- носил длинные волосы, заплетенные на затылке в косичку, перехваченную
темной шелковой ленточкой; движения его были медленны и плавны. Менчу
окинула его оценивающим взглядом и, прежде чем коснуться губами края
запотевшего бокала с мартини, улыбнулась по-хозяйски удовлетворенно. Макс
был ее последним любовником.
и напиток. - Он похож на эти чудесные итальянские бронзовые скульптуры,
ведь правда?
переставала удивлять эта способность Менчу извращать все, что имело хотя
бы отдаленное отношение к искусству.
намного дешевле. Менчу цинично улыбнулась.
сомневаться. - Она драматически вздохнула, прикусывая маслину из мартини.
- По крайней мере, Микеланджело изображал их в чем мать родила. Ему не
приходилось одевать их при помощи кредитных карточек.
ресницами. - В том, что никто меня не заставляет. Вот так-то.
делала это нарочно, напоказ, словно дразнясь. Менчу было уже за сорок
(даже более того: ближе к пятидесяти, чем к сорока), однако возраст не
охладил ее живейшего интереса ко всему, что касалось секса. Она ощущала
его присутствие во всем - даже в самых незначительных деталях произведений
искусства. Может быть, поэтому ей удавалось относиться к мужчинам с той же
хищной расчетливостью, с какой она оценивала перспективность предлагаемых
ей картин. Среди своих друзей и знакомых хозяйка галереи Роч пользовалась
репутацией женщины, которая никогда не упускала случая прибрать к рукам
заинтересовавшие ее картину, мужчину или дозу кокаина. Она все еще могла
считаться достаточно привлекательной, хотя, разумеется, трудно было не
заметить того, что, в силу ее возраста, Сесар язвительно именовал
"эстетическими анахронизмами". Менчу решительно не желала стареть, хотя бы
потому, что ей абсолютно не улыбалась подобная перспектива. И в качестве
защитной меры, а возможно, и некоего вызова самой себе она намеренно
старалась казаться вульгарной - во всем, от макияжа и одежды до выбора
любовников. В подтверждение своей идеи о том, что торговцы произведениями
искусства и антиквариатом - всего лишь старьевщики более или менее высокой
квалификации, она изображала эдакую простецкую, грубоватую дамочку, даже
не претендующую на "интеллигентность" (что никак не соответствовало
действительности), приводя в недоумение людей, которые сталкивались с ней
впервые, и открыто насмехаясь над тем кругом более или менее избранных,
где проходила ее профессиональная жизнь. Она разыгрывала эту роль с той же
естественностью, с какой утверждала, что самый сильный оргазм в своей
жизни испытала, мастурбируя перед репродукцией "Давида" Донателло,
напечатанной в таком-то каталоге под таким-то номером. Сесар со
свойственной ему утонченной, почти женской, жестокостью отзывался об этом
эпизоде как о единственном в жизни Менчу Роч проявлении действительно
хорошего вкуса.
столике между ее бокалом и чашечкой кофе подруги. Веки Менчу были густо
намазаны голубыми тенями того же оттенка, что и чересчур короткое голубое
платье. Хулия безо всякого ехидства подумала, что Менчу, наверное, была
действительно красива лет двадцать назад. И ей шел именно голубой.
на аукцион так, как есть... Надо бы выяснить, как повлияет эта надпись на
цену.
точку.
молодых людей, пивших аперитив за соседним столиком, тут же начали
украдкой засматриваться на ее бронзовые от загара ляжки. Хулия раздраженно
повела плечом. Обычно ее забавляло то, с какой откровенностью Менчу
испытывала на мужской части публики свои спецэффекты, но порой ей начинало
казаться, что та слишком уж перебарщивает. Неподходящее время - Хулия
взглянула на циферблат квадратной "Омеги", которую носила на левом
запястье с внутренней стороны, - чтобы выставлять напоказ нижнее белье.
Это чудный, милый старикашка в инвалидной коляске. И если из-за надписи на
его доске ему перепадет больше того, на что он рассчитывал, то он будет
просто счастлив... Он живет с племянницей и ее мужем. Вот уж настоящие
пиявки!
времени вспоминая о своих обязанностях, оборачивался к Менчу и Хулии,
чтобы послать им ослепительную улыбку. Кстати о пиявках, подумала Хулия,
но тем не менее не стала говорить этого вслух. Это вряд ли задело бы
Менчу, относившуюся ко всему, что связано с мужчинами, с прямо-таки
восхитительным цинизмом, но Хулия обладала верной интуицией в отношении
того, что стоит говорить, а чего не стоит, и эта интуиция не позволяла ей
заходить слишком далеко.
Очень небольшой срок, если считать, что мне придется снять лак, раскрыть
надпись и наложить новый слой лака... - Она задумалась. - А еще собрать
документацию по картине и персонажам да написать отчет... Времени уйдет
много. Нужно бы поскорее получить разрешение от владельца.
сферу: уж тут-то она становилась умной и предусмотрительной, как ученая
крыса. В данной сделке она выступала в роли посредника, поскольку хозяин
ван Гюйса не был знаком с механизмами рынка Это она вела переговоры об
аукционе с мадридским филиалом фирмы "Клэймор".
ему семьдесят лет, и ему безумно нравится общаться, как он говорит, с
такой красивой женщиной, которая прекрасно разбирается в деловых вопросах.
имеет какое-то отношение к истории персонажей картины, "Клэймор" сыграет
на этом - увеличит стартовую цену. Ты можешь раздобыть еще какие-нибудь
полезные для дела документы?
Да, вряд ли. Я ведь тебе все передала вместе с картиной. Так что теперь
твоя очередь попотеть, детка моя.
требуется для того, чтобы найти пачку сигарет. Наконец, медленно вытянув
сигарету, она подняла глаза на Менчу.
превратиться в каменный столб, как жена Ноя, или Лота, или как там звали
этого идиота, который маялся дурью в Содоме. Или в соляной, а не в
каменный? Черт их там разберет... В общем, потом расскажешь. - Она даже
охрипла от предвкушения захватывающих и пикантных подробностей. - Потому
что ведь вы с Альваро...
преувеличенно печальное выражение. Это случалось всякий раз, когда речь
заходила о чужих проблемах: Менчу доставляло удовольствие считать всех
своих ближних без исключения слабыми и беззащитными в сердечных делах.
Хулия невозмутимо выдержала ее взгляд, ограничившись замечанием:
И интересует он меня исключительно в этом качестве.
движение сверху вниз. Разумеется, это дело Хулии. Дело сугубо личное, из
тех, которые полагается поверять исключительно своему "милому дневнику".
Однако на месте Хулии она постаралась бы воздержаться от этой встречи. In
dubio pro neo [в случае сомнения - в пользу обвиняемого (лат.)], как
утверждает этот старый пижон Сесар, вечно щеголяющий своей латынью. Или не
in dubio, a in pluvio?
Хулия.
категорически возразила Менчу. - А один год - это, считай, ничего.
Помнишь, как в том танго у Гарделя?
себе. Год назад закончился ее более чем двухлетний роман с Альваро, и
Менчу была в курсе событий. Более того: именно она, сама того не желая,
произнесла когда-то окончательный приговор. В общем-то, она просто
попыталась разъяснить Хулии обычную тенденцию развития подобных связей. "В
конце концов, детка моя, женатый мужик почти всегда остается со своей
благоверной", - сказала она. Может, не совсем такими словами, но сути дела
это не меняло. "Исход битвы, видишь ли, решают все-таки годы, заполненные
стиркой носков и рождением детей. Просто они все таковы, - закончила Менчу
между двумя вдохами кокаина. - В глубине души у каждого из них сидит
прямо-таки омерзительная верность своей законной юбке. Апчхи! Сукины
дети".
кофе, принялась медленно допивать ее. Тогда все получилось очень горько и
больно: эти последние слова, этот стук закрывающейся двери - и потом
минуты, часы, дни, ночи... Такую же горечь и боль причиняли воспоминания.
И те три-четыре случайные встречи в музеях или на конференциях, которые
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Жюль Верн
Посняков Андрей
Смит Кордвейнер