели колокола лютеранских церквей, а из распахнутых окошек домов на центральных - рыночных- площадях смотрели на многочисленных туристов обитатели городков. Как и когда-то в старину, через Эльбу переправлялись на пароме. Толпа собиралась на пристани, сходила на большую
платформу, раздавался резкий гудок, и платформа медленно отрывалась от берега... Вечера по уик-ендам заканчивались по обыкновению в кабаке под немецкое хоровое пение и с поглощением немецкого пива : светлого, янтарного, темного, вишневого цвета, холодного, под закуску Bratenwuerst'а с горчицей...
Когда кончились две трудовые декады и получили деньги, коллективные походы в кабаки сменились беготней по магазинам, и все собирались вместе только для перезда в следующий пункт на карте Германии. Сергей побывал в Дрездене, Лейпциге, Готе, Эрфурте, Веймаре, Айзенахе и Берлине в течение десяти дней.
В Лейпциге была остановка на несколько часов. Сергей подхватил Петера, который был родом отсюда, и они вдвоем отправились по городу. Петер с видимым удовольствием водил Сергея.
...На старинной ратуше задвигались чугунные молотобойцы, ударяя поочередно в огромный колокол
на макушке центральной башни. Один выбивал частые, звонкие, быстро гасившиеся звуки. Низкий гул от ударов молота другого раскачивал под ногами брусчатую мостовую площади...
...Томас-Кирхе была окружена рощицей высоких густых деревьев, под тенью которых стоял каменный человек. В парике, с дирижируюшей правой рукой. До Сергея легонько дотронулись - солдат в советской форме держал в руках фотоаппарат и старательно подыскивал слова : "Геноссе, фотографирен, битте..." Второй стоял в трех шагах поодаль. Сергей молча взял фотоаппарат. Солдаты стали плечом к плечу перед пьедесталом, закрыв надпись "Johann Sebastian Bach", и , будто ожидая команды, стали глядеть в
объектив. Сергей щелкнул. Солдаты с облегчением отошли от памятника. Первый взял фотоаппарат, и оба они, немного косолапя, пошагали прочь, оглядываясь и едва касаясь друг друга плечами, как в строю...
На следующий день была запланирована поездка в Веймар и Бухенвальд. Сергей успел уснуть в поезде за те полчаса, что тащились из Готы. До
Бухенвальда шел автобус, среди пассажиров которого большинство были русские. Дорога постепенно поднималась. Внезапно, автобус, качнувшись, остановился на площадке перед бетонным шоссе, скрывавшимся за поворотом среди букового леса. Это шоссе - 'Дорогу смерти' - не касались колеса автомобилей, от чего она была опрятной и ухоженной.
...Ровно уложенная плита кончалась едва заметным
швом и переходила в такую же плиту. А бетонка
уходила все вправо, за густые деревья, выложенная из ровных плит. И Сергею вдруг захотелось отдалить миг, когда дорога закончит свой бег!
Шоссе вырвалось из леса и неотвратимо приближалось к песочного цвета каменному бастиону. Последняя плита ушла под массивную железную решетку, и Сергей поднял глаза. В центре затейливых фигурных ворот перед его лицом
висели слова : "Jedem das Seine!" - Каждому свое! Он вошел в открытую калитку...
Музей был похож на Музей истории Ленинграда - стеклянные витрины с экспонатами, надписи, фотографии, опять надписи, пожелтевшие тетради, обрывки бумаг, плети, дубинки, кандалы, очищенные
от ржавчины... Сергей вошел не один, но через некоторое время он невесомо скользил от стенда к стенду, читал, рассматривал фотографии. Фотографировались охранники лагеря, одни и с заключенными. Фотографировали вновь прибывших, отовсюду, в той одежде, в какой кто был застигнут. На одном из фото замерла колонна усталых людей в буденновках, пилотках, длиннополых шинелях. Вид сверху - тысячи людей, разбитых на квадраты, застывших на суточном Appell'е. И опять улыбающиеся охранники, позирующие сбоку от изможденных людей в полосатых пижамах и уродливых деревянных колодках. И трупы - голые, одетые, одиночные, кучами, на плацу, на виселице, во рву, в кузове грузовика... И рядом и среди трупов - люди в униформе, которых попросили оторваться на
секунду от работы...
Лица убивавших были до удивления одинаково-стертыми и уверенными, как у людей, трудившихся под охраной закона. Их показания, простые и убедительные : "...Я сказал ему, что буду мучить его, если он будет жив к моему приходу. Когда я пришел, то увидел, что он висел сидя на корточках под дверью..." "...Я сорвал с одного из них шапку (Muetze) и бросил за спину часовому. Заключенный побежал подобрать ее, так как за потерю ее грозило суровое наказание. Едва он поднял шапку, часовой
выстрелил ему в голову, потому что был приказ стрелять за попытку побега..." "...Я велел заключенному стать ноги вместе в центре камеры, обвел краской вокруг его ступней и сказал, что если он переступит за эту линию,
то я забью его до смерти. В десять утра на следующий день я пришел, увидел, как заключенный
пытается удержать равновесие, но его шатало, и он не мог устоять на одном месте, как я приказывал. Я не помню, сколько времени я его избивал, но он был живуч и долго не умирал... "
Жители Веймара, согнанные американцами в лагерь.
И полная достоинства стыдливость обнаженных мужчин в последнюю минуту жизни...
Сам лагерь был очень небольшим. Из музея - комендантского дома- и от казарм охраны асфальтовая дорожка вела вниз, через карцер с крошечными камерами, в которые набивали по несколько человек. На дверях камер крупными черные буквы на белых табличках - "... замучен... за 36 часов до восстания...за 24 часа..." Это сдавило душу сильнее, чем картины массовой смерти. Массовая смерть казалась следствием обстоятельств, общих для массы разных людей. Мученическая смерть одного была знаком судьбы, который человек носит на себе с рождения. Сергею стало вдруг плохо.
Сергей шел по 'Аллее Наций' - длинной баллюстраде с одинаковыми стеллами с названиями стран, из которых попали сюда, на склоны Эттерсберга, люди. День был нежаркий, по небу расползались белые полосы, как по ворсистой ткани расползается пролитое молоко. Зловеще свистел ветер над пустым полем бараков и с колокольной башни...
Сергей замкнулся и всю обратную дорогу до Веймара держался поодаль и от своих и от Петера с Гюнтером. Для этих двух это не было откровением, просто история собственной страны, без разрывов, от Средних веков до нынешней их страны, которая была, правда, только частью той,
тридцатипятилетней давности.
А Сергей все думал о смертном знаке судьбы...
...Рота прочесывала ущелье. Оно было завалено валунами - идти цепью стало невозможно, поэтому вперед ушло отделение Новикова. Дозорные карабкались, обходили груды камней под напряженным вниманием сотен глаз. Через некоторое
время раздавался свист, и солдаты, внимательно глядя под ноги, осторожно поднимались следом. Глубоко под камнями тонко журчал ручей, и время
от времени со свистом летел камешек или с грохотом разрыва обрушивался валун. Десантники приседали, вскидывая автоматы. Отходило эхо камнепада, и движение вверх продолжалось.
Россыпи камней поредели, рота выстроилась в две
густые цепи и, звякая оружием, стуча ботинками,
упорно двигалась к гребню...
Следов 'духов' было мало - нашли брошенный плащ, рюкзак, несколько пустых магазинов от АКМ,
но разведгруппа из пяти человек ушла именно в это ущелье и не вернулась. И целый батальон обшаривал хребет Гюльджара, со всех сторон стягиваясь к месту встречи на гребне, до которого было уже рукой подать из этого ущелья.
Сергей перепрыгнул через камень - забившийся глубоко в щель ботинок мелькнул и исчез. Сергей
наклонился, вокруг собрались солдаты. "Cаперы!.." - побежало негромкое эхо. Ботинок просто свалился, его достали, он пошел по рукам. "...Никифоровский. Я знаю!" - торопливо говорил кто-то за спиной. Комроты Дементьев крикнул :"Внимательно!"
Пошли медленнее. Вдруг снова крик. Справа. Цепь
опять стала.
Вокруг небольшой площадки сгрудились солдаты. Двое внезапно схватились за животы и присели. У
Сергея будто стянуло ледяным шквалом кожу. Он неверными шагами приблизился к кругу людей и увидел что-то красно-сизое. У него подкашивались ноги, он поспешил, чтобы опереться на плечи стоявших и оказался совсем близко. Красная туша с седыми волосами очертанием напоминала человека,
лежавшего на спине. Рядом валялись разодранные форменные тряпки. И из месива в двух метрах от
Сергея выпросталась белая ладонь.
Сергея мутило, рвало слизью, но взгляд его не мог ни миг оторваться от этой ладони, и он заметил множество крошечных камушков, облепивших кровавое запястье. Как больно впиваются острые песчинки в мясо, лишенное кожи... Его передергивало долго именно от видения острых как
иглы камней, терзавших незащищенное тело...
Сергей пытался вспомнить Никифорова из разведроты. Потом Сергей долго смотрел на его фотографию и винил себя, что не смог вовремя найти и разгадать проклятый знак. Он не примерял к себе такую смерть, его собственный инстинкт хранил его от чрезмерного воображения. Но почему так и почему именно этот ? - это занимало Сергея только до следующих боевых...
После Бухенвальда Германия распалась для Сергея на немыслимо древнюю, из которой перешли старинные аккуратные домики, городки, пиво, и нынешнюю, по которой он ходил и ездил. А эта, в Бухенвальде, была особой страной со своим происхождением, с особым народом, пришедшим ниоткуда и исчезнувшим. Немцы, которых он видел,
с которыми дружил, не могли быть такими. Хотя сколько молодых лиц видел Сергей на фотографиях под козырьками Muetze и Stahlhelmen...
Еще мелькнули Эрфурт, Айзенах, Берлин... - и очень не хотелось уезжать.
В этот раз Ленинград не стал для него незнакомым, как прежде после месячного отсутствия, когда Сергей, свежий, с Юга, летел с отцом на такси из аэропорта и жадно разглядывал изменившийся город.
Тяжело возвращаться оттуда, где жил, а не отдыхал, ибо с каждым мгновением жизни оставляешь частичку души. И Сергей сопротивлялся изо всех сил возвращению в прежнюю свою жизнь, сознавая, что надо скорее продолжить жить здесь,
а не порхать во снах по оставленной любимой с
детства стране. -------------------------------------------------------
Part 2
Часть 2.
...Поток дней подхватил Сергея, как и многие другие до него поколения выпускников. Новым было только изменение скорости жизни, даже не величины скорости, а направления ее вектора - от
получки до получки, от старшего инженера к ведущему, от ста двадцати к лишней пятерке через
пять лет, в общем, от двадцати трех к шестидесяти. Первый шок от разности скоростей прошел через неделю, и потекла череда дней в отсутствии беспорядочности студенческой жизни.
Борьбой Сергей уже не занимался, во-первых из-за отсутствия времени, во-вторых из-за возраста и бесперспективности. Главным делом после работы оставался немецкий : Сергей по-прежнему был активистом институтского студенческого немецкого клуба, который продолжал регулярно выпускать спектакли раз в семестр. Они
сделали 'Марию Стюарт' (не всю, конечно), после Нового года - первого для Сергея Нового года проведенного дома с родителями - принялись за какой-то детектив. Репетировали два раза в неделю, до полуночи. Клубом руководила молоденькая Татьяна Сергеевна, подключившая к процессу мужа, профессионального режиссера. Они, Сергей, Лена Авдеева, Толька Голубев, очень серьезная блондинка Светлана, часто собирались у Татьяны Сергеевны дома. Только Сергей из всех был не из института, остальным пока еще (по их
меркам) было далеко до послевыпускной поденщины.
В общем, Сергей инстинктивно сопротивлялся старению, ложился спать заполночь и отсыпался до
обеда за столом на работе.
Работу свою Сергей получил на распределении, как ближайшую к месту жительства. Это было конструкторское бюро 'со славными трудовыми традициями, крупными достижениями и активной деятельностью'. До того, как пройти вовнутрь мимо охранников в штатском, Сергей имел беседу с кадровичкой в комнате посетителей, его долго представляли разным начальникам, видно было, что в кадрах понятия не имели, куда его сунуть. Да
и сам Сергей добавил сложности, заявив с порога, что работать на Контору у него ни малейшего желания. Кадровичка покраснела, возмутилась, как воспитательница в пионерском лагере и продолжила поиск подходящего места для нового молодого специалиста. Место нашлось через день, Сергей получил - временный пока - пропуск и был допущен перед ликом начальника то ли первого отдела, то ли режима. Прежде всего, Сергей был ознакомлен с внутренней анкетой, в коей требовалось указать обо всех контактах с иностранцами, о родственниках жены (буде таковая имеется). Сергей с удовольствием настрочил на страницу о поездке в Германию, привел список немцев, с которыми обменялся адресами , написав фамилии, естественно, по немецки, и протянул это
режимщику. Тот стал необыкновенно серьезен, позвонил куда-то, таинственно заговорив :"...Да, говорит, имел ! К восемьсот девятому не могу его
допустить, а весь отдел на нем...Можно к вам зайти ? " Он , не глянув на Сергея, попросил его подождать в кадрах, вышел, положив Сергееву
писанину в папку.
Сергей нахально передал 'своей' кадровичке, что, вероятнее всего, его не примут на работу из-за контактов с иностранцами, вызвав у той краску и раздражение: "Вы к нам распределены и обязаны отработать три года по законодательству!.." Сергей потом не раз записывался на прием к заму по кадрам с одним и тем же вопросом, как сделать так, чтобы уйти. Зам, обликом схожий с Кальтенбруннером, с брезгливой жалостью во взоре, небрежно отвечал всякий раз : "Вы работаете по специальности !". Переждав, пока Сергей сформулирует следующую фразу, говорил опять :"Вы работаете по специальности ! Вам делать нечего, что вы меня отрываете по всякой ерунде ?" Однажды Сергей не сдержался и, как мог презрительно, заметил : "Я имею право спрашивать о чем угодно, а вы...обязаны мне объяснить !" После чего встал, отшвырнул стул и вышел. Уже в коридоре он услышал, как с шумом открылась за спиной дверь.
Зам, высоченный, с красным лицом стоял в двух шагах от Сергея : "...Ты что себе позволяешь ?.." Сергей завелся : "Ты мне не тычь !" и, закинув голову, не отрывался взглядом от выкатившихся от
гнева зрачков. Тот чуть придвинулся, и Сергей, почувствовав удивительное спокойствие, спросил : "Может подеремся ?" Зам овладел собой и ушел, покачиваясь на длинных ногах, в кабинет. Сергей даже не обратил внимания, были ли рядом еще люди, громко вздохнул и, чуть-чуть трясясь, отправился домой.
Работа состояла в вычерчивании за кульманом каких-то схем, вероятно, очень необходимых, но от
вида которых Сергея разве что не тошнило. Контора была весьма охраняемым объектом, что осложняло просто выход наружу даже во время обеда, уже не говоря о том, чтобы сбежать пораньше. Начальник отдела, осведомленный о последней аудиенции Сергея у зама по кадрам, напрочь отказался вести какие-либо разговоры 'о перемещениях кадров' :"В отделе не хватает людей,
а у меня слишком много работы, чтобы няньчиться с вами!" Сергей не имел на примете никакого другого места, но сама обстановка несвободы угнетала. Он частенько выписывал себе по выдуманным причинам, обычно 'по семейным обстоятельствам', увольнительные, покидал свое рабочее место и с удовольствием шел по улице, заходил в кондитерскую, в книжный магазин и возвращался домой позже, чем обычно после финального звонка в пять пятнадцать в Конторе, внутри которой, как он знал, за несколько минут
собиралась у проходной очередь из людей, жаждущих добежать до раздевалки первым, получить пальто и скорее, на улицу, вон !
Сергей все-таки разыскал внутри Конторы отдел, дававший относительную свободу - патентный. Начальник отдела маленький Кир Михайлович, молчаливый, едкий, с которым Сергей переговорил в течение пяти минут, за неделю 'оформил' Сергея к себе. Сергею было раздолье - патенты на
всех возможных языках, местные командировки в Инженерный замок, в которые можно было отправиться к десяти утра. Сергей еще не осознавал, что нет другой жизни, кроме работы, поэтому он так торопился завершить каждый рабочий день. Но будни становились светлее.
И также буквально, потому что кончался январь. Изменялись и 'семейные обстоятельства'. Как бы невеста Марина аккурат в самое темное время года прямо спросила Сергея, как он собирается объяснить ее родителям, что он так долго ходит к ней. Сергей смутился, попытался напомнить ей, как он не так давно сам предлагал ей пожениться. Марина сидела прямо, обхватив руками грудь, прямым немигающим взором, слегка наклонив голову с копной вющихся волос, и ждала. Сергей подбирал слова. "...И когда ты собираешься на мне жениться?" - ее карие глаза были строги. Сергей ответил, что сейчас он не собирается. Небольшой Маринин подбородок очертился тенью. Глаза ее не опечалились, а затаили хищный прищур. Сергею расхотелось о чем-то еще с ней, разговаривать, он распрощался и ушел. Марина не вышла в переднюю его проводить.
Сидя в автобусе, Сергей чувствовал облегчение. С легким сердцем он приехал домой - завтра местная командировка, можно было встать попзже.
Ото сна его пробудил звонок в дверь. Сергей глянул на будильник - только половина девятого - и пошел открывать. Сердце заколотилось будто после долгого простоя - он увидел Марину. Это было настолько неожиданно, что он ничего не сказал ей, буркнул и пропустил ее в квартиру. Пока Сергей умывался, искал одежду, застилал кровать, Марина, не шелохнувшись, стояла в передней. Когда Сергей справился с беспорядком, он вышел к Марине. "Может ты поможешь мне раздеться ?" - проговорила она с отвращением. Потом она прошла в комнату, огляделась, хмыкнула
и села, как и вчера, прямая, со сцепленными на груди руками. Сергей устроился в кресле напротив нее. Они молчали долго, Сергей косился на часы : уже девять...половина десятого... Наконец
он пристально посмотрел на нее. Глаза Марины горели как угли, рот подобрался, изредка она шумно выдыхала. "Я не понимаю, в чем дело ?" "Он не понимает ! Тогда ты сейчас же поедешь со
мной к моим родителям и скажешь, что ты не собираешься жениться !" "А причем тут родители ?" Марина вспыхнула : "А куда ты все время приезжал ?" Сергей молчал. Марина вдруг расплакалась, Сергей обнял ее, она успокоилась, вынула пудренницу. Сергей немного повеселел. Потом они позавтракали, Марина поехала в институт (она заканчивала Герцена), Сергей проводил ее. Возвращаясь, он чувствовал какое-то беспокойство, то ли от того, что очень быстро прошел гнев Марины, то ли, что сам не может себе сказать, любит ли он ее.
На следующий день в отделе Сергею позвонили по
городскому телефону. Звонила мать. Тусклым голосом сообщила, что к ней на работу приехала Марина с родителями. Сергей выдавил : "Зачем ?" Мать чужим голосом спросила : "Ты прикасался к ней ?" Сергей покраснел, оглянулся и не ответил.
"Будь, пожалуйста, после работы дома. Они тоже приедут." Сергей положил трубку.
Кир разрешил уйти с обеда, но Сергей, как потерянный, бродил по городу, не заходя никуда. С тяжелыми ногами он подходил к двери дома. Ему открыла мать. Сергей искал ответ в ее лице, но она, вздохнув, пошла в комнату, из которой раздавался громкий женский голос. Сергей опустился на табурет. Против воли ему пришлось слушать голоса в комнате. Говорили ее мамаша и его отец. Сергей попал в окружение чужих взглядов. Прямо перед ним в своей неизменной позе сидела Марина, на диване - ее родители с осуждающими лицами. Отец стоял посреди комнаты, как распорядитель. Мать Сергея ушла на кухню.
Разговор был гадкий - когда, сколько, кому теперь верить. Отец наседал, выясняя, собирается ли Сергей жениться. Взгляд Марины был тверд. Ну, хорошо, он собирается жениться на Марине. Идиотизм - впутывать родителей...
Маринино семейство уходило полностью, провожать их вызвался отец. Как он ни делал глаза, чтобы
Сергей присоединился к нему, Сергей остался дома. Мать только и сказала ему : "Ты разве не видел, какие это люди!" Сергей был переполнен злобой, недоумением от примитива происходившего, кроме того, к удивлению своему, он сам не был в себе уверен... Вспомнилось старое приятелево : "...Мальчуган, жизни не знаешь!.."
В общем, в начале июня была сыграна свадьба с
единственным родственником со стороны жениха, то
есть им самим. Где жить - вопрос решился естественным образом. К родителям Сергей с женой
ездил единственный раз, они к Сергею в его новый дом ни разу явились, как ни умоляла теща, 'очарованная' свекором. Мать звонила Сергею на работу, да сам Сергей навещал мать на работе, на Марсовом поле.
Сергея окунули в семейную жизнь. По выходным родственное семейство пробуждалось поздно, к одиннадцати, затем они вдвоем с Мариной таскались по универмагам в центре. Родители ее занимались бесконечной уборкой квартиры, к чему привлекали Сергея. Квартира, в которую он прежде так часто и с удовольствием приезжал, становилась с каждым днем чужой. Мамаша регулярно выговаривала Сергею за лень, за отсутствие цели в жизни, а когда Сергею надоедало слушать, призывала звучным голосом 'Алешу', тестя. Тот не замедлял являться, соглашаясь с доводами тещи, тряс головой с роскошными фамильными волосами : "Мужчина - для того, чтобы облегчать жизнь женщине!" Марина обыкновенно присутствовала на 'разборе', но не говорила ни слова. Сергей, когда ему надоедало, уходил в их с женой комнату, а в квартире долго еще не смолкали осуждающие речи. Марина, когда они наконец оставались вдвоем, заявляла : "Если ты женился на мне, то должен меня обеспечивать!" Сергей однажды не выдержал, напомнил ей историю женитьбы. Марина расплакалась,
а Сергей ушел спать в большую комнату, вызвав недоумение у тестя :"Ты где должен спать !?" Сергей удивился и впервые за все время посмотрел тестю в глаза, которые стали походить на поросячьи. Сергею стало неудобно, он молча отвернулся и заснул.
Утром Марина встала раньше Сергея, приготовила ему завтрак, чего ранее не случалось, была очень приветлива и проводила его до самой двери. Сергей обернулся перед тем, как уйти - Марина ожидала на пороге. Сергей, помедлив, все-таки направился к лифту.
Днем он позвонил матери, пообещал зайти в субботу. "Тебя до сих пор пасут, опять куда-нибудь уведут" - сказала мать, после чего они поговорили о Крыме, где родители проводили отпуск. "Одни" - обронила вскользь мать.
...Выйдя с приятелями под навес над проходной, Сергей сразу увидел Марину. Она стояла одиноко с таким направленным взглядом, что приятели, ни разу не видя ее раньше, сразу догадались :"О, за
тобой уже пришли !" Сергей не спеша подошел к жене под прицелом ее глаз. "Ты вел себя вчера как идиот !" - звучно сказала она, когда Сергей остановился в двух шагах от нее. Сергей разглядывал ее. Ее подбородок вдруг задрожал, выражение в глазах стало жалким. Сергей продолжал стоять, и Марина медленно повернулась и потерянно побрела прочь. Сергей все-таки догнал ее, она уцепилась за его руку, и они долго, не разговаривая, шли к метро. По дороге домой, к ней, Сергей глядел на ее лицо, и жалость к ее глазам, готовым залиться слезами, поборола его. Он взял Марину за руку, ее рука,
слегка влажная, слабо ответила на прикосновение...
Дома Марина успокоилась. Теща изредка мелькала в кухне, тесть смотрел телевизор. Мир был восстановлен. Ночью в постели Марина торопливо обнимала его.
Утром Сергей побоялся позвонить матери и решился только через несколько дней. Мать ни словом не обмолвилась о его невыполненном обещании, спрашивала только как дела на работе. Сергей вечером, ни секунды не задержавшись, отправился домой. В квартире его встретила обстановка, что будто ничего не происходило два дня назад. Голос тещи с восточно-роскошным именем Эльвира креп и набирал прежнюю уверенность. Сергей же решил поступиться в надежде наладить семейную жизнь и даже доставил видимое удовольствие 'Алеше', выслушав о ближайших планах его, Сергея. А планы были восхитительны! Во-первых : поразгружать ночью вагоны, потому что жене нужны сапоги. Во-вторых : познакомиться с родственниками, чтобы они узнали, какой муж у Марины. В-третьих : неприлично, что Марина еще не ждет ребенка. А в-четвертых... Сергей покраснел и послал его в пизду. Выскочила из кухни теща, опять квартира затряслась от ее трубного голоса.
Сергей тряс Марину за плечи, но она давилась слезами и отмалчивалась. А потом, отплакавшись, решительно отправилась в гостиную. Слышно было только тещу, иногда Сергей разбирал и слова, сказанные его женой. Через полчаса Марина тихо скользнула в дверь, позвала Сергея ужинать, успокоив, что все в порядке и проч.



Страницы: 1 2 [ 3 ] 4 5
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.