или начальника управления портами Северного морского пути, или еще
что-нибудь такое же громкое. Я пыталась было его образумить:
чтобы к нам, в средиземноморскую бухту, заходили ледоколы?
иврите.
в майки с лозунгом: "Руби Вольф - честь и совесть Кирьят-Шенкина!", бродили
из квартиры в квартиру и, предварительно узнав, говорят ли хозяева
по-русски, агитировали их за "нашего замечательного Рубичку".
репатриантов говорили на иврите лучше своих родителей, то именно они,
подростки четырнадцати - восемнадцати лет, раздавали листовки и убеждали
выходцев из Марокко голосовать за "новые веяния в политике".
оставалось так, как и было, но белокожие блондинки обладали весомыми
аргументами и грозили оставить своих Моти и Свису, если они не проголосуют
за Руби. В отличие от бабуль в майках, работающих за смешную добавку к
пенсии, блондинки старались совершенно бескорыстно. Руби привлекал их своей
импозантностью и сочным баритоном, которым он произносил: "Я родил...".
пяти процентов взрослого населения Кирьят-Шенкина. Оставшиеся сорок пять
были поделены между остальными тремя кандидатами.
пресс-конференцию, на которой поблагодарил присутствующих за поддержку.
Дальнейшая его речь была выдержана в стиле "Здесь будет город-сад!"
секретарша и референт, и я была несколько удивлена, когда спустя год
получила от него приглашение на свадьбу дочери.
x x x
припарковал машину на просторной стоянке перед залом торжеств, приглашенные
уже окружили свадебный балдахин.
центре бассейна. Тяжелый балдахин, символизирующий крышу домашнего очага,
держали над ними четверо дюжих парней. Из-за балдахина зорко поглядывали на
праздную публику бравые охранники. Раввин вовсю распевал молитвы высоким
гортанным голосом.
столик с фирменными конвертами. Денис вытащил заранее приготовленный чек,
вложил в конверт и опустил в ящик. Сервис был на высшем уровне.
в воздух с оглушительным треском взметнулись ракеты, и веселящуюся публику
осветил красочный фейерверк. Вскоре невеста с женихом были украшены
отпечатками разноцветной помады, растроганные дамы в вечерних туалетах
вытирали глаза, а супруги Вольф и Тишлер принимали поздравления. Вместе
четверка счастливых родителей выглядела весьма импозантно: мужчины крупные,
седовласые, в отличных костюмах, а их спутницы, полная шатенка Эстер и
высокая сухощавая Клара, обе в вечерних нарядах, в перчатках выше локтя,
демонстрировали стильные прически и бриллиантовые гарнитуры.
небольшие рюмки, стояли и переговаривались адвокат Беренсон и владелец
издательского дома "Избук" Арье Каменев. К нам бросился уже явно
поднабравшийся журналист местной прессы Саша Беговой, восторженно
описывавший предвыборную эпопею Вольфа.
попытался одновременно поклониться и щелкнуть каблуками, но у него это плохо
получилось.
доверительно прошептал:
шампанское, и мы подняли бокалы за здоровье молодых. После тоста руки, как
по команде, потянулись к салатам, стоящим на трехуровневой подставке в
центре стола. Так как раввин говорил долго, все проголодались.
как смоль волосами, поднес к губам микрофон и запел великолепным баритоном
"Love me tender...". Он выглядел, как вылитый Элвис! Прическа, костюм в
блестках, бархатные обертоны голоса вызывали мистическое чувство, будто
"король рок-н-ролла" встал из могилы, чтобы почтить своим присутствием
почтенную публику. Взмахом руки он пригласил на первый вальс молодых.
Невеста в белом и воздушном скромно отвела головку в сторону: ей было не по
себе от сотен глаз, устремленных на нее.
встали из-за стола, но музыка кончилась. Возвращаться к столу не хотелось, и
мы стали фланировать между пальмами, составляющих основу Оленьего парка,
поминутно натыкаясь на знакомых. Вежливо отвечая на приветствия, мы
останавливались, чтобы перекинуться парой слов, и шли дальше, благо вечер
был нежаркий, а легкий ветерок качал разноцветные гирлянды из лампочек,
развешенные на пальмах.
поздравления и конверты от тех, кто не нашел железный ящик. Его и в самом
деле было трудно отыскать. Ящик стоял около невесты и был укутан ее длинным
шлейфом.
нашему столу. Познакомив Дениса с ним, я продолжила свои вполне искренние
комплименты. - Вечер обворожителен!
я-то знаю в этом толк.
Худощавый саксофонист в джинсовой выцветшей рубашке выводил рулады, закрыв
глаза. Он был весь погружен в музыку. Когда он закончил соло, публика
разразилась аплодисментами.
воскликнул:
бедрами.
из Тель-Авива, шатенку в брючном костюме цвета морской волны.
огненно-красным цветом, а прореженная челка контрастировала платиновым
оттенком.
Лина. Мимо нас стайка официантов в черных фраках проносила подносы с
горячим. Она проводила их глазами и, не меняя интонации, спросила: "Я
слышала, ты влезла в политику?"
Блистая великолепным ивритом, она брала интервью у членов Кнессета и заезжих
гастролеров, деятелей искусства и щедрых филантропов. Интервью получались
небанальными, в них проявлялась человеческая сущность говорившего, и к Лине
всегда стояла небольшая очередь желающих быть проинтервьюированными. У ней
было две особенности. Первая: она курила только длинные тонкие пахитоски,
которые не импортировались в Израиль и поэтому ей все привозили их из-за
границы. Это было что-то вроде борзых щенков. И во-вторых, если Лина не
говорила за деньги, то есть не брала интервью, она пересыпала свою речь
нежным матерком, не стесняясь называть вещи своими именами. Окружающих, не
знакомых с ней, эта манера слегка шокировала, а ее друзья воспринимали
пикантные пассажи, как нечто само собой разумеющееся.
Куклачева с кошками, купившего виллу в нашем городе на берегу Средиземного
моря. Артист предложил переименовать Ашкелон в Кошкелон и организовать здесь
стационарный кошачий цирк. Я в это время заехала к нему с бумагами, и
Куклачев, большой любитель окружать себя не только кошками, но и красивыми
женщинами, предложил остаться и посидеть с ним и с Линой. Я бы и забыла об
этой встрече, но спустя несколько месяцев мы снова встретились с ней на
презентации вышедшей в Израиле книги Михаила Веллера, автора "Легенд
Невского проспекта", и там Лина встретила меня как старую знакомую - она
никогда не забывала имен и фамилий, это была профессиональная черта.
сказала она.
построил. Отхватил хороший куш, но чуть не разорился на росте доллара - ведь
все стройматериалы из заграницы везли.