Чтение 3–й страницы книги ~Храбр~

— Дитя-то дитя, а ты его меч видел? Который в тех санях? Князю впору меч.
— М-да, — согласился Василий. — Только он с мечом управляется еле-еле. Я намного лучше.
— А зачем ему? Он тебя и без меча уделает. Дерево сломает и треснет по репе.
— Ты чего такой злой сегодня? — удивился Василий.
— Вчера торговался плохо, — объяснил Лука.
— А-а...
Илья, который весь разговор прекрасно слышал, растянул губы в медвежьей ухмылке.
— Дядя, а дядя, — подал из саней голос Микола.
Он всегда так просто называл своего храбра, чем заметно смущал окружающих.
— Ну?
— Я вот думаю... А отчего у нас варяги правят? Как это вышло?
Позади захохотали Петровичи.
Илья оглянулся и вопросительно двинул бородой.
— Мы просто так, — объяснил Лука.
— Вы просто так замерзнете, братья, — сказал Илья. — Заиндевели уже. Вы бы пошевелились для согреву. Вот как я.
— Успеем еще... Пошевелиться.
— Ну-ну.
Илья сел прямо и надолго задумался.
— А почему варяги правят? — спросил он наконец.
Петровичи расхохотались опять. Хорошо, от души.
— У великого князя нашего и благодетеля дедушка был кто? Варяг, — сказал Микола. — Я знать хочу, с чего все началось.
— А-а... — понял Илья. — Ну, это просто. Ну, ты представь...
И опять надолго задумался.
Микола ждал. Шумно дышали кони, под копытами и полозьями скрипел утоптанный снег. Позади негромко перекрикивалась челядь Петровичей. Там целый обоз шел, саней пять.
— Вот, — сказал Илья. — Представь. Ты одет в холстину, оружие твое — простая дубина. И вдруг приходят какие-то в кольчугах и с топорами. Ты смотришь и думаешь — ого! Хорошие кольчуги. Хорошие топоры. А эти спрашивают: кому платишь дань? Ты отвечаешь: ну, хазарам. Эти говорят: ничего подобного. Хазарам больше не даешь, нам даешь. Ты спрашиваешь: а что скажут хазары? Эти говорят: ничего не скажут. И всё. И они садятся у тебя дома. И берут с тебя дань. А хазары за данью не идут почему-то. Будто и не было их никогда, хазар. Вот... А эти, в кольчугах и с топорами, сидят. И ты видишь, что они уже говорят по-твоему все до единого, и богов твоих уважают. И один дочку твою в жены просит, сам муж видный, богатый... А хазар нет и нет. И вообще никого нет. Ну, может, придет кто-нибудь, но эти его хрясь топором — и он уходит сразу. Вот... И все хорошо. И предводитель у этих настоящий конунг. И никакие они уже не эти, а свои. И конунг — свой. Мир, порядок, достаток, живи и радуйся. Ну?..
— Что, дядя?
— Представил? Ну, так оно и было. Просто давно. Еще до дедушки князя нашего. Мы ж с варягами соседи. Они не могли не придти. Посмотреть, как у нас тут дела.
Микола сдвинул шапку на глаза и почесал в затылке.
— А мы, значит, с дубинами бегали? — спросил он неодобрительно.
— Зато у нас дубины были — во! — Илья развел руки в стороны. — Нас все боялись. Особенно греки.
— Зачем мы тогда платили хазарам?
— Ну, знаешь... — Илья опустил руки и ссутулился.
— А хазары, они жидовины, — подсказал сзади Лука Петрович.
Микола оглянулся.
— Обдурили нас, — объяснил Лука. — Жидовины хитрые, ты знай, почти как греки.
— Во! — обрадовался Илья. — А мы народ простодушный, мирный и тихий.
— Кто бы говорил, — ввернул Лука. — Слышь, Илья, ты меня извини, брат, но все было по-другому. Новгород сам призвал варягов. С того и пошло.
— М-да? — хмыкнул Илья.
— В Новгороде поднялась смута. Не как обычно там бывает, а долгая смута. И на вече решили, раз сами не справляются, надо призвать князя. И отправили к варягам послов. Сказали — земля наша велика и обильна, порядка только нет. Придите и владейте нами. И пришел конунг Рёрик. Вот откуда началась Русская земля, какой мы ее знаем.
— М-да? — повторил Илья. — И далеко Новгород за варягами ходил? До самой Ладоги, небось?
— Я тебе рассказываю, как про это в летописи! — обиделся Лука. — Сам не видел, но говорят. У новгородцев монах сидит и пишет. И до него монах сидел и писал. И у нас, вон, тоже пишет. Князь к нему ходит иногда, смотрит, чтобы лишнего не выдумал.
— В летописи, значит...
— Ты чего? — не понял Лука.
— Ну, раз в летописи, тогда коне-ечно, — протянул Илья.
Перекинул ногу через шею Бурки, спрыгнул и убежал вперед. Бегал он смешно, на полусогнутых, и широко раскинув руки, будто ему тяжело держать равновесие — да пожалуй так и было. Быстро вернулся, одним движением закинул себя обратно в седло.
— Ты не согласен? — спросил Лука.
— Не-а, — ответил Илья просто.
И крутанул над головой топором.
— Ну, — сказал Лука, — ты нынче главный, брат.
Илья обернулся.
— Я главный, да, — согласился он. — Но еще я природный урманин. Если ты забыл, брат. Мне ли не знать, как приходят варяги. И зачем. А летописи... Их человеки составляют. Василий!!!
— А?! — встрепенулся младший Петрович, испуганно выныривая из шубы.
— Не спи, с коня свалишься! — сказал ему Лука.
— Да ну вас всех, — отозвался Василий и снова уткнулся носом в пушистый воротник.
— Вот и поговори с ним, — пожаловался Лука.
— Отстают твои, — заметил Илья.
Лука посмотрел назад. Обоз за его спиной и правда растянулся.
— Не отставать! — рявкнул Лука. — Подобрались, живо!
— Раскричались... — донеслось из шубы.
— Ох, хлебну я с вами горя... — пробормотал Илья. — Микола!
— Что, дядя?
— Давай с саней. Топай рядом, грейся.
Парубок, недовольно бурча, соскользнул на дорогу и пошел, держа в одной руке вожжи.
— Чего греться-то, если кругом поля. Я понимаю, в лесу...
— Шевели руками, — сказал Илья строго. — Ты должен быть всегда готов. А в поле особенно. Я вот однажды ехал полем. Высоко сижу, далеко гляжу, бояться нечего... Эх.
И замолчал, исчерпав запас красноречия на сегодня.
Белое поле казалось бескрайним, что на восход, что на закат.
* * *
Насколько Илья любил приодеться для города, настолько же просто он облачался в поход. Короткая, чуть ниже пояса, куртка с широкими рукавами, свободные удобные штаны, круглая шапка с наушниками — ничего лишнего и стесняющего движения. Все было шито добротно, из очень дорогого материала, но выглядело скромнее некуда. Обычный походный цвет у Ильи был коричневый, однако на этот раз он надел все серое, видимо с каким-то умыслом.
Братья Петровичи, укутанные в длиннополые богато отделанные шубы, пошитые по греческому образцу, казались рядом с Ильей настоящими боярами.
Зато и задубели они в своей чересчур теплой одежде настолько, что вечером у костра не сразу отогрелись. Василию даже есть поначалу было неудобно, мясо падало из рук.
— Наказание ты мое, — сказал ему Лука.
— А я говорил, — напомнил Илья, — шевелиться надо.
— Нашевелился уже, — прогудел из шубы Василий. — По молодости. Туда беги, сюда иди, того бей, этого не трожь... Скоро опять драться. Дайте хоть сегодня пожить спокойно.
— Да кто ж тебе мешает... Я?
— Нет, ты не мешаешь, — быстро сказал Василий. — Ты никому не мешаешь никогда.
Закутался плотнее и придвинулся к огню.
Когда все поели, Лука Петрович завел важный разговор.
— Илюша, а Илюша, — начал он ласково. — Как бить-то нечисть будем?
— Ты же берегиню поймал, коли не врешь, — Илья хитро прищурился.
— Да ну тебя, — сказал Лука. — Поймал — не прибил. И давно это было. Она раков искала под корягами у берега, зазевалась, а тут мы. Глядим — баба голая волосатая ковыряется на мелководье, лопочет что-то. Думали, просто дура местная. Сразу и не поняли. Руки ей заломали да по морде надавали. Морда страшная... Отпустили потом.
— Когда — потом?
— Ну... Потом.
— Одно слово — бояре, — Илья неодобрительно покачал головой. Заметно было, что он Луке не верит.
— Да какие мы бояре.
— Будете.
— Это, конечно, вероятно. Так что же, Илюша?
— Василий! — позвал Илья.
— Ась?!
— Отниму шубу, — пообещал Лука брату. — Сколько можно спать?
— Ну-ка отними!
— Смотрите, — Илья встал. — Старый волот дерется так.
Илья чуть присел, немного развел в стороны руки и оскалился. Братья Петровичи запахнулись в шубы, будто отгораживаясь, их челядь ступила от костра в тень. И лишь Микола Подсокольник подался вперед, поедая глазами своего «дядю». Приняв звериную боевую стойку, Илья заметно переменился. Теперь он был похож на кого угодно, только не на человека.
— Когда волот прёт на тебя, он не сворачивает, идет прямо. И делает так, — Илья схватил воображаемого противника обеими руками, притиснул к груди. — Считай, ты уже весь поломанный. И тогда он зубами рвет.
Илья несколько раз с лязгом куснул воздух. Получилось убедительно.
— Если ты на волота сам выскочил, он может тебя отбросить, — Илья руками толкнул перед собой. — Полетишь кубарем. Тогда сжимайся в комок и катись по земле. А не то шмякнешься — дух вон. Волот напрыгнет и загрызет.
Петровичи, застывшие истуканами внутри своих теплых шуб, дружно поежились.
— Бойтесь захвата. Пальцы у волотов очень сильные. Если тварь вцепится в руку, считай, она сломана. И оружие должно быть обязательно с темляком. А то вырвет, и в тебя же швырнет.
— Меч-то не вырвет, — бросил Василий пренебрежительно.
— Еще как вырвет. Останется без пальцев, а ты — без меча. Тут он тебя здоровой рукой и пристукнет.
— Ну-ну...
— Рогатина?.. — деловито спросил Лука. — У нас есть.
Илья задумался.
— Нет, — решил он. — И хотелось бы, и боязно. Волот не медведь, у того лапы намного короче. А этого насадишь на рогатину аж по самый перехват, тут он тебя и достанет. Рубить лезвием тоже неудобно, вдруг уловит копье за древко. Ты уясни, брат Лука, волот в драке либо отбивает тебя подальше, либо цапает и дергает к себе. За что поймает, за то и тянет. Даже щитом закрываться нельзя — ухватит волот край щита, не стряхнешь. И чего тогда делать?
— Уяснил...
— И есть у них особенный удар, смотрите, — Илья подобрал руку к груди, отвел назад локоть. — Кулаками они не бьют, не умеют. А бьют вот этим местом. Не ладонью, а ниже. Х-ха-а!
Длиннопалая кисть стремительно метнулась вперед и ударила воздух основанием ладони.
В темноте кто-то громко шмякнулся оземь.
— Ты чего?! — удивился Илья.
— С перепугу, — отозвался холоп Петровичей.
— И чем он особенный, удар этот? — Лука недоверчиво хмыкнул.
— Да есть мысль у меня... Думается, из-за него слухи ходят, что волоты — нечисть.
— Объясни.
— Ну представь. Ты лешему в лесу наступил на лапу сослепу, он тебя — х-ха-а!... — стукнул и убежал. У тебя, может, и синяка не останется. А на самом деле от этого удара внутри что-то сдвинулось. Ты пришел домой, рассказал, кого в лесу встретил. А наутро взял да помер. Значит, лешак на тебя порчу нагнал. Так-то.
— По-твоему выходит, они... Не нечисть? — спросил Лука осторожно.
Илья присел к костру.
— Да мне все равно, — сказал он. — Кто человечину ест, по любому нечисть. Меня соловый этот смущает. Лесные-то больше серые или бурые, а то почти зеленые. Откуда он приперся, да еще с семьей...
— Но как же насчет порчи?
— Кто берегиню поймал — и по морде ей?.. А до сих пор живой.
— Молодая была. Неопытная, — уверенно сказал Лука.
— Ну так увидишь волота — зашиби его сразу, пока не успел порчу навести. Делов-то. Оружие против них — булава. Топором с одного удара не завалишь, а еще застрянет, останешься без топора. Про рогатины да копья говорено уже. Меч... Не знаю. Лучше всего булава. Пляши вокруг, не давай себя достать, а сам бей, бей, бей. На пролом, чтоб хрустело. Волот будет отступать задом. Поколотишь его как следует — повернется бежать. Тогда сразу промеж лопаток или, если допрыгнешь, по затылку. С первого удара промазал — не догонишь, учти.
— А стрелой?..
— Не в лесу же. И одной стрелы не хватит, разве что в глаз. А от Девятидубья до края леса всего ничего. Когда волот из чащи выскочит... Знаешь, а на один выстрел хватит времени. Только я ж тебя помню, ты с луком быстро управляешься, наверняка захочешь второй стрелой угостить волота. Не успеешь, даже не пробуй. Как выстрелишь, бросай лук — и за булаву.
— Ясно, — сказал Лука. — Эх, если бы не порча...
Илья издал странный звук, то ли вздохнул, то ли рыкнул.
— Вот этим ударом, какой я показал, Святогор убил моего коня. Сразу убил, безо всякой порчи. А потом меня свалил. Чуть дух не вышиб, я еле-еле раздышался. Но вроде не порченый хожу.
— А как ты с ним... Вообще? — спросил Лука. — Встретился как?
Илья сунул руку под куртку и задумчиво поскреб там.
— Да стыдно признаться. Я на него конем наехал. Среди бела дня. Он спал в малиннике. Спустился с гор ягодкой полакомиться. И тут как нарочно мне, дураку, малины захотелось. А ветер дул в мою сторону, не учуяли ни конь, ни я. Сказывают, я искал Святогора — не верь. Просто случай.
Илья поскребся снова и добавил:
— Повезло, что он меня свалил. Полез бы я драться, не знаю, чем бы кончилось. А так... Взял он храбра в полон.
Воцарилось молчание.
— А потом? — не выдержал Василий.
Лука крепко ткнул брата локтем в бок.
— Спать пора, — сказал Илья.
* * *
Девятидубье было когда-то большим селом, но год от года усыхало и съеживалось. Как ни странно, причиной тому стало оживление торгового пути. Издревле местные кормили проезжих и устраивали на ночлег, помогали ходить через брод. Когда обозы потянулись чередой, это прибыльное дело заняло столько люда, что почти все население Девятидубья превратилось в обслугу постоялого двора. Конечно весной село пахало-сеяло, летом собирало ягоды-грибы, осенью било зверя, но основой его благосостояния давно уже стало удачное расположение. Селяне научились ловко чинить упряжь и даже кузницу завели ради гостей. Обозы приходили в Девятидубье к вечеру. Киевские переправлялись через речку и становились ночевать, а новгородские двигали через брод с утра. Брод был мелкий, замостить его никому даже не приходило в голову.
Будь село вотчинным, имей строгого хозяина, оно бы наверняка разрослось. А род не боярин, силком не удержит, гвоздем к месту не приколотит. Обозы так и звали за собой молодежь, манили в дальний путь к неведомым краям. Уходили с обозами по-всякому, кто рядился купцам в услужение, кто просто шел следом за подводами счастья искать. И к этой зиме Девятидубье насчитывало три дюжины людей с семьями — ровно столько, чтобы прокормить себя и обслужить гостей. Были местные сыты и одеты, держали скотину, но чувствовалось — доживает село в вольном состоянии последние деньки. Киевляне давно к Девятидубью присматривались, даже не имея в виду карачевских или еще каких, себе его хотели. С решением затягивали потому что проку от Девятидубья было, по сути, немного. Местный род жил своим умом, исправно платил дань, верно знал, кому кляняться. Разве что крестился трудно — вблизи стояло древнее капище, да волхв попался непонятливый. Киевляне сшибли идолов, примучили волхва, и все стало тихо-мирно. Здесь не имело смысла держать воинов, и глупо казалось на такое разумное село тратить даже самого бестолкового тиуна. Девятидубье было на виду и вроде как в порядке. Ну, загибалось потихоньку, но медленно. Все будто чего-то ждали на его счет.
Вот, дождались.
Примерно за версту до реки Илья поднял руку и крикнул вполголоса:
— Стой!
Спрыгнул с кобылы, бросил поводья Миколе, обернулся к Петровичам.
— Вы давайте тут, — сказал он. — Обустраивайтесь на ночь. А я схожу вперед, послушаю.
И, не дожидаясь ответа, ушел по дороге.
— Ты до темноты вернись! — крикнул Лука вслед.
Илья махнул топором, давая знать, что понял.
— Вернется? — спросил брата Василий.
— Булаву-то не взял, — объяснил Лука. — И лук оставил. Послушает, как на том берегу — вернется.
— Ох, знаю я его. Зашибет там кого походя, и дюжины гривен как не бывало...
Неподалеку рассмеялся Микола.