Чтение 3–й страницы книги ~Тараканьи бега~

* * *

Дряхлому блокшивскому чиф-компу приходилось туго. Дерево каталогов коверкалось и трещало, как береза под ураганом; бархатный саунд изрядно подрастерял свою бархатность и жалобно лопотал нечто, главным образом состоящее из "не представляется возможным" да "анэвэйлэбл оперэйшн"... Чин-чин злобно избивал сенсоры, вопил в контакт-микрофон мольбы пополам с нецензурщиной; Чин-чин взмок, и комп, казалось, тоже, но проку от всего этого выходило не больше, чем от всеобщей борьбы за мир в Галактике.

Не было бы все так беспросветно, имей возможности злосчастного компьютера хоть чуть-чуть меньше ограничений.

Вот ведь сундук все-таки...

Старая (это чтоб не сказать "древняя") добрая базовая комбинация - монитор, системный блок, органолептический контактор... Три кита, на коих покоится миропорядок. Как освящено веками. Как прилично. Как завещал великий Билли. Нет бога, кроме Билла, а "Макрохард груп" - пророк его...

А ведь могли, могли бы габаритные размеры вот такого чиф-компа измеряться в ангстремах, и любую наисложнейшую операцию мог бы этот самый чиф выполнять в миллиарды раз быстрее... Мог бы, не будь на свете монстра по имени Макрохард. Господи, и как же только деятели этой суперфирмы не изгалялись ради сохранения за ней статуса безусловного лидера в комп- и околокомп-делах! Скупали да гноили патенты, любой ценой впихивали конкурирующие направления в черный запретный список, возглавляемый клонированием человека, психотропней да киборгоникой... Изворачивались, выворачивались, на ушах стояли (то на собственных, то на чужих) - и таки добились своего. Нет, даже им не удалось пообрубать все неподконтрольные ветви комп-эволюции, но удалось им эти самые ветви превратить в чахлые полусухие веточки. Да и главную-то ветвь, которую глобальным стволом назначили, - и ей то и дело учиняют косметические обрезания. "Определяющий потребитель - Космофлот. В экстремальных ситуациях чем проще, тем надежней. Надежней иметь не один сверхкомп, а много взаимно дублирующих недосверхкомпиков. Стал-быть, все во имя определяющего потребителя и ему же на благо. А также - даешь всеобщую универсализацию и глобальную стопроцентную совместимость! Посему: быстродействие не более чем... объем памяти не более чем... принцип кодировки и хранения информации - от сих до сих (шаг влево, шаг вправо - огонь на поражение)"...

А поскольку все сии "неболеечемы", старательно всобаченные в бездну ООРовских законов, инструкций да регламентов, нами освоены, запатентованы и насижены - вот вам, господа конкуренты, стыдный отросток поперек хари! Жрали, жрем и будем жрать из этого корыта исключительно только мы! Ясно?!

Это же просто из головы выдумано, что на прогресс, дескать, узду не накинешь. Это просто для красоты сказано, что, мол, рукописи не горят. Горят как миленькие. Даже если писаны не руками и не на пэйпарлоне, а на оптико-магнитных носителях с гарантийным сроком хранения информации 1010 лет...

...Ощутив потным затылком колебание воздуха, учиненное открываемым люком, Чин-чин свирепо завопил прямо в микрофон: "По распорядку у меня еще три часа комп-времени!", одуревший комп не менее злобно прорявкал: "Нераспознанная команда! Отказ!", и Белоножко шарахнулся было из рубки, но тут же додумался сказать: "Это я".

- А-а... - из Чинарева словно бы воздух выпустили. - А я думал, опять этот хакероборец прется...

Комп снова полез давать оценку услышанной информации, но Чин, яростно сплюнув, вырубил саунд-контакт.

Виталий облокотился о подголовник пользовательского кресла и некоторое время молча сопел в чинаревскую макушку. Потом спросил:

- Ты что, пытаешься ее "воскресителем" вытащить?

- Чем только не пытаюсь... - буркнул Чин, утирая физиономию рукавом.

- Ну?

- Орбиту гну! Этот старый хрыч специально поназаписывал поверх стертого всякую галиматью. Хрен теперь там что-нибудь восстановишь!

Белоножко немного помялся, затем предложил обреченно:

- Давай, может, я?..

Чинарев только фыркнул вместо ответа.

- Ты не очень-то, - староста обиженно шмыгнул носом. - В этой, между прочим, программе моего труда не меньше, чем твоего...

- Не труда, а убитого времени, - раздраженно поправил Чин-чин, стремительно наяривая на контакторе. - За компом ты вправду отпыхтел как бы не дольше моего. А результату с того?

Виталий опять шмыгнул носом, но от дискуссии предпочел воздержаться.

Несколько мгновений утонуло в тягостной молчанке - только длинные сквозняки волнами плескались по рубке от коровьих вздохов старосты Белоножко. Наконец положительный человек и надежда курса сказал:

- Я семечницу не брал. Честно.

Чин-чин мучительно вывернул голову и снизу вверх уставился на него:

- А чего ты решил, будто я решил, будто это ты? И кстати, что это у тебя с рожей?

На Виталиевой щеке растопырилось багровое пятно сложной конфигурации.

- Это Ленка, - снова вздохнул обладатель пятна. - Это я ее попросил отдать программу.

- А чего ты решил, будто это она?

Виталий объяснил почему. Чин-чин немедленно взъерепенился:

- Ну вот, теперь этот старый гад... - Он обернулся к интеркомовскому микрофону и повторил раздельней и громче: - Старый гад, понятно?! Вот теперь он начнет уськать нас друг на друга, а вы и рады стараться... Хоть бы подумал, ты, псих: даже захоти она сдемократить эллипсеты, так это ж еще надо знать, как они выглядят!

- Ну, по-моему, ты уж совсем ее за не знаю кого держишь, - обиделся положительный человек. - Не может же она до сих пор...

- Может, может! Эта секс-аннигиляция кроме своих причесок ничего не... О, легка на помине!

- А я тебе, Чин, кофе принесла, - вполголоса сообщила секс-аннигиляция, входя и воровато оглядываясь. - А то ты свой утренний не допил, а в нем умереть сколько полезного для мозгов.

Чинарев изобразил на лице благодарность и принялся устраивать огромную дымящуюся чашку на подлокотнике. Тем временем Леночка удостоверилась, что Изверова в рубке нет, и осмелела.

- Так вот это и есть здешний комп? - презрительно осведомилась она, вперив надменный взор куда-то между монитором и дисплеем внутреннего контроля.

Чин-чин фыркнул: "Что я говорил?!" и неприлично заржал. Виталий поскреб затылок. Леночка окатила обоих ледяной волной из пары своих карих бездонных омутов и заявила с достоинством:

- Просто я не знала, что они до сих пор бывают такие большие. Все, которые я видела, были маленькими. И зелеными. А этот серый.

Чинарев на ее заявление отреагировал странновато. Он вдруг изогнулся невероятнейшим образом, без малого просунув голову меж Халэпочкиных колен, и застыл, пристально глядя вверх.

Виталий подумал, что несчастный студент спятил, или поражен внезапным параличом, или то и другое разом.

Леночка проявила больше догадливости. Поскольку юбки на ней не было, а наличествующее одеяние мимолетному взгляду вполне могло показаться тоненьким слоем краски, то единственным, подо что мог пытаться заглянуть обладатель древнегреко-египетских мускулов - это косынка. Сообразив все вышеизложенное в течение микросекунды, Леночка [Мило зарделась и произнесла:

- Ну потерпи, еще не готово. Вечером все увидишь.

- Ленок, ты способна на подвиг? - Чин-чин не изменил позы, и голос его пресекался от напряжения.

Леночка зарделась еще милее:

- Смотря ради кого... то есть чего.

- Ради меня! Ты могла бы ради меня пожертвовать самым святым?

- Прыткий какой! - пролепетала Леночка в крайнем смущении. - Вот так тебе сразу возьми и жертвуй... Приличные люди сначала знакомятся с родителями, ухаживают... Объясняются... Ну... Ну хорошо. Только не здесь же и не при нем, - она коротко глянула на обездвиженного Виталия, который вполне бы сгодился для надгробного памятника Заветной Мечте.

- Именно здесь и при нем, - нежно произнес Чин-чин, распрямляясь, и вдруг гаркнул так, что даже Белоножко вмиг утратил незыблемую монументальность: - Снимай платочек, горе мое!!!

Единственно, чему папа-директор сподобился выучить свое достойное чадо, так это беспрекословно повиноваться руководящему рявку. Пальцы Леночки моментально вздернулись к косыночному узлу.

А рявкнувший снова заговорил нормальным человеческим голосом:

- Детка-лапочка, ты хоть соображаешь, на что навертела свою драгоценную челку?

До юной Халэпы начало доходить.

- Я думала, это тоже одеколон, - бормотала она, разматывая волосы. - Думала, зачем тебе два? И запах такой приятный у тебя в каюте стоял - думала, от него...

- Это не одеколон пах, - мрачно прокомментировал Белоножко. - Это текила воняла.

- Сам ты!.. - окрысилась Леночка. - А потом так здорово придумалось с челк... чел... ой!

То ли она запуталась в волосах ногтями (каждый из которых, кстати сказать, являл шедевр живописи и длиною был без малого в дюйм), то ли еще что, но только временно исполнявший обязанности бигуди эллипсет-контейнер выскользнул из девичьих рук и упал. Прямехонько в чашку.

- Молодец, - Чин-чин отер с лица брызги и осторожно запустил пальцы в приторную горячую жижу под названием эрзац-кофе. - Одно слово - Халэпа.

Леночка обиженно шмыгнула носом, но Промолчала.

Некоторое время все наблюдали, как по бокам контейнера оползают и срываются на пол густые, исходящие паром потеки.

- Может, еще заработает? - нервно облизнулся Виталий. - Все-таки плазменная гравировка, термостойкость, защита... А механизм приема-подачи промоем... Может, еще ничего, а?

- Против нашего Ленка никакая гравировка не устоит, - вздохнул Чин-чин. - В общем, так: если ты (это Леночке) не хочешь ударить перед поверяющим чем-нибудь в грязь и подвести папу, и если ты (это старосте) не хочешь отвечать за срыв практики, то чтоб мне через полчаса семечница была чиста и работоспособна. Поняли?

- Поняли, - папенькина дочка осторожно, двумя пальчиками взяла контейнер и снова шмыгнула носом. - Лично я все поняла. Все-все. Пошли, Виталенька, - тут она как-то очень сложно улыбнулась (половина ее лица, обращенная к старосте, улыбнулась обещающе, а другая, повернутая к Чинареву, - мстительно), - пойдем, Виталь, мне как раз хотелось пообщаться с тобой... как это... тет-на-тет.

Выходя из рубки, она зыркнула через плечо, желая насладиться выражением Чинчиновой физиономии, но насладиться не удалюсь: студент Чинарев беззвучно и самозабвенно ржал.

Повезло всем. Даже хромой Недобиток спасся: он кинулся наутек прямо под ноги Гиганту, и тот его не заметил. А вот Рысак... Наверное, рано или поздно это должно было случиться. Рысак слишком бравировал своею знаменитою прытью, слишком уверовал в свою безнаказанность. Ему уже казалось мало просто спастись, он каждый раз норовил поглумиться над неповоротливостью Гигантов, над их тупостью... Вот и доглумился, паркет ему ворсом...

Осторожно приподняв край конфетной обертки, Ногочет следил, как Гигант нагибается, рассматривает черное тело, скорчившееся у самых его Гигантовых ступней жалко и трогательно, как зарубленная топором старушка... Потом страшилище выпрямилось и обвело коридор пристальным взглядом отвратительных мокрых глаз. Ногочет снова поторопился уронить себе на голову яркий красивый целлофан, занавешиваясь им от этой жуткой ищущей пристальности. "Только бы не заметил! Темнота-укрывательница, Теснота-защитница, смилуйтесь! Только бы не заметил!"

Да нет, на Укрывательницу с Защитницей надеяться не следовало бы: какие уж Темнота-Теснота могут быть под невесомым полупрозрачным обрывком среди огромного коридора! А все-таки, корчась под никчемным, но (душистым и очень красивым укрытием (хорошо укрытие - усы аж до половины торчат!), Ногочет вдруг услыхал тяжкий грохот Гигантовых шагов. Стихающий грохот. Удаляющийся. Ф-фу... Красота спасла таракана. Значит, и мир она тоже наверняка спасет.

Он опять выглянул - как раз вовремя, чтоб заметить Хлеболюбку. Та выползла из-под плинтуса, замерла на миг, настороженно озираясь, а потом отправилась к бездвижномy Рысаку.

- Куда?! - рявкнул Ногочет. - Назад, инсектицид тебя побери! Уползать надо! И поскорее!

Хлеболюбка растерянно прижалась к полу:

- Как уходить? А он? Нельзя же его вот так бросить!

- Можно! - Ногочет выскочил из-под своего укрытия и побежал к ней. - Конечно, Рысака жаль, но себя еще жальче. Поняла?

Хлеболюбка всхлипнула, безотрывно глядя на мертвого:

- Сколько добра пропадает!

- Лучше жить голодными, чем сытыми сдохнуть! - дернул ее за левую заднюю Ногочет. - Бежим, покуда не поздно! Во, слышишь?!

Откуда-то из-за коридорного поворота катилось громыхающими басами тягучее эхо:

- ...немедленную санобработку, а то скоро по ногам шнырять станут! И уборщиков всех перепрограммировать или вообще новых купить. Грязь развели... Фантики, объедки, плевки на полу... М-м-мер-р-рзос-с-сть!!!

- Да что вы, господин директор, стоит ли так волноваться? Из-за какого-то одного...

- Одного? Знаете, как говорят: видишь одного, значит, их сотня...

...Чин-чин громко, с прискуливаньем, зевнул.

Хваленый программ-пакет с претенциозным названием "Достоевский" оказался таким же барахлом, как и все прежние программы-литераторы, сколько их ни рождалось на свет от самого дня сотворения мира всеблагим господом Биллом Гейтсом.

Вот уже полчаса Чинарев убивал время, меняя вводные параметры, но стряпня лжеДостоевского от раза к разу делалась только хуже.

Вот уже полтора столетия человечеству обещают, будто компы не сегодня-завтра научатся создавать шедевры искусства по заказу да в считанные секунды, но...

Но.

Все-таки дохлое это дело - поверять гармонию алгеброй. Даже сам Достоевский, и даже владеючи алгоритмированием, ни за что не смог бы состряпать программу, каковая писала бы "точно как он". Потому что даже сам Достоевский наверняка не знал, каким образом ему удается писать "как Достоевский". А господа... э-э-э... (Чин-чин вызвал на экран копирайты пакета) господа Янкель, Дюнкель и Мацюлин К. Дж. почему-то вообразили, что знают. Давленый таракан "как зарубленная топором старушка" - обхохочешься!

Ни одна программа не умнее своего программиста - вот откуда произрастает позорная немочь таких попыток. Наверное, разработчику следующего "Достоевского" нужно родиться одновременно и гениальным литератором, и гениальным искусствоведом, и гениальным программистом, и черт его знает кем еще, но чтобы тоже всенепременнейше гениальным. Вот только - увы! - гениальные программисты встречаются отнюдь не чаще, нежели гениальные литераторы, а о гениальных искусствоведах Чин-чину вообще как-то не приходилось слыхивать...

...Чинарев опять вошел в установки "Достоевского" и начал было менять вводную "таракан Рысак" на "смотритель блокшива Изверов В.Б.", но довести это занятие до конца не успел.

Входной люк распахнулся так резко, будто бы снаружи, из коридора, его пнули ногой. Победоносно размахивая "семечницей", врубку ворвалась Леночка.

С первого взгляда Чин-чин, конечно, не сумел распознать, изменилось ли состояние злополучного эллипсет-контейнера. Но вот что сама Халэпа претерпела изрядные внешние изменения - это прямо-таки вонзалось в глаза. Цветастенький платочек с ее головы исчез, и наверченный на упомянутой голове парикмахерский шедевр оказался открытым для всеобщего обозрения (посмотреть очень даже было на что, однако вряд ли хоть какой-раскакой литературный гений смог бы описать увиденное словами). А еще Леночка успела заменить спортивный костюмчик на домашний халат. И вот тут-то, именно с первого же взгляда, Чинарев понял, отчего Изверг считал ТОТ костюм верхом непристойности: он - Изверг - просто еще не видал ЭТОГО халатика.

Вслед за Леной в рубку протиснулся староста Виталий Белоножко. Он именно протиснулся (бочком, очень неловко), хотя люк был распахнут настежь. Положительный человек был до того красен, что испятнавшие его лицо многочисленные оттиски губной помады почти не угадывались на общем фоне. Вероятно, они не угадывались бы совсем, ежели бы Виталий не столь отчаяно пытался вытереть их обоими рукавами.

Поведение старосты неопровержимо свидетельствовало, что Леночка обслюнявила его очень по-подлому: без объявления войны и перед самым входом в рубку - именно чтоб не успел обтереться и выглядел как можно предосудительнее. Юная Халэпа изо всех сил пыталась растолкать дрыхнущую мертвым сном Чин-чинову ревность, но даже всех девичьих силенок на этакое дело оказалось мало. Единственно, к чему объект Лениных ухищрений проявил заметный интерес, так это к состоянию контейнера.

- Мы отмыли его кипятком и почти час держали в кухонной сушилке, - досадливо ответила папенькина дочка на немой вопрос обернувшегося к ней Чинарева. - А потом я дула в него своим феном. На максимуме.

- Утюгом не гладила? - хмуро спросил Чин-чин.

- Нет, - захлопала глазищами Леночка. - А надо было?

Фыркнув, Чинарев выволок откуда-то из-под кресла серый карбопластовый сундучок, поставил его напротив одного из комповских дистанц-портов и буркнул в контактный микрофон:

- Выйди из Интерсети, подключи сетевой модем к копировщику через порт номер... э-э-э... - Чин выдернул из Леночкиной руки многострадальное вместилище эллипсет, вложил его в услужливо приоткрывшийся, брызнувший индикаторным многоцветием сундучок и, кривясь, потряс растопыренной пятерней: - Вымыла, называется... нет, придурок ты электронный, это я не тебе. На чем я?.. А, через порт "один". Все, экшн.

Экшн, однако, не состоялся.

- Не могу выйти из Интерсети, - сообщил комп. - Идет прием сообщения. Ждите.

- Долго ждать-то? А ну, давай прием на экран.

- Отказ, - кокетливо проворковал электронный баритон. - Конфиденциальная информация. Введите пароль.

- Тьху, будь ты трижды неладен! Кому хоть адресовано?

- Отказ. Введите пароль.

Чин-чин озадаченно изломил брови:

- Что еще за шпионские страсти? А ну-ка...

Происходящее становилось чересчур интересным, чтобы просто дождаться освобождения сетевой линии и заняться своим делом. Своим-то делом заняться никогда не поздно, а вот сунуть нос в чье-то чужое - можно и опоздать.

Чин-чиновы пальцы заметались по сенсорам контактора.

Несколько секунд Белоножко и Леночка недоуменно следили за этим метанием, потом староста отважился на вопрос:

- А что ты, собственно?..

- Если этот конспиратор уже хоть раз получал такие сообщения, то пароль я из суб-памяти с кишками выну.

- Да разве такое возможно? - Виталий озабоченно нахмурился.

- Задачка для дефективных детишек, - фыркнул Чин, не переставая трудиться. - Особенно, если конспиратор - хлоп развесистый; а я имею веские основания полагать, что он именно развесистый хлоп! - последние слова Чинарев почти выкрикнул в направлении интеркома внутренней связи, явно надеясь, что конспиратор (он же Изверов Вэ Бэ) услышит сию малолестную характеристику.

Комп вдруг часто-часто заморгал рубиновым треугольничком экшн-сигнала и сообщил:

- Прием завершен. Доступно отключение от сети.

- Не-е-етушки, - ласково пропел Чин, избивая сенсоры, - теперь ты от меня так легко не отвертишься... Теперь-то уж я...

Подавившись недоговоренным, он изумленно вытаращился на экран комповского монитора - там вдруг принялись суетливо выстраиваться столбики нелепых насекомоподобных значков-растопырок.

- Вот это и есть искомое сообщение? - Белоножко преисполнился таким сарказмом, что даже позабыл обтирать с физиономии губную помаду.

Не отводя глаз от испятнавшей экран белиберды, Чинарев кивнул, пробормотал бессмысленно:

- Стиснув зубы, вздыхая о сем да о том,

Он проник в свои кудри пытливым перстом

И сурово взял к ногтю искомое

Надоедливое насекомое...

- Ой, мальчики, а ведь действительно совсем как букашки! - Навалясь на спинку операторского кресла, Леночка протянула к экрану изящнокогтистый "пытливый перст": - Вот паучок, и вот паучок... а вот тараканчик...

Согнутый ее напором в три погибели, Чин задушенно прохрипел:

- Детка-лапочка, слезь с меня! Ты мне своими грудями все уши поободрала!

- "ВСЕ уши"! - презрительно передразнила Халэпа, отодвигаясь, - "Грудями"! Говорить научись, ты... не-до-тро-га... - (последнее словцо в милых девичьих устах прозвучало, как омерзительнейшая матерщина).

Положительный человек Белоножко вздохнул и тоже отошел в сторонку. Можно было бы и так сказать, что он потихоньку, стараясь не привлекать к себе внимание сокурсников, убрался в дальний уголок рубки - вполне можно было бы так сказать, имейся в блокшивской рубке хоть один угол.

Старосте, надежде курса и прочая, было весьма хреново. Судя по бледности физиономии, испарине и кусанию губ, надежду курса терзала непереносимая зависть. Уж он, Виталий-то Белоножко, случись ему угодить хоть затылком, а хоть и чем угодно иным в жаркие тиски Леночкиного бюста... Уж он бы тогда не то что язвить - дышать заопасался. Даже если бы эти две литые упругости впрямь ободрали ему уши... или что угодно еще... Но о подобном Виталию оставалось только мечтать. Единственно, что давеча соблаговолило выпасть на долю горемычного старосты, так это мимолетное, отнюдь не ласковое прикосновение оказавшейся поразительно твердой и хлесткой Леночкиной ладошки. Ну, и еще пятна помады на щеках - лиловые, светящиеся... Точь-в-точь лишаи, которые через два-три часа после концентрированных нейтринных ударов обычно проступают на трупах... И запах помады... Редкостный аромат байсанских флайфлауэров может вызывать утонченно-возвышенные ассоциации не у всех даже тех немногих, кто знает, что в захолустной дыре под названием Байсан по сию пору никак не могут довымереть заповедные твари, смахивающие на помесь фиалки с тараканом.

Виталий облизнул затерпшие губы. Откашлялся. Сказал:

- Это просто какой-то сбой передачи. Так бывает. Все-таки космос же! Разные излучения, помехи. Это же только поговорка такая: вакуум, мол, пустота. А на самом деле... - Наверное, он и сам почувствовал, до чего не к месту приходится говоримое. Почувствовал и умолк.

А мигом позже решила заговорить Халэпа Леночка.

- Это не сбой, - сказала она, опять (правда, на сей раз издали) вытягивая палец по направлению к монитору. - Это эти... иерогольф... иероглифы, вот. Ими когда-то вместо букв писали всякие китайцы. Сверху вниз.

Папенькина дочка поглядела сперва на Чинарева, затем на старосту и победно ухмыльнулась:

- Ну, что смотрите? Думали, я совсем беспросветная?

Обе повернутые к ней головы одновременно и одинаково кивнули. Потом Чин-чин вдруг выбрался из кресла, подошел к интеркому, достал из кармана запасливо приготовленный рулончик медицинского пластыря и аккуратно залепил акустический и видеодатчики внутренней связи. Полюбовавшись делом рук своих, он вернулся к компьютеру, придвинул к себе контакт-микрофон:

- Создай на эф-четыре файл "Букашки-таракашки" и перекачай туда принятую информацию. Из оперативной памяти, суб-памяти и из сетевого регистра все, касающееся последнего приема, стереть. Экшн!

Комп деловито запульсировал индикаторами.

- Зачем ты?.. - Виталий нервно оглянулся на обеспомощневший интерком. - Зачем тебе лезть в изверовские дела?

- Да так, - Чин-чин мило улыбнулся, - с детства люблю всякие головоломки. Надеюсь, ты не осуждаешь мое поведение?

По лицу старосты было видно, что он, староста, очень даже осуждает это самое поведение и очень-очень хочет его (поведение) пресечь, но...

Но.

Слишком уж дружелюбно, прямо-таки нежно улыбался развалившийся в операторском кресле обладатель геракловской мускулатуры. Улыбался и говорил:

- Есть такая детская подначка, которую даже ясельные сосунки постыдились бы назвать шифрованием: набираешь текст вручную, скажем, на англосе, в режиме, скажем, древнекитайского шрифта. Понимаешь? Тычешь пальцем в латинские буквы, а на экране - давленые букашки.