молча глядя мне в лицо, и вдруг сказала:
хоронят. Мы все сделаем...
посмотрела на меня без одобрения и перевела взгляд на коллегу.
- пронеслось у меня в голове, и я начала медленно оседать на пол.
взгляд мой искал каталку и то, что на ней.
себя подойти.
была приходить сюда. Глеб остался бы в моей памяти красивым сильным
мужчиной, а теперь, думая о нем, я буду видеть лишь то, что вижу сейчас. Я
никогда не смогу избавиться от этого.
отказывалась верить в то, что до жути обгорелый труп передо мной - это Глеб.
Все во мне протестовало, точно это злая шутка, которая ни при каких
обстоятельствах не может быть правдой.
спасительное беспамятство.
склонился врач и монотонно что-то говорил. Я не очень-то слушала, боязливо
косилась за его спину, где угадывалась дверь, и мысленно повторяла: "Это не
Глеб. Я же знаю, это не он".
даже договорилась с женщинами обо всем необходимом. "Это не имеет никакого
отношения к Глебу", - думала я при этом и поторопилась уйти. Я почти смогла
убедить себя в том, что так оно и есть на самом деле, но, вернувшись домой и
собирая его вещи, я вновь почувствовала страшную тоску и отчаяние, и никакие
спасительные мысли мне уже не помогали. Я каталась по полу и выла,
отбрасывала прочь костюм, и зарывалась в него лицом, и вновь отбрасывала, и,
как в бреду, твердила:
к телефону с нелепой мыслью, что труп в морге в самом деле кто-то другой,
что все как-нибудь разъяснится и Глеб, живой и невредимый, вдруг скажет:
"Как дела, дорогая?"
согласилась, мне никто не был нужен, никто, никто...
открывать и увидела Володю с женой, ее звали Светлана. Владимир Сергеевич
Калганов был нашим адвокатом, его рекомендовал нам один мой знакомый. Володя
оказался не только хорошим адвокатом, но и приятным человеком, и мы очень
скоро подружились. Светлана, с красными от слез глазами, молча обняла меня и
всхлипнула. Мне же это безмолвное выражение соболезнования было неприятно и
даже тягостно. Впрочем, неизвестно, как бы я вела себя в подобной ситуации.
и совершенно несправедливое в адрес моих друзей.
среди ясного неба. Я узнал полчаса назад. Почему ты не позвонила?
Вот собрала вещи, - кивнула я на кресло и зарыдала. Светлана бросилась ко
мне, а Володя с потерянным видом пялился на костюм моего мужа.
устроились в гостиной.
И не спорь. Так будет лучше. Экспертизу провели... можно забрать тело...
Прости, что я говорю все это... - Он закрыл глаза ладонью, точно желая
избавиться от наваждения. - Ты знаешь, что Глеб завещал себя кремировать?
завещании, которое хранится у меня.
вопрос.
обязан...
беззвучно зарыдала.
не беспокойтесь, все в порядке... Только надо свыкнуться с мыслью...
отвернулась.
предложение остаться у меня я тоже ответила отказом. Мне хотелось побыть
одной, отдаться своему горю, выть и кричать, не сдерживая себя. Иначе можно
лишиться разума.
сторону и тоненько поскуливая, зазвонил телефон.
Светлана. Она приедет утром. Хорошо?
голове, - родственники..." Насколько мне известно, родственников у него не
было. Мать умерла шесть лет назад, другой родни просто не наблюдалось, если
не считать отчима, с которым Глеб, кажется, поддерживал отношения. Я должна
ему сообщить. Он живет в Екатеринбурге. Где-то в бумагах Глеба наверняка
должен быть адрес. Я села за стол, выдвинула верхний ящик и достала записную
книжку, судя по записям, муж начал ее всего месяц назад. Другой в столе не
оказалось. Счета, кипа ненужных бумаг: гарантия на телевизор и прочая чушь,
страховки, потрепанный фантастический роман и пособие начинающему рыболову.
Никаких личных записей или просто клочка бумаги с телефонным номером. Не
помню, чтобы Глеб получал письма или кому-то звонил, я имею в виду своих
личных знакомых. Только отчиму. Но и с ним при мне не разговаривал, просто
сообщал: "Пойду позвоню отчиму". Навестить же отчима никогда не предлагал,
да мне бы и в голову не пришло ехать в Екатеринбург...
беспокойства закралось мне в душу: должно же было хоть что-то остаться.
Впрочем, если заглянуть в мой стол, вряд ли там обнаружится что-то
интересное. Никаких писем и открыток, потому что родственников у меня тоже
нет. А телефоны и адреса общих знакомых в электронной книжке в прихожей.
сделали, когда мы выходили из загса, обычный любительский снимок. Я уткнула
нос в букет цветов так, что лица почти не видно, Глеб в этот момент повернул
голову ко мне, и на фото его лицо неузнаваемо. Часть щеки и затылок. Это
единственная фотография. Я терпеть не могу фотографироваться, и Глеб,
по-моему, этого тоже не любил. Отправляясь в загс, ни о видеокамере, ни о
фотографиях он не позаботился. Володя, узнав об этом, расстроился и поймал
какого-то самодеятельного фотографа. Теперь фотография - это все, что
осталось у меня на память.
настойчиво рекомендовали мне покой и смену впечатлений, сочетание, на мой
взгляд, несколько неожиданное, но спорить я не стала. Наткнулась на
объявление в газете "Отдых в Египте" и позвонила в турфирму. Оформлять визу
не требовалось, загранпаспорт у меня был, в ближайшую субботу я вылетела в
Хургаду и через несколько часов оказалась в отеле "Аладдин" с четырьмя
звездочками на фасаде. Глаз радовали пальмы и экзотические цветы, так что с
впечатлениями все было нормально. Отель представлял собой систему домиков,
на два номера каждый, с симпатичной верандочкой, где было приятно посидеть
вечером, глядя на небо с россыпью звезд.
купания в море на меня напала лень, я сидела на веранде, разглядывала
гирлянды цветов возле дома напротив и подумывала: не подремать ли немного?
смогла лицезреть мужчину в шортах с полотенцем на плече, который поднялся на
веранду двести сорок восьмого номера, как раз напротив меня, и устроился в
кресле, бросив полотенце на ручку двери. Нас отделяло друг от друга метров
пять, не более. Два человека сидят напротив и, разумеется, испытывают
неловкость, в такой ситуации надо либо уйти, либо заговорить.
мужчина продолжил:
здесь другой не бывает".